Глава 1

Мой диагноз – смерть

– Кира, у тебя саркома легких.

Доктор замолчал, а его слова еще оглушительно звенели в кабинете. Мама шумно выдохнула и перехватила ремешок сумки.

Кира косо посмотрела на побелевшую мать. Накалившаяся обстановка заставила её напрячься.

Девушка не знала, что такое саркома и не испытала страха. Растеряно она взглянула своими карими глазами на стол перед ней, пытаясь найти подсказку насколько все плохо.

Но подсказки не было. Кашель пощекотал легкие. Кира задержала дыхание, пытаясь подавить его.

Судя по реакции взрослых, все было не очень хорошо.

Она поджала ноги в белых кроссовках и, нахмурившись, повернула голову к притихшему доктору.

– Что такое саркома? – спросила она и нервно заправила темно-русые волосы до плеч.

Доктор сглотнул и повернул экран компьютера, на котором был снимок КТ.

– Видишь вот эти белые точки?

Кира осторожно кивнула и нервно прокрутила кольцо на среднем пальце.

– Это опухоли. И они дали метастазы в лимфатическую систему, печень и мозг. У тебя рак легких.

Внутри Киры вдруг все заледенело. Желудок сжался в судороге. Девушка не поверила своим ушам. Тошнотворный страх подступил к горлу желчью.

“Да он шутит!”– губы Киры искривились в улыбке, и она повернулась к маме. Она все надеялась, что доктор или мама сейчас рассмеются и скажут, что все это шутка, но вместо этого мама вдруг всхлипнула и горько заплакала.

Сердце в груди сжалось. Девушка никогда не видела, чтобы мама плакала. Звон в ушах все нарастал. Доктор что-то говорил, но Кира ничего не слышала. Настойчиво и протяжно звенело в ушах.

Она отстраненно посмотрела поверх головы мамы в окно. Ветви высокого персика от ветра слабо покачивались из стороны в сторону. Розовые бутоны цветущего миндаля все до одного уже раскрылись. То и дело игривый ветер срывал слабые лепестки и кидал их в стекло окна.

А в ушах все звенело.

Кира сглотнула вставший в горле ком и звон разом пропал. Доктор протянул маме коробку бумажных платков.

– Но ведь я ничего не чувствовала до той недели, – слабо произнесла Кира. Это все было бессмысленно. Такого не могло быть! Она кашляла всего неделю. Да, кашель усиливался по нарастающей до такой степени, что было уже невозможно спокойно спать, и он стал проблемой. Но рак легких?

Кира сжала руки в кулаки. Внутри все забурлило, вдруг изо рта вырвался сдавленный вскрик:

– Рак легких?! Я ведь не курю…, и даже не пробовала! Это не возможно. Мне всего семнадцать! Это снимок какого-то мужика с тридцатилетним стажем курения… – на последнем предложении она сдулась, как воздушный шарик, и сдавленно добавила: – Вы ошиблись…

Кира с надеждой посмотрела на мать, что замолчав, повернулась к дочери. Девушка ожидала от матери, что глаза её просветлеют, разом наполнившись надеждой, что Кира права. Но мама как-то разом успокоилась, нахмурилась и твердо произнесла:

– Доктор, можно поговорить наедине?

Доктор понимающе кивнул и натужно улыбнулся Кире.

– Это очень странно, что до той недели у тебя не было совершенно никаких симптомов, но такое, к сожалению, бывает. А теперь, можешь подождать за дверью немного?

Девушка поняла, что её выгоняют из кабинета и встала.

Закрыв за собой дверь, она устало села на скамью и вытащила телефон. Кира забила в поиске Яндекса “Саркома легких”. И чем больше она читала, тем страшнее становилось. Она закашлялась, омыв ладонь кровью. Именно из-за крови в слюне, мама и она побежали в больницу. Это не могло означать ничего хорошего, но не настолько же!

Кира долго смотрела на кровь вперемешку со слюной, что обрызгала ладонь. Она не верила, что все это происходило с ней. Все казалось каким-то нереальным сном.

Сердце ударило грудь и сдавило горло.

“Нет! Я не могу умереть. Я и жить не начала еще! Все ведь в будущем: карьера, любовь, семья, счастье! Как я могу умереть?”

– Плохой диагноз? – тихий голос ворвался в сознание.

Кира сморгнула влажность с глаз и повернула голову.

