– О, черт!

Дьявольское занятие – служить чужой стране за счет собственной.

* * *

Странное дело, в кабинете, испытавшем за последние двенадцать лет пять евроремонтов (по числу хозяев), пахло по0прежнему мерзко. Пылью и, похоже, мышами. Стены, что ли, пористые? Вряд ли. Да и облицованы. И не чем-нибудь, не пластиком, не фанерой, не оргалитом дешевым, чай не в ЖЭКе, а панелями из карельской березы. Откуда же это, с позволения сказать, амбре, из-за которого так чешется в носу и нестерпимо хочется чихнуть?

Приходилось терпеть.

– Ну-с, как дела?

Владелец кабинета был само добросердечие: у глаз гусиные лапки морщинок, губы бантиком, ручки на пузе. Даже сесть предложил. Но обманываться нельзя, себе дороже, и потому надо терпеть.

– Хорошо дела. Потихоньку.

– Это ничего, что потихоньку, – милостиво заметил хозяин кабинета. – Спешка, она только при ловле насекомых нужна, друзей дома, да и то не всегда помогает. Большие дела делаются с толком и расстановкой. Обороты надо набирать постепенно, чтобы не напортачить, чтобы до поры не перегореть. Чтобы, когда время придет, быть на пике, в полной боевой готовности. Так что у нас на… полигоне?

– Шлифуем методику, уточняем схемы, обрабатываем население. Аккуратно. Не высовываемся. Ответственность свою сознаем.

– Вот-вот, ответственность! – руки расцепились, оторвались от пуза и сразу два указующих перста были воздеты к потолку. Так рыбаки показывают размер упущенной рыбы. – Думаю, не надо напоминать, что от вас, от действий вашей группы в Кремнегорске в немалой степени зависит будущее государства. Это, знаете ли, обязывает.

– Сознаем.

– Может, людей подкинуть?

– Пока достаточно. Через месяц группу увеличим до восьми человек, через два – до двенадцати.

– Смотри… Что интеллигенция?

Все, прелюдия кончилась, начался допрос. Вон, и утята от глаз куда-то разбежались-разлетелись. Прищур холодный, аж в дрожь бросает.

– Внимает. Обсуждает. Возмущается.

– Власть?

– Нервничает. Дрожит. Продается.

– Пролетариат?

– Пьет. Ждет. Надеется.

– Что пьет, это ничего, это не страшно. И что в перемены верит, тоже славно. Оптимальный вариант – когда приветствуются любые перемены. Любые! Без дальнейшей экстраполяции.

Глядите-ка, он слова новомодные знает, даром что из прежних, с «обкомовским» образованием, из «старой гвардии».

– Тут только палку перегибать нельзя, а то ведь эти трудяги на мутном глазу и разнести все могут по кирпичику. Начнут со своего ГОКа и на том не остановятся.

– Не допустим. Держим руку на пульсе.

– Об этом подробнее…

Когда через полчаса ответственный за проведение кремнегорской операции покидал кабинет, начальство удостоило его рукопожатием. Потом, уже в коридоре, руку пришлось вытирать. Не помогло. От руки воняло. Ну все тут, на Старой площади, с запашком.

* * *

Кампари пить надо уметь. Знать – подо что и перед чем, сколько, а также когда и с кем. То же самое относится к куантро, мартини, сакэ, узо и прочим иноземным напиткам. То ли дело водочка! Ее, родимую, можно употреблять с равным удовольствием в любой обстановке, при каждой перемене блюд и в отсутствии таковых. А можно без закуски, на сухую, в этом тоже что–то есть, даже не что-то – многое.

– Не нравится? – участливо поинтересовался солидный мужчина в скромном на вид и оттого понятно, насколько дорогом костюме.

– Ханка лучше.

– Лучше, да только надобно соответствовать. Не на нарах. Пора предать забвению прошлое. Хазы, малины… Жаль, конечно, красиво жили, широко, однако новое время – новые требования. Надо учитывать.

– Надо, – угрюмо подтвердил собеседник и вытер жирные пальцы о скатерть. – Но не хочется.

– Что делать, – солидный мужчина сцепил под подбородком пальцы, с которых пытался, но так и не смог до конца вывести татуированные перстни. – Нам теперь самим по улицам не бегать, из ларечников деньгу не вышибать, теперь это за нас делают. Мы нынче солидные предприниматели, для нас имидж – первейшее дело.

