- А как там на командировке, гражданин капитан? (Сказать ему "товарищ капитан" я бы не смог даже под дулом пистолета!)

- Ничего, обротаем! Они думают, что из Москвы им свободу привезут! Вот приедет из Москвы прокурор, он им всем дополнительные срока навешает. Срока им, Хуанам проклятым, а не зачеты! Через час моторка в Бондюг уходит. Собирайтесь, поедете с ней.

Через час несколько человек бесконвойных и вольных усаживали меня в лодку.

- Ну, как там у испанцев? - очнулся я.

- По-прежнему,- ответил начальник плановой части.- Сидят в осаде, потребовали, чтобы им сухой паек дали. Ждут из Москвы настоящего прокурора.

- А тот был липовый?

- Ну конечно. Это ж наш был, из Соликамска. Как они его так быстро раскололи! Ну, теперь с ними будет москвич мучиться. Оказывается, тут целый международный вопрос!

Лодка была загружена до самого уреза воды. Кроме меня еще два окончивших срока блатника, почтальонша, завхоз, еще кто-то. Как бы мотор не заело.

Мотор не заело, и мы пустились вниз по Каме. Был солнечный, прекрасный день 2'июля. Я сидел и все не мог себе представить, что буду в Москве. Буду в Москве проходить мимо милиционера и не бояться его.

Не доезжая до Бондюга, нам навстречу взревел, разрезая воду, полуглиссер самого начальника лагеря.

- Прокурор из Москвы едет,- сказал всезнающий завхоз.- Ночью из Москвы на самолете прилетел. Его-то они, эти испанцы, добились. Да чего другого добьются?

Так я тогда этого и не узнал.

Теперь-то я знаю, что они все же - во всяком случае, большинство из них добились своего. Добились родины. И живут в городах или деревнях своей Испании и иногда по вечерам в прохладной таверне - или как еще там называется забегаловка - рассказывают о том, как бунтовали они в далекой тайге в верховьях русской реки Камы.

Да я иногда об этом вспоминаю. Никого бы из них, конечно, не узнал. Кроме Антонио. Вот его бы узнал! Даже постаревшего, почти неузнаваемого - но узнал бы, встретившись с ним на какой-нибудь испанской улице.

Так ведь не встретимся...