Ну что ж, не бояться так не бояться. И думать только хорошее, вдруг кто-то тут мысли читает?

   Я вошла и дети разом повернули свои взлохмаченные головки ко мне. В глазах - интерес и настороженность. Только мальчик, созерцающий стенку, остался сидеть неподвижно.

   - Привет, - старательно улыбаясь, сказала я и помахала обеими руками. Часть детей тут же отвернулись с явным презрением на лицах. Да уж, не умею я ладить с маленькими - говорят, пока своих не заведешь, не научишься.

   - Привет, - недружно ответили мне некоторые. Девочка в клетчатом платье неуверенно подошла поближе и замерла, заложив руки за спину.

   - Я познакомиться, - честно призналась я, не зная, что говорить дальше. - Я Света.

   - А я Лена, - с готовностью ответила девочка в клетчатом платье. - А это Саша, Вера, Катя, Алёша, Сережа...

   Она поочередно тыкала маленьким пальчиком и быстро перечисляла имена, а я натужено старалась запомнить. Еще трое, заинтересовавшись, подошли к нам.

   - Я буду писать про вас книжку, - сообщила я. - Алексей Михайлович считает, что люди должны знать своих героев в лицо.

   - Герои - это Алексей Михайлович? - спросила Лена, и в ее голосе мне послышался сарказм.

   - Вообще-то, вы. Пока вы маленькие герои, но Алексей Михайлович хочет помочь вам стать большими героями.

   Мальчик, которого Лена назвала Сашей, хихикнул, а Алёша ответил:

   - Мы и так станем большими, без помощи.

   Резонно.

   Разговор не клеился, и дети быстро разбежались по своим пони и качелькам. Я уже собралась выходить, как увидела Мишу - он все так же сидел один на стуле, лицом к стене, одинокий и тоскливо неподвижный. Лишний, как сказал Лешка.

   - Привет, - я подошла к нему. - Что показывают?

   Он повернул голову и смерил взглядом огромных карих глаз.

   - Я смотрю слои, - ответил он.

   - Что такое слои?

   Он долго не отвечал, будто забыв о моем присутствии. Видимо, стена его интересовала больше.

   - Рабочие сначала хотели покрасить стены в голубой, - вдруг сообщил он. - Но месяц назад передумали и покрасили в белый. Они принимали решение и стало два слоя. В одном слое стена голубая, а в другом - белая.

   - Перекрасили, то есть?

   - Нет, - помотал он головой и снова заглянул мне в лицо своими шоколадными глазищами. - Стена белая сразу. Но в другом слое - голубая.

   Я пожала плечами.

   - В этом слое вы есть, а в другом - нет. Потому что ваши родители захотели вас не рожать. А еще в другом слое вас нет потому, что вы в пять лет не подождали маму и попали под машину. А еще в другом - вы сочиняете книжки, потому что решились в две тысячи восьмом году отправить рукопись издателю.

   Он замолчал. Я медленно опустилась на корточки рядом. Я ведь и правда мечтала когда-то писать - рассказы, романы, а не отчеты строчить вслед за Лешкой. Мечтала издаваться большим тиражом, мечтала подписывать собственные книжки читателям. И почти отправила рукопись - в две тысячи восьмом году. Но не решилась. Зачем? Все и без меня давно написано... Значит, не все..?

   Из детской комнаты я выходила в чувствах еще более странных, чем когда входила. Слои? Или просто детская болтовня, фантазии?

   А если не фантазии - как это применить на благо цивилизации, как использовать, кому продать?.. Кому нужны эти слои, если все равно мы все живем в одном, сделав когда-то выбор раз и навсегда? Если не нужны - значит, индиго лишний, коммерчески неэффективный, не пользующийся спросом товар? А те, нелишние? Маша, Паша, Сережа и Саша? Они больше не дети, потому что смогут отличать проводки или предсказывать погоду? У них больше не будет родителей, они не пойдут в обычную школу и разучатся радоваться мороженому или походу в зоопарк? Может, им всего этого и не нужно, они же особенные, они - ИНДИГО. Или мы переживем все это, и экстрасенсорные способности войдут в норму, так же, как звонкий голос, идеальный слух и гибкие суставы. Призовые места, олимпийские медали, музыкальные премии - все это не должно отменять право на детство. Не должно быть лишних индиго и индиго, которых можно выгодно продать. И, наверное, каждый сам вправе выбирать нужное русло.