– …Снег идёт, снег идёт, к белым звёздочкам в буране тянутся цветы герани за оконный переплёт1…

Слова кувыркались в воздухе, путались, вверх взлетали – над этим полем искристо-белым, над угольными нитями дорог. Она летала вместе с ними, не понимая – зачем всё это? И, когда смешались звуки, а небо и земля местами поменялись, она вдруг осознала, что…

Толчок, ещё один. В чёрную воронку понеслось и небо, и поле, и птицы, взмахнув ей на прощание испуганным крылом. Она вздохнула и глаза открыла. Поезд электрички по-прежнему нёсся сквозь метель, и она сидела на том же самом месте, где задремала пять минут назад. Или прошло чуть больше времени? Ей показалось, что в вагоне вроде бы светлее стало. И тише – песня музыканта, под которую она почти заснула, смолкла, и слышались теперь лишь шорохи, покашливание и чей-то тихий разговор за спиной.

«Надо было всё-таки на машине ехать, – подумала она, бросая взгляд в окно. – Подумаешь, оранжевый уровень опасности. С моим Мустангом это ерунда».

Когда отец дарил ей «мерседес», он первым делом, после радостных поцелуев любимой дочери, спросил: «Как назовешь её?» – предполагая, видимо, что имя будет женским.

– Мустанг, – не думая, выпалила она.

– Почему Мустанг? – удивился папа.

– А ты хотел, чтоб я её Красоткой назвала? Ну уж нет, – хихикнула она, – одной красотки в моём прекрасном лице нам хватит. Правда, мальчик? – И провела рукой по серебристому боку новой игрушки.

И вот теперь, упираясь в жёсткую спинку, от которой разболелась спина, она кляла себя за послушание.

– Нет, девочка моя, МЧС предупреждает, что сегодня будет метель и москвичам лучше пересесть на общественный транспорт!

– Но папа!

– Или ты хочешь, чтобы я весь день переживал о тебе? Ты же знаешь, моё сердце…

Это был запрещённый удар, и отец всегда им пользовался, когда хотел настоять на своём. И что было ей делать? Да, пересаживаться на этот чёртов общественный транспорт! Хорошо, что хоть место в переполненном вагоне ей досталось. Но это случайность, просто она оказалась чуть расторопнее своей соседки справа, толстой бабищи с объёмными авоськами, которая просто не успела первой добраться до заветного сидения – габариты тела не позволили. А нечего запускать себя до скотского состояния! Весит небось больше, чем её Мустанг! Зато с места не сдвинешь эдакую махину. А ведь вроде бы не такая уж толстуха и старая. Кожа вполне ещё, гладкая, без морщин. Только мерзкие прыщики по скулам разбрызганы. Её косметолог говорит, что это от печени, а уж Фатиме можно верить, сколько лиц под её руками побывало!

Сладко зевнув – недавняя дрёма подействовала на неё расслабляюще, – она бросила быстрый взгляд наверх, в сторону толстухи, но почему-то теперь её не увидела. На её месте колыхался худосочный тип в узкой шапочке и круглых очочках. Странно. Куда же тётка делась? Или она дремала не пять минут, как показалось, а гораздо больше, и станцию проспала? На которой толстуха и вышла… Ажурные часики подлетели к самому её носу. Да нет, вот же, три минуты прошло с тех пор, как от станции отъехали. А этот отрезок длинный самый, нет здесь больше остановок. Значит, объяснение может быть только одно – неудачливая пассажирка просто передвинулась дальше по салону, покинув поле её зрения.

Она пожала плечами и вновь повернула голову к окну. Нашла о ком думать! Как будто мало у неё своих проблем, чтобы вспоминать ещё о каких-то там тётках с авоськами. Кстати, и слово это, авоська, из папиного лексикона, до чего же неприятное! Но уж очень подходящее к таким особам, которые совсем за собой не следят. На авось надеются. А вот нетушки вам, собой надо заниматься! Вот как она, например. Утром бассейн, днём фитнес, и никаких булочек на ночь, боже упаси!

