Яйцо плавно опустилось перед Евгением, и тот понял, что никакое это не яйцо, а среднего роста человек. Кромлех решил было, что это Федор, но нет, это был кто-то другой – хотя чем-то неуловимым напоминал шамана. Угловатое скуластое лицо, остро блестящие глаза с не выраженным эпикантусом, темная кожа. Монголоид. А может, индеец… Да, индеец, скорей всего.

Не молод. Не похож на дряхлого старика, но лет ему явно было немало.

Одет он был, впрочем, совсем иначе, чем шаман – никакого ломболона. Мешковатые потертые штаны из парусины, клетчатая старая рубашка, широкополая соломенная шляпа…

– Вы кто? – неожиданно для самого себя строго спросил Евгений. Только что он был уверен, что не в силах произнести ни слова.

Однако произнесенные им слова были не совсем… не только звуком. Евгений с удивлением увидел, что они вышли из него, подобно переливающемуся облачку пара, на котором был записан его вопрос, и зависли в воздухе.

– Хуан Матус, к вашим услугам, – ответил человек, слегка поклонившись. – Можете называть меня дон Хуан.

Его слова тоже вышли облачком, но записаны были по-испански – Кромлех уже знал этот язык почти как родной.

– Откуда вы? – теперь по-испански продолжал допрос юноша, больше не обращая внимания на то, что они беседовали на манер героев комикса.

Странный старик утробно расхохотался, звучно хлопнув себя по ляжке ладонью.

– Суровый он парень, оказывается, – с веселым удивлением заметил старик в сторону, словно кто-то стоял за его левым плечом.

– Я издалека, – теперь он обращался к Евгению. – Мой уважаемый собрат освободил для меня тут место. Ненадолго.

– Зачем?

– Чтобы я успел с вами переговорить.

– О чем?

– Ну, например, узнать, не страшно ли вам.

– Мне не страшно, – ответил Евгений, осознав, что ему действительно не страшно. Хотя должно было бы.

Дон Хуан снял шляпу, потер виски, нахлобучил ее опять и покачал головой, глядя на Женьку с некоторым удивлением.

– Надо же, – хмыкнул он и снова разразился бухающим смехом.

Евгений мельком обратил внимание, что в чуме все застыли – не только люди, даже огонь и дым. Но юноша просто отметил это, как еще один факт.

Отсмеявшись, дон Хуан разом, не помогая себе руками, легко опустился на пол. На Евгения глядел с веселым любопытством.

– Ты ничего не понимаешь, – заметил он. – Но ничего не боишься.

Его слова искрились и переливались перед Женькиным носом.

– Откуда ты знаешь? – спросил тот.

– Я тебя курю, – преспокойно ответил дон Хуан. – Сижу очень-очень далеко отсюда в зарослях чапараля, в месте силы, и курю. И вижу.

– Где далеко? – спросил юноша.

– Неважно, – старик махнул рукой. – Ну, в Соноре… В Мексике.

Кромлех кивнул – он что-то подобное и предполагал.

Неожиданно индеец поглядел на него прямо и жестко.

– Ты же совсем ничего не понимаешь, – повторил он. – Но принимаешь все, как должное.

Евгений хотел пожать плечами, но тело ему по-прежнему подчинялось плохо.

– Я галлюцинирую. Мухоморы…

Дон Хуан покачал головой.

– Нет, гриб силы только подтолкнул тебя на путь. Как дымок, который я сейчас вдыхаю. А мир остановил ты сам.

– Что значит «остановил мир»? – поинтересовался Евгений.

Индеец хмыкнул.

– Ну, не совсем по-настоящему остановил. Во сне. Понял? Во сне это гораздо легче. А ты хорошо умеешь видеть сны…

– То есть, мы во сне?

Дон Хуан кивнул.

– В моем или в вашем? – продолжал занудствовать Кромлех.

Старик опять разулыбался.

– А какая разница? Да я и сам не знаю. Важно, что мы сидим тут и разговариваем, хотя между нами тысячи километров.

Вокруг его слов, написанных в воздухе, почему-то закружилась пара бабочек-капустниц, отчаянно трепеща бледными крылышками.

– Зачем говорим? – спросил Евгений.

Лицо дона Хуана из веселого и несколько простодушного мгновенно сделалось холодно-сосредоточенным. Его взгляд буквально толкнул Женьку.