Старичок лет восьмидесяти перекинул рукоять старинной дорогой трости со стальным набалдашником в другую руку и приветливо, как-то по-кошачьи лениво, улыбнулся.

Кира не хотела ни с кем говорить и проигнорировала его, отвернувшись.

– Близость смерти придает жизни смысл, – донеслось до ушей его слова.

Девушка протерла рукавом влажные глаза, размазав при этом тушь. Она не хотела ни с кем говорить и стала искать глазами свободную скамью, но дверь резко распахнулась. Кира вздрогнула, вскочила. Как в трансе она обратно вошла в кабинет. Мама уже взяла себя в руки, но сидела бледная как лист бумаги на столе доктора. Испещренные сосудами красные глаза остановились на Кире, моргнув, она отвернулась и вновь закусила искусанные губы.

Кира присела на край стула. Доктор сложил руки в замок. Губы его растянулись в вежливой грустной улыбке, что выработалась за годы работы.

– Теперь поговорим о лечении. В срочном порядке надо будет начать курс химеотерапии, – он опустил глаза на бумаги и продолжил, – иммунотерапии, потом лучевая терапия…

– Я прочитала, – прохрипела Кира, перебив доктора. Доктор оторвал изумленный взгляд от бумаг и посмотрел на девушку поверх круглых очков. Она до боли сжала пальцы в ладонях и прочистила горло. – Я прочитала, что у меня почти нет шансов на выживание. Даже при всех видах лечения не больше пяти лет… Но написано, если уже есть метастазы, то это все бесполезно, – Кира закашлялась и гневно сжала окровавленную ладонь. От волнения жжение в груди и кашель усилились.

Кира выдернула из коробки на столе бумажный платок и раздраженно вытерла мокроту с руки. Отвернувшаяся мама всхлипнула.

– Сколько мне осталось?

Мама резко повернулась и помотала головой. Глаза доктора потемнели. Он сразу стал выглядеть старее.

– Полгода максимум. Если начнем сейчас лечение.

Кира задрожала. Сумка рухнула с колен на пол и рассыпала содержимое, но девушка не заметила этого.

– Я ведь себя хорошо чувствую! До той недели у меня была небольшая отдышка при подъеме по лестнице и все! Даже кашля не было!

Губы доктора дрогнули. В его взгляде была жалость, и от этого Кире вдруг захотелось закричать на него. Но она лишь вздохнула, присела и стала закидывать в сумку выпавшие тетради и ручки.

– Вам следует поехать домой. Нужно время, чтобы все осмыслить и принять. Приедете ко мне в понедельник.

Рука Киры со сжатым в ней карандашом замерла. Девушка медленно встала.

Она посмотрела на ссутулившуюся маму, посмотрела на доктора, лицо которого было спокойно, и как-то обреченно подняла глаза в окно.

А ветви песика все раскачивались.

Молча, словно в трансе, мать и дочь вышли из больницы и на деревянных ногах направились к машине.

Ласточки как умалишенные носились над головой, ловя насекомых, и неистово оповещали о скором лете. Жаркое солнце ласкало лоб и щеки Киры.

Она остановилась и вгляделась в чистое голубое небо, испещренное зелеными листьями огромных кленов над головой. Еще прохладный ветер подбросил волосы, принеся приторно сладкий аромат сирени.

За это Кира и любила Севастополь. Осень здесь длилась вплоть до февраля. Снега крымские дети почти не видели. Зима, длившаяся всего пару недель, отличалась пронзающим ветром и отсутствием солнца. Но потом выходило солнце, и словно кто-то опускал рубильник под названием “лето”: весь мир начинал преображаться, просыпаться.

Именно весна – всегда была любимой порой Киры. Была. До сегодняшнего дня.

Диссонанс атмосферы на улице и того ощущения, что ее мир кирпичик за кирпичиком рушился, выбил почву из-под ног.

Лицо Киры исказила гримаса.

Все словно издевалось над ней: цветы душили своим ароматом, солнце смеялась ей в лицо. Ворон пронзительно прокричал: “Рак”.

Голова начала гудеть и вдруг остро захотелось спрятаться от всего в теплой уютной кроватке.

Девушка резко дернула головой и посмотрела вперед на маму, что шла к припаркованной машине. Ее фигура словно стала меньше, хрупче. Она брела, с трудом переставляя ноги, и даже не заметила, что Кира отстала.