– Как же не читала, когда конверт вскрыт?
– Значит, мой любопытный бывший муженёк сунул туда свой длинный нос.
– Можно? – с любопытством в голосе спросила Люська, приоткрывая конверт.
– Валяй, – ответила я покладисто. – Какие секреты могут быть у меня от лучшей подруги?
Люська вытащила из конверта сложенный втрое листок, развернула его и принялась за чтение. Видно, что-то там было такое в этом листке, отчего подруга пришла в некоторое возбуждение. Прочитав весь текст от начала до конца, она перечитала его ещё раз, потом схватила конверт, и принялась изучать обратный адрес отправителя.
– И ты даже полглазком не заглянула внутрь, пока ехала?
– Я же говорю, не читала, а что там?
– Ну и дура, что в конверт не заглянула. Тогда бы мы с тобой весь вечер голову не ломали, почему с тобой такое приключилось сегодня, – заявила Люська и, протягивая мне листок с текстом, велела: – Прочти.
Дрожащей рукой, полная ужасных предчувствий, я взяла листок и поднесла его к глазам. Однако, по мере чтения, ужасные предчувствия куда-то улетучились, зато мысли в голове сразу завихрились, да так, что я еле могла соображать:
“Уважаемая госпожа Озерова, – было написано на том листке.
Вы приглашаетесь в Инюрколлегию по адресу (далее следовал адрес) для решения вопроса о получении наследства, завещанного Вам господином Аарни Ярвинен, скончавшемся 29.11.2000 года в городе Хельсинки, Финляндия.
Там было что-то ещё, но я уже не могла читать: слёзы застилали глаза. Дедушка! Я никогда его не видела, только знала о нём по рассказам папы. В 1920 году, когда Ленин подписал Декрет о независимости Финляндии, мой родной дед, Пертти Ярвинен, решил, что должен строить новый мир в Стране Советов.
Всмерть разругавшись с отцом и матерью, он с одним чемоданчиком уехал из Хельсингфорса в Петроград. Сменив свои имя и фамилию с Пертти Ярвинен на Пётр Озеров, он, вместе со своими товарищами по Коминтерну, все силы отдал построению коммунизма в отдельно взятой стране.
Работа для дедушки всегда была на первом месте. Поэтому, оказавшись в стране Советов, он с головой ушёл в партийные дела. Партийная ячейка стала его домом, партийцы – его семьёй. Настоящей семьёй он обзавёлся лишь, познакомившись на митинге в поддержку немецких товарищей с моей будущей бабушкой, такой же как и он сам пламенной революционеркой. Словом, основатели нашей семейки были ещё теми личностями. В таком же революционном духе они воспитали и моего папу.
Поэтому для него стали настоящим шоком откровения дедушки о тайне происхождения фамилии Озеров. И ко всему, во всех без исключения анкетах папа писал, будто родственников за границей не имеет. Даже когда дедушка умер. А тут – на тебе! Мало того, что родственники, так ещё и зажиточные. Ну, это по словам дедушки, который оставил Финляндию в двадцатом году.
Узнай об этом органы, папу мигом бы турнули из его страшно секретного почтового ящика. А то могло случиться что-нибудь и похуже увольнения. Поэтому вплоть до самого начала перестройки папа сидел тихо, как мышь. И только с ослаблением режима постарался навести справки о своих финских родственниках. А я даже финский начала изучать, мечтала, что в Финляндию поеду, когда их найдём.
Однако, ничего путного из этого занятия не вышло. То ли не там искали, то ли не так, то ли не тех, только отовсюду ему вышел, что называется, от ворот поворот. Вот и получилось, что через какое-то время мы смирились с мыслью, будто мы действительно не имеем родственников за границей. Хотя к тому моменту это было уже не принципиально для папиной карьеры.
– Бедный дедушка, – горько прошептала я, закуривая уже не помню какую по счёту сигарету. – Он так хотел вновь повидаться с родными. Да не сумел. А теперь и у меня не получится.
– С чего ты это взяла, что не получится, – возразила Люська, которая выслушав мой рассказ тоже испереживалась порядком. – Твой двоюродный дедушка умер, не спорю. Но ведь остались же у него дети и внуки, твои дядья и тётки, а также браться-сёстры! Не боись, теперь-то их отыщем, раз Инюрколлегия тебя разыскала.