– Мне любопытно, – медленно и как-то отрешенно произнес он. – Я тебя уже давно чувствовал, много лет, но не мог выследить.

– Как это?

– Я охотник. Я выслеживаю. Ты – моя добыча.

Евгений тут точно должен был испугаться – но не испугался. А индеец продолжал.

– Я думал, ты дух. Или другое существо.

– Какое?

– Их много. Неважно. Но ты человек, который может стать видящим. Если учить видеть.

– Что значит видящий?

– Прошедший путь воина. Как я. Или как тот, который тут был.

– Шаман?

– Я же сказал – я охотник. И я воин. И я видящий. А ты уже встал на путь воина – сам, без помощи благодетеля. Что большая редкость, вообще-то. Но в твоем случае главное не это.

– А что?

Не вставая, старик коснулся груди юноши. Тому показалось, что при этом рука индейца фантастическим образом вытянулась.

– Сейчас – вот этот знак.

Палец дона Хуана касался крестика на Женькиной груди. Кромлех считал себя атеистом и с детства не был в церкви. Но крестик надела ему мать, и он отказывался его снимать, даже после нескольких проработок по комсомольской линии. Он был настолько упрям, что активисты перестали на него давить и оставили в покое. Впрочем, скорее всего, сказалось тайное покровительство Большого дома, о котором Евгений еще не догадывался.

– Мой путь знания был искажен людьми с этим знаком, – заговорил дон Хуан.

Его голос, до сих пор то звеневший, как ручеек, то четко клацающий, словно счеты, заскрежетал, стал неприятен и тягуч. Так хрустят вырываемые из десны гнилые корни зубов.

Облачко, на котором были записаны его слова, окрасилось тяжелым багрянцем.

– Эти люди прервали мою традицию знания, – голос индейца был равнодушен, но Евгений нутром понимал, что тот очень зол. – Они истребили тогдашних видящих, которые считали себя настолько сильными, что не боялись никого.

Его слова горели в воздухе мрачным пламенем.

– Если они были такими могучими, как же тогда их истребили? – вопрос напрашивался сам собой.

– На людей креста почти не действовала магия. Они жили в другой реальности – ответил индеец.

– Ты говоришь о конкистадорах? – уточнил Евгений.

Дон Хуан помотал головой.

– Забудь ты, чему тебя учили. Записанное в ваших книгах о том времени – совсем не то, что было на самом деле.

– А ты, выходит, знаешь лучше? – Евгений сделал еще одно открытые: в этой ситуации он был способен на иронию.

Но индейца она не проняла.

– Конечно, – пожал он плечами. – Я сам тольтек, и встречался с древними видящими.

Кромлех не нашелся, что ответить. Ну, разве что выразить удивление, что индеец имеет претензию принадлежать к цивилизации именно тольтеков. А не миштеков, сапотеков, ацтеков. К тем же майя, в конце концов… Да какая, собственно, разница, пусть будет, кем хочет, все равно он мухоморная галлюцинация!

Но дон Хуан, казалось, увидел его мысли.

– Ты не понимаешь. Сказать, что я «тольтек», все равно что сказать, что ты… кто ты там?

Он пристально поглядел на Евгения.

– Ну да, «студент-историк». Это то, кем ты являешься в мире. А тольтеки – линия видящих, к которой я принадлежу. И будешь принадлежать ты. Впрочем, по крови я все же потомок тех тольтеков, про которых ты подумал.

– Как это «буду принадлежать»? – заинтересовался Евгений.

– Когда станешь моим учеником и назовешь меня благодетелем, – мягко улыбаясь, произнес дон Хуан.

Вылетающие из его рта слова снова заманчиво искрились.

– Зачем? – Евгению действительно было любопытно.

– Потому что сам знаешь, что так правильно, – убежденно сказал дон Хуан. – И потому что возможность видеть, которая у тебя была от рождения, подтолкнул удар, который ты получил в детстве. Эта была та самая точка невозврата, на которой мир схватил тебя и повлек по предначертанному тебе пути.

Евгений и сам всегда чувствовал нечто подобное, но тут заупрямился.

– Мир тут не причем!

– Причем, причем, – хихикнул индеец. – Он поставил тебя на путь, а ты понял, что у этого пути есть сердце.