– Так уж и первейшее.

– А выхода нет, альтернативы. Твоих орлов по кожанкам встречают, нас – по пиджакам. Так что ты свой свитерок-то смени, смени.

Угрюмый, приземистый, узколобый, красномордый, лохматый до безобразия, небритый до неприличия собеседник подвигал плечами и буркнул:

– Сменю. Вот только в Кремнегорск смотаюсь – и сменю.

– Ну и ладушки. Я тебе и парикмахера посоветую. Подскажу, к кому из модельеров обратиться, чтобы лоск навести, в какие бутики гонцов послать. А то и сам съезди.

– Не люблю я время терять.

– Время – понятие относительное. Слыхал? Что на пользу, на то времени не жалко. Так Кремнегорск, говоришь? Думаешь, без тебя мальчики не справятся?

– Зеленые. Необстрелянные толком. А там братва суровая, ее на испуг не возьмешь. Со своим запросто не расстанется. Комбинат не «лопатник». Жалко терять.

– Мы тоже не по карманам тырим. Ты к смотрящему обратись. Поможет. Человек известный, с весом.

– Обращался. Он свое слово сказал, пособить обещался, но предупредил, что там пацаны безбашенные. Совсем воровские законы не уважают. Так что терками не обойтись, чую. что по-крутому разбираться придется. Потому и еду.

– Особо не шуми. Еще пресса заинтересуется, такой визг поднимет – до столицы волна добежит. Нам это ни к чему.

– Имидж, – кивнул узколобый в свитере.

– Он самый. Если надо кого поучить – поучи. Земли у нас много, всех примет. И леса густые, на всех крестов хватит. Для примера и острастки один-два трупа даже полезно. Но весь город на уши не ставь.

– Не буду. Потому и еду, пока ребята дров не наломали. Они могут.

– Деньги возьми.

– Возьму.

– Побольше возьми.

– Побольше–то зачем? Там все задешево: девки, власти…

– Не скажи. Люди везде быстро учатся, хоть в Москве, хоть в каком-нибудь Мухосранске. Как поживу почуют, тут же цену заломят. А ты не жадничай. Я тут тебе приготовил…

Солидный мужчина показал глазами на кейс, лежащий на стуле чуть слева от него, чуть справа от собеседника.

– Рубли?

– Обижаешь.

Узколобый тут же перегнул палку в другую сторону:

– Евро?

Солидный покачал головой:

–На периферии одна уважаемая валюта – баксы. Инерция! Ну, на посошок? И в дорогу.

– Что, этой дрянью провожать будешь?

Мужчина в дорогом костюме посмотрел на бокал, подумал и щелкнул пальцами, подзывая официанта. Бросил коротко:

– Водки!

Потом они пили и с ностальгической грустью, со слезами на щеках предавались воспоминаниями о годах, когда люди были честнее, закон почитался и порядочным уголовникам с тремя ходками не приходилось ломать голову над тем, как подломить фабрику, завод или целую отрасль. Тогда и сберкассы за глаза хватало.

Засиделись допоздна. Когда уходили, расплатиться и не подумали. Ресторан принадлежал им.

* * *

– Когда нам заплатят?

Народ зашумел, заоглядывался. Это кто ж такой выискался? Не смелый – глупый.

Когда… Никто не неволит, не держит, не нравится – уходи. Новичок, поди. Можно подумать, не знал, как тут дела с зарплатой обстоят. А не знал, так сам виноват, поговорил бы с людьми, они бы растолковали что и как. Люди, они на язык щедрые. Они бы и в долг дали, было бы что давать.

– Скоро.

Слышал, что директор говорит? Скоро. Вот сиди и не рыпайся.

Рыпнулся:

– Скоро – это когда?

Директор повел очами, выискивая в зале бузотера: где этот засланец? Нашел и произнес веско, магнетизируя взглядом:

– Мы делаем все возможное.

Вот так, все возможное. Все.

– Хоть приблизительно. Примерно.

Ему русским языком говорят, а он не понимает. Ну что за люди?

– Видимо, товарищ не в курсе наших трудностей, – устало сказал директор. – Видимо, надо объяснить. Объясните товарищу.

И ему объяснили многословно и убедительно. Потом. В обеденный перерыв, растянувшийся на два часа. А чего не растянуть, работы-то все равно нет. А ту, что есть, за час сделать можно.