Сейчас стрельбы не было, с той стороны доносилось только металлическое рявканье мегафона. Слов было не разобрать, их заглушал тарахтящий на холостых оборотах двигатель бронетранспортера.

Генерал выбрался из машины, и к нему тотчас же подскочил милиционер в напяленном поверх пятнистого серого камуфляжа тяжелом бронежилете и каске, на поднятом пластиковом забрале которой тоже плясали отблески огня и цветные вспышки проблесковых маячков. Поперек живота у него висел укороченный «Калашников», а на плече из-под лямки бронежилета выглядывал мятый погон с подполковничьими звездами.

– Генерал Потапчук, главное управление ФСБ, – отрывисто представился Федор Филиппович, сунув ему под нос открытое удостоверение, которое держал наготове с того момента, как их первый раз остановили для проверки документов.

Подполковник козырнул и назвал свою фамилию, которую Федор Филиппович тут же забыл.

– Доложите обстановку, – потребовал генерал.

Подполковник принялся докладывать. Из его доклада явствовало, что около двадцати одного часа по московскому времени в местный отдел департамента охраны поступил экстренный вызов с так называемой «тревожной кнопки», буквально накануне установленной в студии кабельного телевидения «Северо-Запад». Выехавший по вызову наряд прибыл на место через семь минут после поступления сигнала и действовал согласно служебной инструкции: все окна квартиры, где разместилась студия, были взяты под наблюдение, после чего старший группы позвонил в дверь. Дверь открылась, сержанту выстрелили в лицо из пистолета, и дверь снова закрылась. Одновременно из всех трех окон квартиры неизвестные преступники открыли огонь по оставшимся на улице сотрудникам департамента охраны. Один из них был убит на месте; второй, тяжело раненый, скончался, не приходя в сознание, спустя десять минут, а третий вызвал по рации подкрепление и вступил в перестрелку.

Примерно в это же время на местный райотдел милиции и общественную приемную ФСБ обрушился целый шквал телефонных звонков из этого района. Возмущенные и испуганные люди сообщали, что по всем каналам кабельного телевидения выступает какой-то бородач в камуфляже, именующий себя Джафаром Бакаевым по прозвищу Черный Волк. Этот самый волк, по словам звонивших, нагло брал на себя ответственность за организацию взрывов на станциях метро «Лубянка» и «Парк культуры» и, более того, грозил неверным новыми террористическими актами. У одного из звонивших оказалась отличная память, и он не преминул весьма ядовито указать дежурившему в общественной приемной офицеру на тот факт, что сообщение о ликвидации Черного Волка Бакаева прозвучало в средствах массовой информации без малого три года назад.

Телевизионное обращение Бакаева прозвучало дважды и начало звучать в третий раз, когда кто-то, наконец, догадался обесточить студию. Когда прибывший спецназ начал разворачиваться в боевой порядок, засевшие в студии террористы дистанционно взорвали припаркованную во дворе машину, начиненную гексогеном. В переговоры они не вступали, ограничившись сообщением о том, что у них есть заложники. На данный момент ситуация была патовая: террористы и заложники сидели в студии, спецназ ждал приказа снаружи, а внутри тройного кольца оцепления мало-помалу накапливался генералитет московских силовых ведомств. Концентрация шитых золотом генеральских звезд на этом залитом кровью и усеянном битым стеклом пятачке асфальта стремительно приближалась к критической массе, генералы ссорились, не желая брать на себя ответственность за принятие непростого решения, а террористы в ответ на все предложения сдаться и обещания сохранить жизнь лишь экономно постреливали из автоматического оружия.

– Не понимаю, какой дурак нажал эту тревожную кнопку, – закончил свой доклад подполковник. – Прокрутили бы они это свое обращение и спокойненько ушли…

– А кто бы их выпустил? – проворчал Федор Филиппович.