– Она же не меня, она женоубийцу моего разыскала, – заметила я без энтузиазма. – Теперь понятно становится, почему он тех громил нанял.
– Слушай, а он богатым был, дед твой, а? – заинтересованно спросила Люська. Теперь она уже горела жаждой действия, словно наследство предназначалось не мне, а ей самой. Поэтому, не дождавшись ответа на свой вопрос, подруга уже выстраивала план действий: – Значит так: завтра с утра едем в Инюрколлегию. Судя по адресу – это где-то на Ордынке. А потом в ЗАГС. Срочно разводиться с этим подонком, чтоб потом на твои кровные не претендовал. А сейчас – спать.
Олег
– Хелена, у меня неприятности, – проговорил я в трубку, услышав на том конце провода заспанный голос своей подружки. – Я даже не знаю, к кому обратиться за помощью.
– Как же не знаешь, когда ты звонишь мне, – как ни в чём ни бывало, промурлыкала она. – Кстати, ты знаешь, который час? Мы с Франтой уже давно спали. Ну, если хочешь, то приезжай.
– Спасибо, сейчас приеду, – приободрился я. Всё же появился кто-то, кто сможет если и не помочь толком, так хоть дать дельный совет. Всё-таки Хеленка лучше знает здешние порядки. И продолжил: – Слушай, объясни таксисту, куда ему ехать. Ведь я даже не знаю твоего адреса.
Таксист хмыкнул, увидев протянутую ему трубку мобильника, но приложил её к уху. Недолго послушав, кивнул головой: – “То яснэ, пани, на схледано”* (*Понятно пани, до свиданья), – и снова запустил двигатель.
К дому Хеленки мы добрались меньше, чем за четверть часа. Ещё издалека я заметил тоненькую фигурку девушки, кутавшуюся в наброшенную на плечи цветастую накидку. Она стояла рядом со своим “фиатиком”, на капоте которого вальяжно развалился огромный рыжий котяра. Рассчитавшись с облегчённо вздохнувшим таксистом, я вылез из машины, и обнял Хелену.
– Фу, как от тебя пахнет, – проговорила она, невольно отстраняясь. – Ты что, парфюм завёл экзотический? Или на свалке побывал?
– Ну, на свалке, не на свалке, но кое-где побывал. Хорошо, жив остался. В дом не пригласишь?
– Ой, извини, – спохватилась Хеленка. – Пойдём наверх. Франта, домой!
Вопреки её опасениям, что Франтишек будет ревновать, котяре я определённо пришёлся по душе. Поднимаясь вместе с нами по лестнице, он то и дело путался у меня под ногами, норовя обнюхать брюки. А возле двери и вовсе начал тереться о мои ноги, задрав трубой свой непомерно пушистый хвост. Вид у него при этом был невероятно довольный.
Однако, когда ещё через полчаса, я, вымытый под душем и благоухающий дивными запахами, исходящими от Хеленкиного халата, появился в кухне, Франтишек моментально потерял ко мне всяческий интерес. Зато я сразу заинтересовался. Но не Франтой, а тем чудесным натюрмортом, что приготовила для меня заботливая Хеленка.
Небольшой столик на двоих, едва вмещал всё то разнообразие закусок, которыми собралась потчевать меня хозяйка. Отлично запомнив мои пристрастия, она не позабыла выставить на стол и пару бутылочек с водкой и ликёром. Предпочтя “Стару Мисливецку”* (*Старая охотничья водка) “Бехеровке”, я расположился со стаканчиком в руке за столом и прежде всего позвонил Филе.
– Ты хотя бы представляешь, который час в Москве, паразит? – недовольно промычал Филипп, услышав моё приветствие. – Что, до завтра подождать не мог?
Стараясь не растягивать надолго телефонный разговор, я, как мог кратко, изложил другу возникшие у меня проблемы. Рассказ занял не более минуты. Филя, несмотря на сонное состояние, въехал в тему почти моментально:
– Старик, лететь из Праги даже и не думай. Это очень рискованно. Они могут ловить тебя здесь рейсом из Чехии. Сделай так: немедленно бери напрокат машину и езжай в Германию. Я думаю, как бы серьёзно ни настроены твои загонщики, автобаны им перекрыть не удасться. Кишка тонка. Полетишь домой из Берлина. И отзвонись сразу же по прилёту.
