Символично, что спустя какое-то время его вызвали в Вирджинию, чтобы срочно отправить из графства Фэрфакс в Лондон. Нет, не в конкурирующую разведку МИ-6. В Лондоне обитали друзья поважнее…
Провожая, мистера Уайта предупредили, что теперь он в полном распоряжении джентльменов, которые соблаговолили назначить ему аудиенцию в одном из клубов неподалеку от Сент-Джеймсского дворца. Перед своим докладом, который уже вызвал неподдельный интерес этих джентльменов, настолько, что они поспешили перевести первый транш на его реализацию, мистеру Уайту предписывалось соблюсти ряд пустяковых формальностей. Эти англичане и дня не могут провести без своих чопорных традиций!
Уайт был согласен на все, хоть отчасти и удивился, что в Лондон из Вашингтона ему придется доставить одного «очень опасного негодяя», египетского члена аль-Каиды, доселе пребывавшего в пожизненном заключении на базе Гуантанамо…
Он долетел до лондонского Хитроу первым классом, взглянув на подопечного арестанта только дважды за весь перелет. Свою беспечность Пол Уайт оправдывал неприятием обидного статуса конвоира, отводя себе роль птицы более высокого полета.
Итак, он прибыл в Лондон без багажа, если не считать навязанного в дорогу бородатого египтянина с грустными глазами и кобуры со штатным оружием, проверенным в деле смит-вессеном. Цэрэушная ксива со значком Лэнгли беспрепятственно провела его сквозь таможенные препоны и полицейский кардон. Однако, его никто не встречал, что Уайту не понравилось больше связанного наручниками араба.
На улице он не увидел ничего и никого, кроме горбатых кэбов со смуглыми водителями. Он оглянулся по сторонам. Никого заслуживающего внимания рядом. Тогда он усадил свою обузу в кэб, устроился рядом с ним и приказал шоферу-сомалийцу следовать на Сент-Джеймс-Стрит.
…Телефонный звонок разбудил Уайта на шумной Пиккадилли-серкус. В мини-кэбе он пребывал в беспамятстве и в абсолютном одиночестве. В кэбе не было ни араба-террориста, ни чернокожего водителя. Зато вокруг несуразной статуи ангелочка, больше похожего на Эроса, шныряли нищие в спальных мешках и пропахшие собачьим дерьмом растаманы с дредами. Уайт опустил стекла, чтобы лишний раз убедиться в промозглости лондонской погоды и нагромождении неприятных запахов на местных улицах. Голова раскалывалась от отключившего его «сонного газа» и с трудом переваривала акцент надменного англичанина, хоть он и говорил отрывисто и с расстановкой:
– Напоминаю, мистер Уайт, вы должны прибыть по указанному адресу ровно в час дня. Вас примут джентльмены. Вы должны быть одеты в костюм темно-синего цвета. Не имеет значения, где вы его приобретете. Это лишь не должен быть универмаг Херродс. И не забудьте доставить вверенного Вам египтянина…
Всю жизнь Уайт решал головоломки. Упоминание универмага Херродс, того самого, что входит в империю египетского миллионера Мухаммеда аль-Файеда, отца Доди, любовника Дианы, показательно, наверняка молитвами Королевы, попавшего вместе с принцессой в автокатастрофу, не было случайным. Египтянин… Именно это слово было ключевым. Он потерял живой груз. Возможно, не без помощи пресловутых джентльменов. Они его проверяли. Будь неладны эти английские снобы, любители Конан Дойля, которые, похоже, умирают со скуки, раз уговорили его кураторов на одиночный конвой «опасного террориста».
Мистер Уайт пересел за руль, боднув мимоходом просящего милостыню гавайца со словами:
– Ты не похож на египтянина!
Они хотели египтянина? Они его получат! Египтянина и темно-синий костюм… Придется обзавестись и тем, и другим на блошином рынке. Один его приятель в Лэнгли, который не раз командировался у союзников, утверждал, что в Лондоне все можно найти на Портобелло-роуд …
Мультибрэндовый бутик неподалеку от блошиного рынка и секонд-хендов привлек внимание Пола Уайта не столько греющимися в витрине белыми кошками, сколько стоящим на входе человеком-сендвичем. Лицо этого человека, рекламирующего своим одеянием ближайший паб, определенно подходило по типажу.
