Примчались в садик, там закрыто.
Дед Петро поначалу перепугался: "Опять опоздали, расстреляй меня комар!" Потом успокоился, состояние детского дошкольного учреждения говорило само за себя - не работает. Ни тебе детских голосов, ни командных воспитательских. Беззвучная тишина.
"Карантин", - поставил диагноз ситуации.
В таком разе, решил, делать в городе нечего. Надо ехать на дачу, помогать Елене собирать клубнику. Как раз скоро электричка.
В пути делать нечего, Юлька принялась развлекать деда:
Наша Таня громко плачет,
Уронила в речку мячик!
Тише, Танечка, не плачь,
А то будешь там, где мяч.
- Где только гадостей набираешься? Мать услышит, задаст перца!
- Ванька Манякин в группе рассказал. А знаешь, что такое любовница?
- И че? - заинтересовался дед познаниями внучки в семейных передрягах.
- Когда у дяденьки есть жена, а он еще одну тетеньку любит.
- Тоже Ванька научил?
- Ага! - радостно подтвердила догадку Юлька. И дальше деда пытать. Секс, знаешь, что такое?
И, будучи уверенной в дремучести собеседника, сразу сообщает:
- Это когда дяденька с тетенькой ложатся в кровать и трахаются.
- Я твоему Ваньке уши оборву по самую задницу, когда карантин закончится. И ремнем отхожу. Не побоюсь воспитательниц и другое начальство! Куда они только смотрят?!
Короче, не скучают в дороге старый да малый. Ведут развлекательно-воспитательные беседы. И вдруг дед Петро, глянув в окошко вагонное, начал сомневаться во времени суток. Солнце должно задорно подниматься над лесами и полями, оно устало к горизонту жмется.
И спросить не у кого, в какую сторону светило путь держит: кроме пустых скамеек, в вагоне одна бабка находится со стервозным видом. Обратись к такой, обзовет при внучке алкашом, который день с ночью не соображает.
Прилип дед к окну, следит за движением солнца, куда оно наладилось? Под купол неба? Или за край земли?
И как ни хотел, дабы сбылось первое, как ни подгонял: "Ну, давай, иди вверх!" - расстояние между горячим шаром и горизонтом не увеличивалось, а наоборот...
- Дед, знаешь, что такое трахаются?
- Отстань ты, банный лист! Я запутался - утро или вечер сейчас?
- Какая разница?
Разницы деду Петру, неработающему пенсионеру, и Юльке, дошколятнице, не было никакой. Кабы не существенное обстоятельство: последняя вечерняя электричка до дач не доходит шесть километров.
"Заночуем в поселке, - постановил дед Петро, окончательно убедившись, что на дворе вечер, в ночь переходящий. - Где мы, разведчики, не пропадали".
Слишком хорошо разведчик подумал о поселковских. Те ненавидели дачников лютой ненавистью. Жили, горя не зная, многие годы. Сами по себе. Что хочу, то и ворочу. Вдруг полчища чужаков нагрянули.
Вокруг поселка до горизонта нарезали дачных участков. И закатилось тихое счастье. Машины снуют. Электрички толпами народ туда-сюда возят. Жизнь, как на вокзале.
Отсюда попытки деда упроситься на ночлег кончились плачевно. Даже наличие внучки не разжалобило аборигенов. А вокзальчик на ночь закрывался.
- Стрелять вас надо, куркулей! - заругался дед.
- Что такое куркуль? - спросила Юлька.
- Сволочь! И хватит вопросов, пошли к мамке!
Оно шесть километров пустяк для летнего времени. Не зимой в мороз. Правильно, если свои ноги, не протезы. И темнота сгущается. Как только солнышко, порядком подкузьмившее в этот день, зашло, сразу тучки набежали, весь небесный свет закрыли.
Дед, старый разведчик, не растерялся, принял единственно правильное решение - идти вдоль железной дороги. Рельсы блестят, путь указывают.
Юлька, внучка разведчика и дочь мамы-туристки, держится молодцом, не капризничает, наоборот, деда развлекает:
- Дед, знаешь, почему сначала видим молнию, а потом гром гремит? Ага, не знаешь! Потому, что у нас глаза впереди, а уши сзади.
