Лейтенант не понаслышке знал о проблемах Баньо с мочеиспусканиями и иными выделениями и уже год пытался вытребовать в полицейском участке нового напарника, не столь расторопного, как любимчик начальства сержант Мендоза. В их неблагодарной работе торопливость только вредит. Чем медлительнее и основательнее подход к задержанным, тем больше их нервозность и желание искать обходные пути избавления от назойливых стражей порядка. Этого Мендозе не дано было понять по чисто физиологическим причинам. Этот коробейник довольствовался мелочовкой и даже не представлял, что в их сети сейчас угодила не совсем мелкая рыбешка.

      В лицо Ласаро Мунеро Гарсиа знал только лейтенант Мурильо, решивший, что вводить в курс дела своего коллегу не стоит.

– Мендоза, зайди в "Ла Румбу", там отличный ватерклозет. Выдави свое жало и отложи личинку. А я пока потолкую со старым знакомым.

– Ладно, – не дал себя уговаривать Баньо и отправился внутрь заведения.

– А теперь слушай сюда, красавчик, – состроив на лице зловещую гримасу, и в довесок, тыкая указательным пальцем в грудь подозреваемому, зарычал на Ласаро лейтенант, – Твоему дружку Хулио Сезару не суждено вступить в клуб кантинеро*. А вот стукач он оказался отменный. Твой подельник сдал тебя с потрохами. Выдал на блюдечке, как обставили дело с немцем. Ты верно этого "Че Гевару" заприметил – привыкать надо, ведь сидеть тебе в городе герильи*, в Санта-Кларе. И упрячут тебя за решетку лет на двадцать, как политического. Грабеж со взломом в отеле – это же чистейшая диверсия против одной из главных статей государственного бюджета. Знаешь, как нас инструктируют перед заступлением в патруль? Предупреждают, чтобы мы пылинки с туристов сдували. Ты что, не видишь? Дорожная полиция их даже за превышение скорости не тормозит, их даже за вождение в нетрезвом виде не привлекают! На все закрываем глаза. Лишь бы они к нам прилетали. И привозили чертову валюту! А ты что делаешь?! Подрываешь. Вот что! Ты подрываешь! А ты хоть знаешь, что ты подрываешь?..

      От осознания внезапно нагрянувшего апокалипсиса у Ласаро выступил пот на лбу. Он неадекватно ерзал головой, но сии манипуляции вокруг шеи были восприняты лейтенантом Мурильо как отрицательный ответ на его вопрос.

– Не знаешь! Откуда тебе знать… Устои… Ты подрываешь устои. Думаешь, снова обведешь всех вокруг пальца? Я ведь знаю, что ты до Майами тогда доплыл. А всем сказал, что рыбачил. Тебя же несколько месяцев не было! Дураками нас считаешь?! Просто пожалели тебя и мать твою. А ты вон как отплатил, ублюдок! А может тебе "гусанос" в Майами задание дали – грабить туристов в Варадеро и Гуардалаваке, чтобы сократить наплыв иностранцев и ослабить экономику Свободной Кубы?

– Отпусти меня, Мануэль… – взмолился рыдающий Ласаро, – У меня есть триста долларов… А браслет и видеокамеру я верну. И нижнее белье…

      Разговор приобретал для сеньора Мурильо коммерческие очертания. Общаясь в данной плоскости можно было сорвать куш… Не отчаль немецкие гости с Кубы без заявления, их ограбили за день до отлета во Франкфурт, Мурильо не стал бы углубляться в растолкование текущего политического момента неисправимому сутенеру и дебоширу, коим являлся задержанный Ласаро Мунеро. А так – потерпевшие испарились. Расколовшийся подельник Ласаро, вечный помощник бармена Хулио Сезар, мог и оговорить дружка. Мало ли. Поколотили дубинками – он и охаял первого, кто пришел на ум, только б себя обелить. В общем, надо было договариваться, пока Мендоза не вернулся.

– Сегодня с тебя браслет и деньги. Видеокамеру принесешь завтра. А я до завтра состряпаю для тебя правдоподобное алиби – то, что лепечет твой амиго Хулио Сезар недоказуемо. Отпечатков твоих нигде нет, а опознать тебя могут только немцы. Кстати, это самое трудное… Но не волнуйся, их свидетельские показания я беру на себя. Главное, сегодня же вернуть бюргерам хотя бы браслет и, сам понимаешь, лояльность следственной группы за бесплатно не получить. Тут трехсот баксов вряд ли хватит, – почесал подбородок "участливый добряк" Мурильо.