От дальнейшей полемики он воздержался. Если здесь и был дурак, то он стоял сейчас перед генералом в каске и бронежилете и городил чушь, не умея понять элементарных вещей, находившихся, помимо всего прочего, в его компетенции. Боевики должны были оставаться в студии на протяжении всего времени трансляции, иначе персонал просто прервал бы ее, как только за ними закрылась бы дверь. Обращение звучало примерно четверть часа – вполне достаточно, чтобы силовики успели отреагировать и взять студию в кольцо и без срабатывания тревожной сигнализации. Террористы точно знали, на что идут, и заранее приготовились держать оборону. Фактически, это были смертники, а это означало, что Черного Волка Бакаева среди них нет. Судя по тексту обращения, смерть от спецназовской пули не входила в его планы на ближайшее время, поэтому он, конечно же, ограничился передачей своим бойцам записи на каком-нибудь компактном носителе, благо в наше время с этим проблем нет.

Вероятнее всего, копия этой записи уже была выложена в интернете. Но в смысле произведенного на публику впечатления выступление по телевидению и то, что происходило в данный момент на этой московской окраине, несомненно, во много раз превосходило любую, даже самую разнузданную пропагандистскую кампанию в мировой сети. Сначала тысячи телевизоров, по сорока четырем каналам принимающих одну и ту же жутковатую программу, а потом пальба, взрывы, эвакуация, трупы милиционеров и спецназовцев на асфальте, и все это наверняка снято десятками видеокамер и мобильных телефонов и еще до наступления утра станет доступно для всеобщего просмотра все в том же интернете…

Это, помимо всего прочего, вызовет у публики интерес: а что же это было за обращение, из-за которого разгорелся сыр-бор? И публика опять полезет в интернет и внимательно просмотрит соответствующий ролик, и менее чем через сутки каждый человек на планете, которого это хоть сколько-нибудь интересует, будет точно знать, с какими словами воскресший Черный Волк обратился к правоверным мусульманам и чем пригрозил москвичам. Ничего не скажешь, ловко!

А заложники, как это ни печально, в любом случае обречены. Если бы здесь был Глеб, и если бы нашелся способ как-то пропихнуть его в эту чертову студию, он бы, вполне возможно, сумел сохранить жизни этим людям. А возможно, и не сумел бы, а, наоборот, погиб вместе с ними. Федор Филиппович подумал, что вряд ли решился бы рискнуть Слепым ради ликвидации четырех боевиков и спасения такого же количества гражданских лиц, таких же рядовых исполнителей, как и те, кто взял их в заложники. К счастью, Глеб сейчас занимался другими делами на другом конце Москвы, что автоматически избавляло генерала Потапчука от необходимости принять одно из двух одинаково неприятных решений.

Если у кого-то из присутствующих здесь коллег-генералов есть под рукой специалист такого же или даже более высокого класса – в добрый час. Федор Филиппович будет этому только рад и станет держать за смельчака кулаки до тех пор, пока все так или иначе не кончится. Но это – вряд ли, вряд ли… Силовики потому и называются силовиками, что привыкли полагаться на грубую силу. Достаточно вспомнить «Норд-Ост», чтобы избавиться от иллюзий. Лес рубят – щепки летят, войны без жертв не бывает, и, если заложники погибнут, виноват в этом будет никак не палящий во всех без разбора спецназ, а исключительно исламские террористы, захватившие студию «Северо-Запад ТВ». Северо-запад – это норд-вест, и как тут, в самом деле, не вспомнить о печально знаменитом мюзикле?

На груди у подполковника захрипела прикрепленная к лямке бронежилета рация.

– Всем постам, – произнес искаженный помехами голос, – приготовиться к штурму. Повторяю, приготовиться к штурму!

– Девятый понял: приготовиться к штурму, – продублировал полученный приказ подполковник.

Судя по тому, что он не двинулся с места, принимать непосредственное участие в готовящемся мероприятии этот доблестный страж порядка не собирался. Федор Филиппович про себя порадовался этому обстоятельству: одной бестолочью с автоматом меньше, и то хлеб.

– Решили штурмовать, – сообщил подполковник. – Правильно, не век же здесь торчать… Вы бы поискали какое-никакое укрытие, товарищ генерал, а то сейчас тут такое начнется, что хоть святых выноси. У них, гадов, как минимум три «калаша», и терять им нечего. Не дай бог, заденет шальная пуля…