Павел так увлекся битвой коротышек с великаном, что не заметил, как оказался совсем рядом с ямой. Один из аборигенов заметил его, заорал. Все разом обернулись. Вождь что-то нечленораздельно буркнул и тотчас несколько шустрых, как мыши, туземцев оказались за спиной у Павла. Остальные стали полукругом и Павел оказался в окружении почти двух десятков дикарей, каждый из которых был чуть выше половины его роста, но в руках копья с широкими, острыми наконечниками. Медленно, чтобы не спровоцировать разгоряченных недавней схваткой дикарей на нападение, поднимает руки, лицо искривляется в приветливой улыбке.
- Здравствуйте … э-э … гутен морген, данке шон, дольче вита, буэнос утрос … черт, как там еще … хай! ... или хайль?
Павел знал, что туземцы используют для общения примитивную форму английского, но от волнения совершенно забыл слова. Дикари подошли ближе. Коричневые от крови, с прилипшими комочками грязи и шерсти наконечники копий почти касаются груди.
- Эй, мистер главнокомандующий, прикажите подданным убрать копья, я не сделаю вам ничего плохого! – крикнул Павел, обращаясь к вождю. Поднял повыше руки, показывая ладони – я безоружен, не бойтесь.
Вождь подозрительно щурит и без того узкие глаза, с шумом втягивает воздух, отчего рубильник носа смешно задергался. Рука описывает величественный полукруг, звучит повелительное кряканье. Дикари отступают на шаг, но копья не убирают. Строй расступается, вождь важно приближается. Останавливается шагах в пяти, чтобы разница в росте не бросалась в глаза. После короткой паузы указывает корявым пальцем на солдатский нож за поясом. Павел молча отдает. Вождь принимает нож, глаза мерят длину клинка, квадратная голова уважительно покачивается.
- Кто есть? – спрашивает вождь.
- Никого, - удивился Павел, - я один.
- Я хочу: кто есть ты? – опять задает вопрос вождь.
Местное наречие английского настолько исковеркало этот мяукающий язык, что Павел с трудом догадался, какой вообще вопрос задали.
- Я… э-э… меня зовут Павел, я ученый, бабочек собираю для изучения. Машина сломалась, потом была буря и все такое…
- Па-велл, - задумчиво произнес вождь, - очень трудный имя. Лучше Пав.
«А еще лучше просто Гав», - подумал Павел, вслух сказал:
- Да, вы совершенно правы, господин главнокомандующий, так гораздо лучше.
- Ты быстро лопотать, - улыбнулся вождь, - это весело, праздник моих жен. Ты живи.
- Вот спасибо, отец родной … - тихо произнес Павел. - Век не забуду вашей доброты, - добавляет уже в полный голос.
Вождь поворачивается к охотникам, звучит короткая рычащая команда, аборигены бросаются к вепремонту. Возле Павла остаются двое, копья крепко держат обеими руками.
- Интересно. Праздник моих жен … что имеет ввиду главнокомандующий? – бормочет себе под нос Павел.
Когда серое небо затянуло черной мглой и тьма опустилась такая, что не видно вытянутой руки, Павел уже в стойбище. Добрые и счастливые от неслыханно удачной охоты дикари чуть ли не плясали все дорогу. И хотя каждый тащил на себе несколько пудов мяса и жира, все равно ухитрялись дрыгать ногами и хлопать в ладоши. Самые маленькие, видимо подрастающая молодежь, дудели в дудки и пели гнусавыми голосами радостную песню.
Все исследователи флоры и фауны Мертвого континента отмечали, что аборигены не отличаются особым радушием к чужакам, поэтому у Павла были все основания опасаться встречи. Ему повезло, что охота прошла удачно, иначе свидание с туземцами могло окончиться плохо. Племя было невелико. Охотники спустились в неглубокую расщелину у подножия дряхлой скалы, из многочисленных пещерок вылезли десятки женщин, детей и стариков. Дикари останавливаются, вперед важно выходит вождь, жестом приказывает заносить припасы в главную, самую большую пещеру. Взрослые восхищенно вскрикивают, качают головами, дети подпрыгивают и визжат от радости. Видно, не очень хорошо живут, понял Павел. После Катастрофы выжили только самые стойкие виды животных и растений, жестокие и свирепые, которых просто так не возьмешь. Приматам приходится бороться за жизнь постоянно, каждую минуту. Поесть досыта удается не каждый день, так что победа над вепремонтом – великий праздник. « Благодаря которому я жив», - трезво подумал Павел.
Когда племя с энтузиазмом занялось приготовлением мяса на ужин, вождь решил познакомиться с гостем поближе. Два туземца вежливо подвели его к возвышению на середине пещеры, где на грубо сколоченном троне … нет, сидении повелителя, угнездился вождь. За спиной торчит более-менее ровная палка, а на ней – Павел не поверил своим глазам! – кусок грязной полосатой ткани. Он решил было, что это выпотрошенный матрас, но, всмотревшись внимательнее, понял – это флаг той страны, что когда-то была на Мертвом континенте. С краю еще сохранились тусклые звезды на синем поле, бахрома свисает, как старая паутина. Вождь заметил внимание гостя, поощрительно улыбнулся.
- Наш гордый знамь, - мотнул он башкой назад, - великий племь иметь гордый знамь. Шкура зверь красит.
- Ага, просто здорово, - согласился Павел. - А декларации независимости у вас случайно нет?
- Деклаци нету, - загрустил вождь, - потим искать.
Две маленькие лохматые женщины поднесли вождю на плоском камне кусок пригорелого мяса. Он благосклонно тряхнул головой, щелкнул пальцами. Женщины ловко расчекрыжили кусок на части и с поклонами удалились.
- Жри, - вежливо предложил вождь.
Павел только сейчас ощутил, что вся пещера наполнена дымом, запахом горелого мяса и жира. Везде, где только можно, горят костры, на вертелах или просто на плоских камнях жарится мясо. Племя давно не ело досыта, проще говоря голодало и теперь одуревшие от вида пищи туземцы торопливо готовили кто как мог. Плохо прожаренное мясо исходит паром, шипит остывающий жир. Пальцы обжигает. Недолго думая, Павел поднимает с пола щепку, пытается использовать вместо вилки. Получается плохо. Вождь недоуменно хмыкает – он уже половину принесенного куска съел, а белый человек никак в рот не положит. По его знаку на колени Павлу ложится нож, тот самый солдатский, что изъяли при встрече.
