Ты мне писала несколько раз о Сартори ( Сартори - художник, изготовлявший рисунки для классического труда П. "Топографическая анатомия".), Шульце и проч., но я заочно ничего не могу сделать; нужно уже обождать, пока, бог даст, ворочусь. Скажи только Шульцу, чтобы он, по обыкновению своему, не ленился и исполнил бы совестливо ту работу, которую я ему поручил [...].

В Симферополе новый генерал-губернатор, Адлерберг; не знаю, как-то он справится, но положение не завидное; к весне, я думаю, если будет все так продолжаться, как теперь, что разовьется тиф или что-нибудь хуже от этого стечения раненых и беспорядка в транспорте; если подумаешь, что в Севастополе англичане хоронят их мертвых, зарывая только на аршин, что кругом на воздухе гниют внутренности убитых животных, везде вокруг лежит падаль, да если еще к этому начнутся весной жары, то весь край будет в опасности заразиться. Я это толковал Адлербергу и подал ему докладную записку; но он жалуется на недостаток транспортных средств и сам не знает, что начать.

В Севастополе теперь тысячи три слишком больных и раненых, в Симферополе четыре, в Карасубазаре - семьсот, в Бахчисарае - пятьсот, в Феодосии - одна тысяча пятьсот, вывозу нет, а других мест в целом Крыму до Перекопа также нет, Да еще если к этому пришлют новое число раненых, то тогда уже бог знает, как справиться. Но велик русский бог, надо надеяться и молиться.

Если увидишь Соф[ью] Анд[реевну] Суза, то скажи ей, что я в Симферополе всякий день виделся с молодым Меншиковым; он, контуженный в голову, проживает здесь и, кажется, скоро опять отправится в Севастополь [...].

No 9.

13 декабря [1854]. Бахчисарай.

(Подлинник письма No 9 был в 1907 г. и позже в Музее П. в Петербурге; теперь его нет в собрании "Севастопольских писем", поступившем с другими документами в ВММ; печатается по тексту издания 1907 г.)

Вчера получил твое письмо от 30 ноября; ты все жалуешься и сетуешь. Утешься, мой милый душенок; я пишу, сколько могу, и мог бы чаще к тебе отправлять письма, но не всегда попадаю на фельдъегерей, особливо в последние две недели, когда я был в разъездах; так что последнее письмо - из Симферополя с почтой (от 6 декабря) и не знаю, когда ты его получишь [...]. Я сегодня же отправляюсь в Севастополь; мы дорогу из Симферополя в Севастополь делаем верхом, семьдесят верст, иначе нет возможности, так скверна дорога.

Письмо, которое ты при этом получишь, не показывай покуда никому; тут я говорю кое-что про Меншикова, чтобы это не разошлось (Имеется в виду продолжение "Журнала экспедиции").

Чтобы не потерять счету: я к тебе отправил три письма с дороги (из Москвы, Харькова, Екатеринослава), два из Севастополя (через Медицинский департамент), одно из Симферополя, по почте, и одно из Бахчисарая теперь, тоже с фельдъегерем. Будь уверена, что я не ленюсь и помню о тебе; а главное, повторяю, береги себя.

Сегодня здесь в первый раз морозит, а то до сих пор стояла или чудеснейшая летняя погода, или дождь лил без милосердия; вчера еще в саду Бахчисарайского дворца я видел две дикие розы в цвету; мое путешествие и самый Бахчисарай я тебе опишу после. Не видал Севастополя уже две недели почти, знаю только по слухам, что там делается.

Сюда прибыл Сакен ( Д. E. Остен-Сакен (1790-1881) - начальник севастопольского гарнизона с 28 ноября 1854 г. В апреле 1855 г. он издал по севастопольскому гарнизону приказ, в котором, между прочим, свидетельствовал о подвигах П., врачей Обермиллера, Беккерса, Хлебникова, Тарасова, Пабо, Тюрина, Реберга, Дземешкевича, Каде и лекарского помощника Калашникова (Н. Ф. Дубровин, вып. 5, стр. 507 и сл.), и теперь все надеются, что пойдет лучше; но, когда я как все кончится, еще никто и ничего не знает; и я не знаю, когда мне нужно будет уехать отсюда - с триумфом победы или улепетывать; впрочем, все надеются.

- Будет ли взят Севастополь? - я спрашивал у матросов.

- Не надеемся-с,- отвечали они,- прежде могли бы взять, а теперь так нет-с.