Вообще-то этот бедолага по имени Мустафа прибыл в Англию не из Египта, а из Мумбая, где с трудом сводил концы с концами. В Лондон парень добрался в мешке с листьями цейлонского чая с десятью такими же голодранцами из мусульманского анклава, которым в Индии не светило ничего, кроме унижения и вероломных погромов от шиваистов-язычников. В соседнем мешке в порт приехала и его верная супруга Индира. Она любила парня. Он никогда не сдавался и никогда не унывал. Он использовал любую возможность подработать и верил, что найдет высокооплачиваемую должность. Ведь он умел читать.
Первые дни они ночевали прямо в доке, а потом устроились в университетском общежитии в районе Блумсбери. Везунчик Мустафа уже по истечении первой недели нелегальной иммиграции наткнулся на «доброго самаритянина» —пакистанца, который предложил ему стоять сендвичем у входа в паб за фунт в час и объедки с ресторана. Когда Мустафа вернулся с работы в общежитие, Индира устроила пир для беженцев. Мустафа впервые за долгое время скитаний почувствовал себя мужчиной. Его жена улыбалась. Друзья высказывали уважение.
Англия встретила их широкими объятиями. Сегодня, перед сном, он читал Индире стихи какого-то Байрона, чей пыльный томик Мустафа нашел на забытой полке. Он умел читать, ее любимый. Но даже он не знал, что нищий лорд, автор похождений Чайльд Гарольда не очень-то жаловал распростертые объятия своей родины, умевшей забыть свои восторги ради своих же сплетен. И всякий раз, сбегая от предрассудков света, поэт пускался в странствия, не желая расставлять свои руки в ответ. Может он думал, что с расставленными в объятиях руками его легче будет распять…
Из магазина мистер Уайт вышел в темно-синем костюме с фальшивой биркой «Пол Смит». Подозвав индуса к себе, он всучил в его немытую ладонь десять фунтов и попросил об одолжении еще на четвертак. Надо было разыграть кое-кого в офисе в районе Сейнт-Джеймс. Работа не пыльная – зайти в особняк, выкрикнуть фразу: «Я вместо него!» и отправиться восвояси. Актеришке за такой незамысловатый спектакль наверняка заплатили бы меньше. Почему бы не подработать…
Мистер Уайт попросил Мустафу «снять с себя весь маскарад» и переодеться на заднем сидении кэба. Американец приобрел два одинаковых костюма, один из которых предназначался для лже-египтянина. Джентльмены ничего не сказали о наручниках, и мистер Уайт предпочел не уточнять детали. Руки Мустафы остались свободными.
Седой привратник, одинаково похожий на маньяка Ганнибала Лектора и дворецкого сэра Баскервиллей, встретил двух визитеров без одной минуты час у калитки роскошного особняка викторианского стиля.
–Я провожу Вас, – невозмутимо изрек привратник и провел посетителей в гостиную. Из мебели здесь были лишь кожаный диван, предусмотрительно накрытый целлофаном и стеклянный столик. На нем лежал пистолет-пулемет со встроенным глушителем. Л… Да, кажется Л34 или «Стерлинг». Уайт не мог ошибиться в том, чем владел досконально. Оружие спецназа Королевской морской пехоты. Англичане продали много таких игрушек, в том числе на Ближний Восток. 72 маленьких отверстия в стволе для отвода пороховых газов в цилиндр-диффузор. Это дает двойной эффект глушения выстрела. Его звук невозможно распознать даже вблизи…
Привратник усадил Мустафу на кресло, затем подошел к американцу и шепнул ему на ухо:
– Джентльмены ждут Вас в конференц-зале. Зал за дверью. Чтобы туда войти, по традиции надо пройти обряд. Обычно он сопровождается клеймением, переодеванием из синего костюма в мантию с соломенным париком и расстрелом приговоренного. Ваше вступление в знак особого к Вам расположения решили ограничить расстрелом.
Мустафа неожиданно заерзал. Шелест целлофана побудил его к вопросу:
– Мистер, а когда мне следует сказать, что я вместо него?
– Прямо сейчас, – разрешил Уайт.
Мустафа сильно нервничал. Ему стало не по себе сразу, как только он оказался в этих мрачных стенах. Когда он увидел оружие на столе, он испугался еще больше. Перед глазами вдруг промелькнул образ его Индиры, которая звала его к Гангу, предлагая омыть его уставшее тело своими ласковыми руками.