Переправы простора
Быстра, велика и широка река Амур. От одного берега до другого – километры. Но человек не может находиться на одном месте. В любом просторе он ищет и находит переправы. Их множество и в небесах, и под землёй, и на участках бесконечных вселенских пространств, между сопутствующими мирами… Но далеко не каждому и не всегда дано, находясь в земной обители, преодолевать иные пространства. Ведь Мироздание, состоящее из бесконечного множество «великих» и «малых» мест и точек обитания живых существ, явлений, условно мёртвых предметов, не может быть замкнутым. Ему нет предела. Потому и существуют самые разные переправы в едином и бесконечном пространстве.
Но в суть этой истины, к примеру, тот же человек проникает, погружается не сразу, а в движении. Ему открываются самые невероятные знание и «чудеса» в процессе, от одного рождения к другому, и этим перевоплощениям-метаморфозам нет конца, да и, пожалуй, начала.
Всё всегда было, есть и будет в пространстве под названием «Мироздание», в котором имеется и бесчисленное множество переправ. Без них не обойтись. Ведь и земная смерть – тоже переправа, от одного берега Вечной Жизни до другого, неизведанного. Нет конца и начала этим берегам, вечному движению и переменам.
Об этом и многом другом сейчас думал Тарас. Он переправлялся с левого берега Амура на правый, управляя лодкой. Дорога по воде не так уж и коротка, добрых семь километров, поэтому достаточно времени для того, чтобы и подумать, кое-что ещё раз осмыслить.
Его «Казанка» с двумя подвесными моторами «Вихрь» довольно легко боролась с течением, пересекала бурную и быструю реку Амур. В общем-то, и проблем в таком движении не имелось, да и погода солнечная, безветренная. Волны небольшие. На корме за спаренными моторами, которые одновременно являлись и рулём, сидел молодой двадцатитрёхлетний охотник и рыбак Тарас Тумали. На нём были прорезиненные штаны и куртка светло-зелёного цвета, сапоги-болотники.
Русский, по облику и рождению, высокорослый парень с синими глазами, с копной светло-коричневых волос на голове, перемешанный с ранней не по годам сединой. К такому человеческому обличию, вполне, подошли бы, к примеру, фамилии Иванов, Петров, Сидоров, но никак не нанайская – Тумали.
Но в жизни складывается по-разному, и зачастую не ты ей, а она тебе диктует свою волю. Правда, зачастую человек этого и желает, ибо не имеется другого выхода из положения или просто считает, что так будет правильней.
А произошёл в конце девяностых годов минувшего века, тяжёлых и даже трагичных для страны и её народа, самый обычный случай. Шёл по большому городу молодой сорокалетний нанаец Гогда Тумали. Прибыл он сюда из своего села (по-старому, стойбища) за покупками. «Гогда» переводится с нанайского языка, как «высокорослый, высокий», и молодой, худощавый нанаец соответствовал своему имени. Рост – за метр восемьдесят, для этого народа, всё-таки, большая редкость. Худое длинное лицо, раскосые глаза, чёрные волосы на голове, правда, с заметной сединой.
Почти всё самое необходимое приобрёл и загрузил в большой рюкзак: патроны, порох, кое-какую одежду для тайги и рыбалки… Пошёл по городу пешком до своей моторной лодки, что на лодочной станции на несколько часов пристроил, за небольшую сумму под присмотром сторожа. Успеет ещё сесть в автобус. А он нанаец, потому много и ходит не на рыбалке, конечно, а на охоте. Там только человека только ноги и кормят, точно так же, как и волка.
Не бедствовал Гогда Тумали и в те нелегкие годы, как многие другие люди. Река Амур кормила и тайга. В ней, кроме зверя, и грибы, и ягоды, и орехи имеются. Да ведь как ему бедствовать? Невозможно. Люди такого бы не позволили шаману, даже если бы он совсем не занимался промыслом. Ведь он камом считался известным и добрым, людей от болезней лечил… Многое умел.
