Человек же, стоявший перед шеренгой других, продолжал давать указания.

Наконец, угомонившись, он обратился к самому Плинию.

– Пойдешь с той стороны. Возьмешь тех, что я указал. Встретимся по ту сторону холма. Смотри, не усердствуй много. Знаю твою охоту.

Плиний, молча, кивнул и так же, как и остальные, сел, чтобы приготовить кушанье.

Галлой, а это был тот самый начальник, и сам потянулся к своему мешку, дабы забить поутру свою утробу и на время забыть, что такое голод.

Спустя час после некоторых сборов вся колонна разделилась надвое и двинулась в путь.

Галлой или Галл, как его звали другие, пошел с одной стороны горы, а Плиний с другой, обходя ее далеко слева и в глубину каких-то небольших кустарников.

Они удалились, а на месте их стоянки вдруг появились двое. Один из них сказал, обратившись к другому.

– Завоеватели? Как думаешь?

– Они, – согласился и вздохнул тот, – надо обогнать их и передать своим.

– Поздно уже, – возразил первый, – да и что толку. Ну, разбегутся, а дальше что? Опять к дому потянутся, их и возьмут. Пусть, лучше сразу привыкают. Может, им лучше будет, когда здесь что-нибудь образуется.

– Ты, Ладний, словно пророк, – сказал другой, – все наперед видишь.

– Зато ты, Гортензий, все на одном толкуешься. Надо головой вперед идти. Что толку стоять на месте. Пошли, пойдем следом. Может и нам что перепадет…

Так началось зарождение той новой империи, что уже слыла где-то, по-своему обустроенная и  обозначенная, и которая во всей своей красе должна была возникнуть вновь на другой стороне и почти на другом континенте, если обозначать все так, как оно тогда было по существу.

Галлой был представителем Красса, а в его подчинении был Плиний.

С ними отряд воинов-римлян, отобранных для дела завоевания новых земель.

По ходу самой истории того дня  имя Галлоя было забыто и стерто или утрачено для него самого, оставляя тот самый образ как бы позади того времени или вне его поля существа.

Но на самом деле все было так, как говорится, и тот период ничем не отличался от остальных, присущих тому же часу так же, как сами люди мало отличались  от других, живущих по ту сторону какой-нибудь горы.

У руля империи стоял Красс.

Он представлял интересы римлян и был ими победоносно взращен и до предела извращен самолюбием.

Галлой служил в его легионе. Уже тогда так было обозначено войско, которое было поделено именно таким образом.

Красс напутствовал Галлоя по-своему, невзирая на слова самого римского императора и назидания  каких-то душевно больных, как он сам обозначал римлян.

– Ты должен, – и его палец  чуть  ли не протыкал грудь легионеру, – завоевать нам новые земли. Ты должен установить там нашу власть и покорить  всех  римским величием. Ты, – он еще сильнее ткнул пальцем и вдавил с силой, – представляешь меня,  а  я – властелин Рима вместе с нашим императором.

Далее  он красноречиво облокачивался на своем месте и продолжал, с гордостью  взымая   голову вверх и надуваясь до невозможности.

– Мы создадим новую империю, в которой буду руководить только я. Нет, не только я один. Будет и Помпей, – указывал он пальцем на  одного,  что

сидел рядом, – и первый город, вами обоснованный, будет именоваться именно так. Ты  меня  понял, Галл?

– Да, Красс, понял,  –  кланяясь, отвечал  воин, к  сердцу прижимая  свою  руку.

Он и далее напутствовал, и твердил об одном и том же.

– Все будут подчинены только нам. Все составят новую империю и будут трудиться на нас,  как на императоров новых.

Галлой получил свои указания  и с  горсткой храбрецов убыл на завоевания.

В первом походе ему не повезло. От болезней умирали люди, и он сам чуть было не отошел в мир иной. Но  все   же выкарабкался и стал на ноги.