Улыбнувшись, она закуталась поплотнее в шубку и прикрыла глаза. Буду думать о чём-нибудь хорошем. Об Антоне, к примеру, и его сильных руках. И почему я всегда на мужские руки обращаю особенное внимание? А они у нового тренера то, что доктор прописал. Такими руками только девушек красивых поднимать. Вот как я…

Поезд, плавно замедляя ход, приближался к станции. Суетливо пассажиры менялись местами, толкались, бормотали что-то. А девушка в шубке из искрящегося серебром меха лишь разок повела плечиком и вздохнула, улыбаясь каким-то своим, далёким от этого вагона, мыслям…

– Ничего не понимаю…

Вот уже несколько минут Лиля растерянно взирала на яркую вывеску, прибитую над высокой, увитой металлическими листьями, стеклянной дверью. «Лилия. Цветы на любой вкус» – вот что затейливыми буквами было написано на ней.

– Ничего не понимаю… – повторила вслух Лиля и отошла на несколько шагов назад, видимо надеясь со стороны найти ответ на своё непонимание. Она посмотрела направо, затем налево. – Супермаркет на месте, свадебный салон тоже. Улицей я не могла ошибиться. Тогда в чём дело?

– Это вы мне, простите? – из-за её спины раздался вопрос, заданный густым мужским голосом, и Лиля обернулась.

Перед ней, близоруко прищуриваясь, топтался мужчина лет пятидесяти, в руках он мял жиденький букет из красных гвоздик. Лиля слегка поморщилась – с детства эти цветы навевали на неё тоску.

– Нет, не вам! – резко ответила она и повернулась к мужичку боком.

– Извините, – незнакомец вздохнул. – А я уж подумал, что вам помощь требуется.

– Мне?! – скривила губки Лиля. И дёрнула презрительно плечиком.

– Любому человеку порой необходима помощь, – ответствовал мужчина столь же вежливо.

– Я – не любой!

– Вы знаете, это я заметил…

Странный тон, каким были сказаны эти слова, заставил Лилю обернуться вновь. Лицо незнакомца выражало святую невинность. Ну вот ничего низменного Лиля в нём не увидела, как ни старалась!

– Мне кажется, вы немного растеряны сейчас, скажу даже больше – сбиты с толку… – продолжал он.

– А вы что, психолог? – не удержалась от едкости Лиля.

– Кто? – почему-то удивился незнакомец. И даже прижал к своей груди букетик, будто испугавшись такого определения себя.

На Лилю же его испуг подействовал не менее странным образом – она вдруг успокоилась, подумав, что, видимо, и впрямь этот странный тип психолог, если смог унять её нервное состояние одним только своим видом.

– Проехали! – махнула она рукой примирительно. – Вы случайно не знаете, куда салон переехал?

– Не понял вас. Какой салон? Свадебный? – его лицо обратилось к магазинчику, расположенному дальше по дороге, на другой стороне улицы.

– Да нет же! Вот тут, – кивнула девушка на вывеску, – раньше был салон красоты. Я записалась на сегодня, понимаете, на два часа, – Лиля потрясла перед носом незнакомца своими часиками, – неделю назад записывалась. Но никто мне не сказал, что они переезжают!

– Тут? Вы уверены, барышня? Возможно, вы адрес перепутали…

– Да нет же! – нетерпеливо воскликнула Лиля, раздосадованная тем, как к ней обратились. Барышня была для неё из той же пошлой сказочки, что и авоська. – Ничего я не перепутала! Я уже год сюда хожу, к Марату. Ну, мастер это мой, стилист. Он сначала в том салоне был, что на Кузнецком, а потом они сюда переместились. И вот опять…

– Простите, как вас звать-величать?

– Лилия. Но какое это имеет значение…

– Вот так имя! – незнакомец почему-то обрадовался. – Удивительное! Особенно удивительно совпадение, вы не находите?

И он бросил взгляд сначала на вывеску, а затем на подоконник магазинчика, где за стеклом выстроились цветочные горшки, и в одном из них росла лилия – белая, как шубка у её тёзки, и с нежно-розовыми прожилками внутри.

– Так уж получилось, я не планировала, – Лиля даже позволила себе улыбнуться одним уголком губ.

– Верю. А что же касается вашего салона красоты – хотя зачем он вам, вы и так само совершенство! – так вот что я могу вам сказать: его тут никогда не было. Я уже несколько лет покупаю здесь цветы, вот в этом самом магазине. Его, кстати, мой друг открыл…