— Прости, пап. Я думала, что сплю, а потом поняла, что это не сон...

Я чувствую, как папа глубоко вдыхает, и из его горла вырывается всхлип.

Ненадолго сжав меня в объятьях, папа опускает меня на постель и покидает комнату, не говоря больше ни слова.

Тут возвращается мама, которая, заправив мои каштановые волосы за ухо, целует меня в висок:

— Тебе станет легче, Эм. Обещаю.

Мама тоже уходит, и я знаю, что она пошла за отцом. Они нуждаются друг в друге, потому что испытывают боль, и всё это моя вина.

Проводив взглядом маму, я оборачиваюсь и вижу Канье, стоящего у окна.

Опустив плечи, он опирается на руки, сжатые в кулаки, и выглядит абсолютно разбитым.

Боже, я люблю его. Он снова здесь, пришёл ко мне с самого утра.

Прикоснись к нему. 

Этими грязными руками? Ни за что.

Вздохнув, Канье поворачивается ко мне:

— Возвращайся домой. Нам обоим стоит вернуться туда. Я хочу заботиться о тебе, хочу быть тем, кто утешает тебя, когда нужно.

Моё дыхание ускоряется, а сердце начинает биться в два раза быстрее от мысли об объятьях Канье. Это настоящий рай.

Пока он не увидит, какой ты стала. Использованной. Никчёмной.

— Канье, — произношу я, качая головой.

— Я не хочу давить, Эми, но, чёрт возьми, ты мне нужна, — моё сердце разбивается от его слов. — Ложиться в постель, зная, что ты в том же долбаном городе, что и я, но не иметь возможности увидеться с тобой, быть с тобой. Это убивало меня, Эмили. Как мне переживать это каждую ночь?

Моё сердце замирает. Сколько ещё я смогу вынести?

Тут мой пульс снова ускоряется от злости, закипающей во мне. Злости на Марко и мужчин, которые сделали это со мной. Это по их вине я такая. Это из-за них я не могу получить то, чего так хочу.

Встав с постели, я провожу рукой по волосам.

— Почему ты делаешь это со мной? — мой подбородок дрожит, и я глубоко вдыхаю, чтобы продолжить. — Прошло пять лет с тех пор, как ты меня видел, и за это время ко мне прикасались бесчисленное количество раз. Этого ты хочешь? Шлюху в качестве девушки? Потому что вот, кто я, Канье. Шлюха! — заканчиваю я, крича.

Распахнув глаза, Канье откидывает голову назад, словно его только что ударили.

— Что. За. Хрень, — яростно шепчет он. — Почему, чёрт возьми, ты называешь себя так, Эмили?

Он что, слепой?

Нет.

Он просто видит ту Эмили, которой я была раньше.

— Очнись, Канье. Той Эмили, которую ты знал, больше нет. Я использованная, никчёмная, жалкая, осквернённая. Со временем ты увидишь, насколько я теперь отвратительна.

Я повторяю те слова, которыми меня постоянно называли. Действительно ли я верю в них? Не знаю. Но что, если они являются правдой? Что, если я на самом деле такая? Эти слова постоянно в моей голове, они словно стучат в невидимую дверь, напоминая мне о произошедшем.

Тут Канье ревёт, заставляя меня вздрогнуть.

— Прекрати! — он ударяет кулаком в стену, пробивая её. В комнату вбегают мои родители.

— В чём дело? — кричит папа на нас.

Повернувшись к Канье, я взглядом умоляю его не говорить родителям о моих истинных чувствах. Он понимающе качает головой и, достав руку из стены, говорит:

 — Мне пора идти, — тяжело вздохнув, Канье смотрит на дыру в стене, а затем оборачивается к моим родителям. — Извините. Я зайду позже и всё починю, Кен.

Папа кивает.

Канье разминает руку и потирает костяшки пальцев.

— Я перевёз свои вещи к Дому, так что можешь переезжать, — он достаёт какое-то чёрное устройство из заднего кармана. — Держи его при себе и отвечай, когда я звоню. Я серьёзно, Эми. От-ве-чай. Я прожил пять лет без твоего голоса, и больше не вытерплю и дня. Понятно? — взгляд Канье пронзительный, и по выражению его лица видно, что он решительно настроен, однако по его глазам я вижу, как сильно его ранили мои слова.