Вместе с ним  ожил и Плиний, один из подчиненных его. Потому, и  взял  Галлой   его с собой в новый поход, понимая, что он незаменим, так  как  преодолел  ту самую болезнь и способен во многом.

Что же относительно воинов, то их Галлой набирал по своему усмотрению из числа добровольцев.

Потому и вышли все они почти на одно лицо и саму стать людскую. В общем, это был особый отряд завоевателей, во многом способный и во многом преуспевающий с точки зрения самих основ выживания.

Такова история самого похода и возникновения людей в той стороне в те времена людские.

Трудно сказать, кто был прав, а кто нет. Зарождая одно, они   непременно уничтожали другое.

Но имелось здесь главное. Если рождающееся давало основу новой жизни и ее просвету, то оно и  являлось более достоверно узаконенным  самой жизнью.

И потому, племена покорялись, а их представители обращались в рабов или исполнителей чьей-то воли,  обращенной к созданию новых  жизненных условий, в том числе, и для самих покоренных.

Так творилась тогда  история,  и так завоевывалось множество территорий.

Не всегда все то просто давалось и не везде дело сводилось именно к бою. Были места, где люди беспрекословно подчинялись завоевателю и создавали условия для наименьшего сопротивления в сторону иного родопришествия.

Так случилось и с теми, кого удалось покорить Галлою  и Плинию.

Они сами подвергли свои жизни новой власти и воздали честь ей,  обустраивая  новое поселение для будущих римских легионов,  охватывающих  все больше и  больше людских территорий земли.

Не все так просто давалось сразу.

И Галлою нужно было довольно много потрудиться, прежде чем достичь указанного и создать прообраз нового, обустроенного хорошо города.

Но с делом тем он все же справился и вскоре отрядил двоих для донесения сведений самому Крассу.

– По дороге в Рим не забудьте оставлять какие-либо следы, – напутствовал их Галлой, – по ним вернетесь обратно и приведете с собой  других. Передайте Крассу, что мне нужны еще люди и часть войскового снаряжения. Им я вооружу местных, уже подчиненных, и с ними буду расширять наши границы. Передайте также, что пока золота я не нашел. Потому, нужно многое для создания города, подобного Риму, и побольше всякого готового товара, так как здесь пока ничего не имеется.

С теми указаниями посланцы и убыли. А спустя полгода возвратились вновь.

Их было много. Красс не пожалел добра и прислал достаточно.

Плиний взялся зa paботу. Строились дома, обустраивалась в целом местность, потихоньку перерастая  в город и образуя его величие посреди   мало проходимых  кем  мест.

Тем временем, Галлой  занимался другим. С горсткой оставшихся воинов и теми, кто был прислан еще, он двинулся вглубь местности, тем самым расширяя дальше границы и покоряя новых и новых.

Уже были присоединены окраины и близлежащие места. Галлой обходил все семь холмов, возле которых проживали люди. Что заставляло селиться их именно так – он не знал. Но, спросив у одного, он познал истинный ответ.

– Тут поселяются духи, – отвечал ему самый старый в племени человек и указывал рукой на возвышающуюся гору, – иногда их видно, – продолжал старик и рукой в виде змейки  устремлял вверх, – там, – говорил он, указывая

на небо, – живет их отец. Они ведут с ним беседы и умножаются в силе. Мы живем возле  них, так как сила та порождает тепло, а от него разное произрастает, что дает нам возможность жить и размножаться детьми. Здесь не холодно, – продолжал старик далее, – здесь есть, что поесть и никуда ходить не надо. Нам тут хорошо и мы согласны с духом во всем. Не гневим его, живем тихо, наслаждаясь теплом  и большим светом.

Так Галлой  познал истину расселения человеческого и оттуда узнал самое главное для себя.

Нечего бродить по лесам или густо поросшим полям. Надо искать где-либо возле холмов.

Чуть позже он понял, что люди селятся не только там, а еще и в долинах, между холмов, где протекает вода и так же тепло, где ослабевает всякий ветер, проходящий мимо и где повсюду полно зверя на прокорм самому человеку.