– Это все, что я могу сегодня достать…– поклялся обнадеженный вор, – Деньги и браслет у моей девушки. Надо заехать к ней, забрать. Это недалеко, в Карденасе.

– Ладно, остальные бабки отдашь потом. Понадобиться примерно столько же. Можешь особо не спешить. Вернешь дней через пять. Нормально? Только не позднее следующих выходных. Придется успеть – у меня день рождения в воскресенье. С тебя подарок.

– Ну, я пошел за браслетом и за деньгами… Мануэль, может снимешь с меня наручники? – Ласаро, столкнувшись с привычной коррумпированностью патрульных, постепенно приходил в себя.

– Побудешь пока закованный. И в машине молчок о предмете нашего договора. Понял? – сурово предупредил Мурильо.

      Ласаро кивнул в знак согласия.

      В темноте показался силуэт облегченного Эстебана Мендозы.

– Ну, что ты решил с этим недоноском? – поинтересовался сержант.

– Я думаю, ты не против, что сегодня и я заслужил двадцатку. Хотя бы за расширенную политинформацию этому мерзавцу, – ворчливо пробубнил Мурильо, толкая задержанного к полицейской машине, – У него с собой ни сентаво! Придется ехать к его девчонке.

      Машина тронулась в путь, к Карденасу.

      …Ласаро обрадовался, когда узнал, что Элисабет одна дома.

– А если бы Хуан Мигель с Элиансито уже вернулись из Камагуэя, – недовольно встретила его сонная Элис.

– Опять ты трясешься от страха перед бывшим мужем! У меня проблемы, дорогуша. Видишь полицейскую машину? Это мой эскорт. Срочно нужны деньги. Я отдам! Иначе мне крышка…

– Что ты опять натворил? – испуганно произнесла Элисабет.

– Не сейчас. Если ты мне не поможешь, повторяю – мне крышка. Я влип. По уши в дерьме.

– Сколько тебе надо?

– Триста долларов.

– Но у меня нет столько.

– Тогда я пропал. Меня упекут за решетку. Единственный выход – немедленно всучить взятку этим уродам… Я ограбил иностранцев.

      Элисабет вдруг осенило, что и браслет, и нижнее белье, подаренные ей накануне, имеют ко всему этому самое непосредственное отношение. Ласаро пострадал из-за нее. Бедный мальчик…

– Браслет? – на сей раз интуиция не подводила ее. И лишь мотивация ее героя простиралась за пределами понимания доверчивой и влюбленной женщины.

      Ласаро промычал нечто нечленораздельное, подтверждая своим бормотанием предположения Элисабет.

      Ее любимый в опасности, и она может ему помочь. Ведь деньги есть в доме. Хуан Мигель неустанно повторял, что даже сейчас, после развода, у них общий бюджет, и она может пользоваться хоть всей суммой по своему усмотрению. Добрую половину сбережений составили ее чаевые, собранные почти за два месяца. Там в "секретной кубышке" триста долларов с мелочью. А браслет… Этот злополучный, почти космический атрибут чужого мира. Даже когда она надевала его на запястье, он казался инородным телом, мозг отказывался признавать собственную руку, окольцованную дорогой побрякушкой. Конечно, его надо отдать…

      Она уже вытряхивала тайный сосуд и суматошно пересчитывала деньги. Что скажет Хуан Мигель, когда обнаружит в тайнике лишь пару кубинских песо? Что подумает? Как объяснить ему пропажу? Выдумать что-нибудь? Сказать, что их ограбили или признаться во всем? И что тогда?.. А что сейчас? Их объединяет только ребенок. Они оба это понимают. Ничего нельзя вернуть, как нельзя реанимировать труп…

– Вот деньги и браслет, – протянула Элисабет необходимую Ласаро сумму и жгущий руку предмет.

– Там еще это… Надо бы вернуть и то нижнее белье, – напомнил любовник.

– Ах да! – вскрикнула Элис и, спустя мгновение, вернулась с небольшим свертком, – Вот оно. Отдай все, лишь бы они тебя отпустили.

      Он, не благодаря, рванул с возвращенными подарками и деньгами чужой семьи к своим конвоирам, оставляя Элисабет с одной только мыслью – о том, что она не могла поступить иначе.

      Снова войдя в свою спальню, она бросила взор на открытую тумбочку с выдвинутым ящиком, откуда минутой раньше был извлечен ворованный браслет. Там лежало еще одно украшение – бусы из семян и ракушек, первый подарок Хуана Мигеля. Она взяла бусы в руку, и внутренний голос констатировал факт: "Это принадлежит мне по праву, и никто не попросит это назад"…