Двигались они с такой скоростью, что пройденное расстояние увеличивалось в час по чайной ложке, соответственно - предстоящий путь уменьшался в таком же объеме. Протезы они ведь не родные ноги, сами не передвигаются, волочь надо.
Когда Елена, оповещенная ночным посетителем о путниках, бредущих из последних сил на дачу, прибежала к ним с ружьем на плече, картина имела следующую композицию. На Юльке висел до пят пиджак деда. Температура окружающей среды стояла на прохладной отметке. Дед в майке передвигался на четвереньках. Бодрости в протезах не осталось. Сам бы давно завалился где-нибудь под насыпью в кустах и спал бы до утра. Старому разведчику не привыкать. Но Юлька... Поэтому, вспоминая военное прошлое, сотни километров исползал в тылу врага, передвигался на четвереньках. Под майкой характерно оттопыривалось.
- Ты еще и пьешь! - заругалась Елена.
Поллитровку дед купил в поселке, когда отчаялся устроиться на ночлег.
- Смотри, - достал бутылку, - только, расстреляй меня комар, для поддержания сил, всего граммов семьдесят пять выпил. Не соображаю, думаешь, че ребенок на шее?
Соображал, отпил не больше названных граммов.
- Ты зачем потащился сюда? Че стряслось?
- Дак, думал утро, оно - вечер, садик закрыт...
- И Юльку в этом грязном платье в садик повел?
- Че грязное-то?..
- Мам-мам, а дед не знает, что такое секс!
- Она у тебя, Ленка, такая умная стала. Пора ремешком поучить по одному месту.
- Вас бы обоих ремешком пора!
- А меня за что? - закапризничала Юлька.
Елена не стала пояснять проект приговора, взяла дочь на руку, отца под руку, и пошла троица с ружьем на женском плече в сторону частной собственности, громко именуемой дачей.
ГОРСТЯМИ И КЛОПОДАВНО
Дед Петро справлял День Советской Армии. Давно уже в новейших святцах отсутствовал боевой праздник с таким названием, у деда, старого воина Красной Армии, он проходил исключительно под данной вывеской. И хотя на календаре красовалось 19 февраля, а не искомое 23-е, веселье было в разгаре.
Дед Петро сидел на полу с гармошкой в руках и пел: "По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед..." Продвигалась дивизия к месту кровопролитных боев за новую жизнь не торопясь. Только разойдется по пересеченной местности, как стоп, машина, слазь, шофер, не работает стартер! Причина, конечно, не в стартере - "что-то горло дырынчит, надо горло промочить". Благо, бегать далеко не надо, бутылка рядом стоит. Промочит певец голосовые связки, устранит вокальные помехи и по-новой растягивает меха "по долинам и по взгорьям".
В данном исполнении текст был каноническим, не подкопаешься. Тогда как в музыкальное сопровождение то и дело вкрадывалось вранье. Когда оно становилось вопиющим, дед Петро в сердцах отрывал пальцы от клавиатуры и возвращал песню на исходные позиции. К месту назначения - "Приморью" должен был добраться без помарок, дабы безошибочно взять "белой армии оплот".
Музыкально-боевые маневры происходили далеко за полночь, песня на колыбельную не тянула, дочь Елена маялась в соседней от музицирования комнате. Сказать отцу: "Заканчивай поход, пора спать!" - знала по опыту ничего не даст. А придумать, как по-другому прекратить продвижение войск, не могла.
...Родова у деда Петро была голосистой и певучей. В довоенные времена на свадьбе тетки как затянут на Бог знает сколько голосов "Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю", как поведут мелодию по душам односельчан, те про вино и закуску забудут. Будто околдуют Рыбаси, ничего не надо - пусть поют и поют... А дядька на баяне играет. Петро прилипнет к баянисту, глаз с его пальцев не спускает, и одно в голове: "Научусь так же, истинный Бог, научусь". А в будни приставал: "Дядя Андрей, научи!" Тот все откладывал...
В госпитале, очнувшись после ампутации ног, первым делом спросил:
- На баяне буду играть? Руки целы?
- Даже на рояле!
- Не, на баяне дядька обещал научить.
- Девок охмурять! - подмигнула медсестра.
- Не, песни играть! - застеснялся Петро.