Сомкнув губы, я киваю, и спустя пару секунд Канье покидает комнату.

— Эмили, что случилось? — спрашивает мама.

— Канье хочет, чтобы мы снова были вместе, а я сказала, что не хочу этого. Ему это не понравилось. Теперь всё кончено. Нас больше нет. Я сейчас переоденусь, а потом вы можете отвезти меня домой? Пора уже начинать двигаться дальше.

В моём голосе отсутствуют эмоции. Отключить все чувства — единственный способ, которым я могу заставить себя не помчаться вслед за Канье и не взмолиться о том, чтобы он любил меня несмотря ни на что. Чтобы он пообещал не оставлять меня после того, как узнает, какой я стала.

— Ладно, милая. Позавтракай, а потом я тебя отвезу. — родители уходят, и я тут же стираю из памяти их встревоженные взгляды.

Я дома только второй день, а уже облажалась. Надо стараться лучше.

После завтрака я прощаюсь с папой, и он говорит, что завтра приедет меня проведать. Поцеловав отца в щёку, я крепко его обнимаю. Он хороший папа. Самый лучший.

Когда мне было восемнадцать, а Канье двадцать один, отец узнал, что мы встречаемся, и попытался нас разлучить. Какое-то время я искренне думала, что ненавижу его за это, но сейчас понимаю, что он просто был по-настоящему хорошим отцом. Да, он поступил неправильно, стараясь разделить нас, но теперь я понимаю его намного больше. Папа ненавидел родителей Канье и всё, чем они занимались: они были наркоторговцами. Отец всегда очень заботился обо мне и старался убедиться, чтобы наша с Джейком дружба с Канье не вела нас по неправильной дорожке.

Но, хоть Канье и проводил у нас дома почти всё время, отец совсем не знал его, если думал, что он может повести нас с Джейком таким путём. Если бы папа присмотрелся, он бы увидел, что мальчик отчаянно пытался заслужить его одобрение, заслужить принятие в семью.

В то время мы с папой воевали, но это не продолжалось долго — через три месяца он наконец-то увидел, как сильно Канье меня любил. И, мне кажется, тогда он понял, что Канье смотрел на него, как на отца. Поняв, что он всегда искал его одобрения, отец ослабил свой контроль, и всем от этого стало только лучше. Думаю, тогда он впервые увидел, что я стала женщиной и больше не являюсь его маленькой принцессой, хотя он, конечно, никогда бы в этом не признался.

Мне бы хотелось защитить папу так же, как он защищал меня.

— Эм, ты можешь кое-что сделать для меня? — я слегка сощуриваюсь, ожидая его следующих слов. — Подумай хорошенько о Канье. Он обожает тебя больше, чем земля любит солнце и дождь. Может, ещё рано решать, чего ты хочешь, но не стоит отказываться от общения с ним. Вы можете начать с того, что снова станете друзьями, и я не сомневаюсь, что ты снова его полюбишь.

— Ладно, я подумаю об этом, — я произношу это, опустив взгляд, не желая смотреть на отца, когда вру.

Со временем он увидит, что так будет только лучше для Канье.

Пока я сажусь в машину, отец целует маму на прощанье, и через мгновение она уже оказывается рядом, и мы в тишине едем к моему старому дому.

Когда в поле зрения оказывается подъездная дорожка, моё сердце начинает биться быстрее, и я задерживаю дыхание. Мы поворачиваем, и вот он. Двухэтажный светло-голубой деревянный дом с красивым белым крыльцом.

По дорожке мы проезжаем мимо белого забора, который огибает дом и многочисленные деревья возле него. Трава на участке ярко-зелёная и выглядит так, словно её только что подстригли.

Мама останавливает машину прямо перед домом, потому что тут нет гаража. Мы с Канье думали, что позже его добавим.

Я остаюсь в машине, пока мама выходит и направляется к первому цветку в горшке, где лежит ключ. Она заходит в дом, а я всё также сижу в машине и смотрю на него. Он выглядит совсем как прежде, будто ни дождь, ни ветер не прикасались к нему с тех пор, как я в последний раз в нём была.

Открыв дверь машины, я медленно выхожу во двор и, под стук бешено бьющегося сердца, поднимаюсь по крыльцу в дом.