Про сестер милосердия я тебе писал в письме из Симферополя; если великая княгиня пришлет еще к тебе узнать, то скажи, что сестры до сих пор принялись с ревностью ухаживать за больными, так что две занемогли, но, надеюсь, выздоровят; до сих пор ничего не слышно о любовных интригах с офицерами, но, как об этом начали было поговаривать, то я запретил посылать сестер к юнкерам, тем более, что между ними мало опасно раненых; пять из них будут жить в Бахчисарае, а остальные все переедут в Севастополь; сердобольные императрицы, адресованные Гофманом ко мне, еще не приехали и останутся, приехав, в Симферополе; через это надеюсь избежать различных столкновений между ними.

Больным здесь все еще худо; перевоз их из одного места в другое ужасен: в некрытых телегах, без шуб, ночлеги на открытом воздухе или в холодных избах, потом переезд в лодках через Днепр верст семнадцать; но и об этом напишу тебе подробно после.

Прощай, мой душенок, будь спокойна, по крайней мере, если не можешь быть веселой; береги детей, целуй их, благослови их. Смотри же, о Меншикове в моем письме не говори никому. Целую и обнимаю тебя.

No 10.

18 декабря [1854]. Севастополь. Суббота.

(Подлинник письма No 10 не найден )

Получил твое письмо от 8 декабря сегодня и с флигель-адъютантом Шеншиным посылаю тебе два письма: одно, писанное из Бахчисарая, во время моего проезда, другое - сегодня за час до отъезда Шеншина и поэтому я спешу; тебе нужно только знать, каков я, жив ли, здоров ли, люблю ли тебя по-прежнему. Я жив, здоров покуда и люблю тебя, как всегда; ты сама знаешь, как. Письмо, которое я хотел отправить из Бахчисарая, не отправлено, потому что не нашли фельдъегеря, и потому его взял Шеншин вместе с этим; оно по адресу конторы ее императорского высочества Елены Павловны и потому ты получишь оба письма, одно от Шеншина, другое же должна получить из конторы Елены Павловны.

Если она (Она - вел. кн. Елена Павловна. Часть этого письма, начиная отсюда, найдена в копии, в архивных "делах", относящихся к истории Крымской войны. Это одна из тех многочисленных копий севастопольских писем П., которые распространялись по России для обличения беспечности и непригодности высших руководителей правительства и армии. Характерно для самой А. А. Пироговой, что она все-таки не включала в эти копии наиболее резкие места писем ее мужа. Так, например, из комментируемого письма исключена последняя фраза 1-го абзаца: "Вот следствия беспечности..." (стр. 31). И остальной текст списан неточно (см. эту копию у академика Е. В. Тарле; 1. Нахимов, стр. 85 и сл.; 2. Крымская война, т. II, стр. 202 и сл.). Так же расправлялась А. А. Пирогова с "севастопольскими письмами" П. при подготовке их для первого отд. издания (1899).) пришлет спросить, то скажи, что ее сестры до сих пор оказались так ревностными, как только можно требовать; день и ночь в госпитале. Двое занемогли; они поставили госпитали вверх дном, заботятся о пище, питье, просто чудо; раздают чай, вино, которое я им дал. Если этак пойдет, если их ревность не остынет, то наши госпитали будут похожи на дело.

Несмотря на все это, худое начало не исправляется легко. В Симферополе лежат еще больные в конюшне, соломы для тюфяков нет, и старая, полусгнившая солома с мочой и гноем высушивается и снова употребляется для тюфяков; соломы здесь уже совсем нет (в Севастополе), пуд сена стоит 1 руб. 75 к. серебром. В открытых телегах, без тулупов, везут больных в течение семи дней из Симферополя в Перекоп; они остаются без ночлега, на чистом поле, или в нетопленых татарских избах; остаются иногда дня по три без еды и проч. и проч., а если будет еще новое дело, то бог знает, что сделают с ранеными. Вот следствия беспечности и непредусмотрительности, когда ничего не заготовляли, шутили, не верили, не приготовлялись.

Одно письмо из Симферополя, посланное по почте, ты получишь, верно, после этого письма; я два послал из Симферополя - одно отдал сыну Меншикова с курьером, а другое - по почте. Пожалуйста, не пили меня, что я пишу для других; ты ведь очень хорошо знаешь сама, что это глупость. Сартори, Мюнцлову и другим скажи, что я отсюда ничего не могу сделать; нужно ждать моего возвращения, если бог поможет возвратиться по добру и по здорову. На Gaz. Med. ("Медицинская газета") покуда подпишись.