- Какого хрена! - громко воскликнула Шарон, с озадаченным видом заглядывая в боковой кармашек дорогущей кожаной сумочки. Обычно мобильник был там, но сейчас карман был пуст. Она запустила пятерню в нутро сумочки и принялась рыться там - так ретивый ветеринар просовывает руку в коровье влагалище, нащупывая голову теленка.

Шарон её раз ругнулась, а потом вспомнила, что оставила мобильник на своем рабочем столе в редакции. Продолжая громко браниться, она направилась в гостиную, где стоял телефон, и увидела, что автоответчик просто разрывается от количества записанных сообщений.

* * *

К тому времени как Шарон начала читать предварительный выпуск газеты с разоблачениями министра иностранных дел, Майк уже позвонил в отдел новостей "Дейли Трибьюн". Ловушка уже сработала, и, согласно разработанному совместно с Джорджиной плану, Майку предстояло предупредить противника до того, как "Дейли" успеет отпечатать весь тираж.

Но ещё прежде он позвонил Джорджине.

- Джорджи, дело сделано, - сказал он. - В предварительном выпуске "Дейли Трибьюн" разместила на первых пяти полосах зловещую историю о чудовищных похождениях двуличного министра иностранных дел.

- Отличная работа, Майк, - похвалила она. - Но нужно ещё кое-что сделать. Ты знаешь, где найти Алленби?

- В одном из трех пабов, где они сейчас отмечают свой триумф. Я его в два счета разыщу.

На редактора отдела новостей "Дейли Трибьюн" Майк наткнулся уже во втором по счету пабе.

- Алленби, дубина ты этакая! - с места в карьер заорал он. - Мы уже получили опровержение насчет Эджертона. Наш человек связался с МИДом, и там подтвердили, что дочку Линг родила от приятеля Джека, с которым тот учился в Кембридже. Они познакомились, когда Джек и его приятель путешествовали по Таиланду, но сам Эджертон никакого отношения к этому ребенку не имеет.

- Если ты думаешь, что я поверю этой белиберде, - проорал в ответ Алленби, пытаясь перекрыть адский шум в пабе, - то ты ещё больший мудак, чем я думал. - Уж я-то прекрасно понимаю, что вы на все пойдете, чтобы угробить наш успех.

- Послушай меня внимательно, - настаивал Майк. - Я уже позвонил Дугласу Холлоуэю и секретарю "Трибьюн". Эджертон наверняка подаст на вас в суд. Линг Синваени категорически отрицает, что он - отец её ребенка. Ее "интервью" на самом деле дала совсем другая проститутка, рассчитывавшая таким образом нагреть руки.

- Но как же фотографии, банковские чеки? - растерянно пролепетал Алленби.

- Они совершенно подлинные, - заверил Майк. - После смерти своего друга Эджертон стал добровольно посылать ей деньги. Отец девочки - не он. У нас есть официальное заявление МИДа на сей счет. Щедрость Эджертона объясняется исключительно его добротой и высокими человеческими качествами. Вы должны немедленно остановить печатные станки и уничтожить то, что уже успели сделать. В противном случае вам не сдобровать.

Алленби прекрасно понимал, что ему в любом случае не сдобровать. Он ни на мгновение не сомневался, что Шарон сделает козлом отпущения именно его.

Он попытался связаться с ней, позвонив по мобильнику, но тот не отвечал. Тогда он позвонил ей домой, но также безрезультатно. В конце концов он наговорил сообщение на её автоответчик и принялся дожидаться, пока Шарон перезвонит.

Впрочем, особого значения её звонок не имел, ибо Дуглас Холлоуэй уже успел распорядиться немедленно приостановить станки. Лишь несколько тысяч экземпляров успели поступить на лондонские улицы, и все курьеры "Трибьюн" отчаянно пытались заполучить их обратно, прежде чем газеты поступят в продажу. Но задача была невыполнимая. Даже один-единственный проданный экземпляр мог повлечь за собой судебный иск на баснословную сумму.

Попытка оклеветать благополучного семьянина, облеченного к тому же рангом министра иностранных дел, обойдется "Трибьюн" не в один миллион фунтов, а уж уволенных и пострадавших в результате этой чудовищной промашки будет не счесть.

Ранние выпуски всех главных газет сразу поступают на Кингз-Кросс* (*крупный вокзал и пересадочный узел в Лондоне), в типографии, а также в ту же ночь доставляются в отделы новостей всех национальных газет. Соперничающие издания проверяют, кто кого обскакал, а также пытаются воспользоваться чужими сенсационными материалами для включения в собственные, более поздние выпуски.

В течение нескольких минут после поступления "Дейли Трибьюн" телефоны пресс-секретарей министра иностранных дел буквально раскалились от лавины звонков. Аппаратчики чиновников подобного ранга должны быть доступны для репортеров в любое время суток.

Опровержения напечатанной информации посыпались словно из рога изобилия, одновременно с угрозами судебного преследования против "Дейли Трибьюн".

Дуглас, прекрасно понимая, чем это грозит, мгновенно распорядился, чтобы во всем тираже "Дейли Трибьюн" на третьей странице напечатали опровержение и принесли официальное извинение Джеку Эджертону. За всю историю существования Флит-стрит ещё не было скандала подобного масштаба.

"Трибьюн" в мгновение ока сделалась всеобщим посмешищем, а Дуглас больше всего на свете не выносил, когда его выставляли в дураках.

На следующее утро он вызвал Шарон уже в 8 часов.

Одетая в несвойственный для себя мрачный черный костюм, Шарон стояла (приглашения присесть разумеется, не последовало) и, понурив голову, в течение получаса выслушивала отповедь Дугласа, который бичевал её самыми хлесткими словами, не стесняясь в выражениях.

- Большего позора история журналистики не знала! - вновь и вновь кричал он. - Ты опозорила "Трибьюн" и обесчестила нашу профессию. Не говоря уж о том, что нам придется выплачивать рекордную в истории сумму в качестве покрытия морального ущерба.

Наконец Шарон осмелилась приподнять голову и тихим голосом промолвила:

- Дуглас, я согласна с каждым вашим словом. И мне остается принять единственное решение, сколь болезненным оно бы для меня ни было. Я вынуждена уволить человека, который виноват во всей этой ужасной истории.

- Какого ещё "человека"? - завопил Дуглас. - Виновата ты, кто же еще? Ты - главный редактор, и вся полнота ответственности лежит на тебе.