Никаких денег, понятно, за добрые свои дела не брал, но от того, что люди давали от души, никогда не отказывался. Это могла быть и старая сеть, и кусок медвежатины, и юкола (сушёная не солёная кета)… Ведь, всё равно, отдавал он дареное, да и самим добытое, людям, что в нужде жили. Таких много было. Одних только женщин в селе, потерявших кормильцев, предостаточно. Таков был Гогда Гидович, и другим ему быть совесть бы не позволила.
В жизни у него так получилось, что рано жениться не торопился, Всё своим бубном, поясом звенящим, камланием, настоями трав целебных, беседами полезными для духа человеческого и тела людям пользу приносил. А вот сейчас, вроде бы, ещё молод, да уж привык сам за себя отвечать и свободным быть. О невестах всерьёз уже и не думал. Один остался в доме. Отец Гида (копьё), что шаманом тоже был, и мать Нэсултэ (ягоды рябины) уже лет пять, как к «верхним людям» ушли, в другом мире обитают. Иногда он с ними общается, хорошо им там.
Брат младший Олег за счастьем своим в Москву поехал, да ни слуху – ни духу от него нет. То ли общаться не желает, то ли… Впрочем, Гогда был великим шаманом и знал, что уже несколько лет, как Олега среди живых нет. Женился там, в столице, правда, но, всё же, соблазнам житейским поддался. Связался с дурной компанией и погиб. Нет, попал в круг не бандитов. С ними Олег дел не имел, а вот с бродягами и нищими общался, коих тогда в Подмосковье, как и по всей стране, немало было. Так и получается, одному – на голову щедрая частная собственность свалилась, а другому – петля.
Неудачников, понятное дело, в тысячи раз было больше. Так было в девяностые годы минувшего века. Всё собирался на могилу его заброшенную, забытую, никому не нужную, съездить. Но решил, всё-таки, этого не делать. Нет ведь в могиле Олега. Давно он в мире ином. Не очень-то здорово и там у него дела идут… Гогда всё знал и видел. Шаману многое дано, гораздо больше, чем об этом говоря и пишут.
Сестра его старшая в Сибири находилась. Неплохо жила, замуж вышла, семья, дети. Иногда даже звонила ему, в гости приглашала, в Новосибирск. Да вряд ли Гогда Гидович из своих мест куда-нибудь поехал бы. Здесь каждый день пользу приносил, а там, пусть на неделю-две, но потеря времени произойдёт. А кому и как верховные духи-боги повелели, тому так и жить придётся. Но важно всегда человеком оставаться.
Шёл по знакомому городу с покупками в те далёкие девяностые годы шаман Гогда Тумали и, наверное, обо всём этом мысленно и размышлял. Но вдруг нанаец обратил своё внимание на небольшую группу малышей. Дети шли впереди него, попарно, держали друг друга за руки. Тумали пересчитал, их было шестнадцать. На всех чистая, опрятная одежда. Мальчики в одинаковых зелёных шортах и белых рубашках, на девочках – единообразные сиреневые платьица. Воспитанники городского дома малютки, навсегда потерявшие по разным причинам родителей.
Одних после развала Советского Союза правительство новой формации, уголовные элементы и новые русские, по сути, лишили возможности просто жить, другие оказались слабыми духом и упали на самый низ социального дна, с которого ни тогда и ни сейчас очень многим просто нет возможности подняться.
Страшный произошёл передел народной собственности, разграбление страны, в результате которого пострадали не тысячи, а несколько миллионов детей.
Впереди небольшой, но шумной колонны малышей, которая направлялась в свой дом малютки, шла молодая низкорослая рыженькая воспитательница, а позади – тоже, лет двадцати, высокорослая, чернявая девушка. Чего уж там говорить, они, хоть и вели малышей по асфальтированной дорожке после прогулки, но следили за своими подопечными внимательно. Не дай бог, чтобы кто-то из детей в сторону дороги шагнул. Ведь на ней и под машину запросто можно угодить.
Шаман Тумали обогнал небольшую группу детей-сирот и спросил рыженькую воспитательницу:
