– Хорошо, пускай так. Но раньше у вашей Ксюши уже случались психозы?
– Случались. Вот две недели назад мы уже лежали в наркологии. И там ее быстро из этого состояния вывели и поставили на ноги! А у вас что? Что, я спрашиваю?! Почему так долго выводят? Врачи называются!
– У нас не наркология, – сухо отрезал хирург. – И вас ни капельки не смущает, что ваша дочь всего через две недели после перенесенного алкогольного делирия, вновь в него входит?
– Чего? Какого дебирия? – нахмурила перекрашенные черным бровки мама Ксюши.
– Делирия, – поправил доктор. – Делирия, алкогольного психоза.
– Послушайте, я вам уже сказала, что это не ваше дело! Мы к вам попали с панкреатитом. Теперь у нее этот ваш дебирий. И вы не можете из него Ксюшеньку вывести. Это как называется?
– Это называется алкоголизм, – подытожил Денисов и, протиснувшись между бюстом пятого размера и стеной коридора, вошел наконец в двенадцатую палату.
Не успел он еще толком отбиться от Ксюшиной мамы, как последовала новая атака со стороны участливых родственников. Молодая стервозного вида особа нагнала его почти у самых дверей реанимации и, не давая опомниться, срывая голос, с ходу пошла в наступление:
– Вы же дежурный хирург, да? Вот и объясните, почему мой дедушка привязан к кровати? Это что за отношение к больному человеку? У вас тут гестапо или хирургическое отделение?
– Так, стоп! – Денисов поднял правую руку и жестом остановил девушку. – Вы ничего не перепутали? Как фамилия дедушки, и из какой он палаты?
– Валюшин! Александр Федотович Валюшин. Он в шестой палате лежит. У него что-то с ногами.
– Ва-а-алюшин из ше-е-естой. – Растягивая слова, чтоб затянуть время, Денисов вдруг вспомнил того неугомонного дедушку с переломом шейки бедра, что ночью пытался встать с кровати и сигануть в окно. Старческий психоз, будь он не ладен. Пришлось дедушку зафиксировать, примотать старыми простынями к кровати. Иначе бы натворил делов пенсионер. – Да, есть такой. Предыдущая смена таким образом спасла ему жизнь. Иначе бы он встал с кровати, перелом мог сместиться. И, насколько я знаю, он собирался вылезти в окно.
– Вы сейчас это вполне серьезно? – Дамочка полезла в сумочку, долго рылась и извлекла на свет божий навороченный фотоаппарат и навела объектив на Денисова. – Я сейчас вас буду снимать! Ответьте, почему вы привязали моего дедушку Александра Федотовича Валюшина к кровати своими дурацкими простынями.
– Во-первых, я уже вам все объяснил – вашего дедушку никуда не привязывал. Его уже до меня привязали. Во-вторых, это обычная практика в медицинских учреждениях: фиксировать неадекватных пациентов. У вашего дедушки, повторюсь, к сожалению, развился синильный психоз. Он, мягко говоря, не совсем критично относится к своему состоянию. И, в-третьих, если вы не перестанете меня снимать, то я прекращу с вами разговаривать.
– А-а-а, – взвилась дамочка, – вы боитесь отвечать за свои гестаповские методы?
– А вот это уже оскорбление врача при исполнении, – ответил Денисов и быстро извлек из кармана халата свой мобильный телефон довольно простенькой модели. И, хотя в нем не было камеры, он все равно направил на дамочку аппарат и сделал вид, что тоже ее с удовольствием снимает. – Так какие говорите у нас методы?
– Ладно, поговорим по-другому, – сверкнула белками глаз девица и, убрав фотоаппарат, принялась кому-то наяривать по мобильнику. – С вами хотят пообщаться, – зло протянула она трубку задумавшемуся Денисову.
– Представьтесь! – потребовала трубка грозным мужским басом.
– Дежурный хирург, – без тени смущения ответил Денисов.
– Я – сын Александра Федотовича Валюшина – Валюшин Роберт Александрович. Я живу в Москве, работаю в столичной мэрии. Представьтесь, кто вы, и что за глумление происходит с моим отцом у вас на отделении.
– Если вы чиновник, да еще такого уровня, то вам должно быть хорошо известно, что на основании федерального закона за номером 323 об основах здоровья граждан…
– Ах, вот оно что, – грубо перебил его речь срывающийся на визг голос из далекой Москвы. – Вы еще и грубите мне. Я еще раз прошу вас представиться и сообщить, что происходит с моим отцом. И учтите, весь наш разговор записывается. В противном случае это ваш последний рабочий день! Я вам устрою райскую жизнь! Слышите меня?! Я не привык, чтоб…
– Мне некогда слушать весь этот бред, – демонстративно зевнул Денисов, едва прикрыв рот ладонью, и передал мобильник назад его хозяйке. Из трубки все еще неслись откровенные угрозы и цензурная брань.
– Извините, доктор, – уже более миролюбивым тоном захлопала глазами внучка Валюшина, – вы не сердитесь на нас. Просто так получилось, что мы в Москве живем, а дедушка здесь. Скажите, пожалуйста, что с ним происходит? Я когда его видела в последний раз, он был абсолютно нормальным человеком. – Она чуть улыбнулась, и Денисов отметил про себя, что она, пожалуй, и не такая стерва, какой хочет казаться.
– Вы когда, простите, последний раз своего дедушку видели? – Денисов отпустил ручку двери, ведущей в реанимацию и повернулся к собеседнице лицом.
– Ну-у, – замялась девушка, – не помню точно. Кажется, летом. Да, в конце августа мы приезжали к нему на дачу. У него тут дача рядом. На ней он и упал.
– Сейчас декабрь. Прошло четыре месяца, многое могло за это время измениться. К сожалению, атеросклероз ни кого не щадит, в том числе и головной мозг.
– Вы думаете, что он из-за атеросклероза стал таким неадекватным?
– Мне сложно судить, я все же хирург, а не психиатр. Иногда после серьезной травмы у пожилых людей возникают такие вот психозы: они до конца не осознают серьезность своего перелома и пытаются встать и уйти из больницы. И остановить их можно только специальными уколами и, простите, за банальность, путем обычного привязывания.
– Так, а почему вы ничего ему не укололи? – В голосе собеседницы вновь послышалась угрожающая нотка.
– А потому, милая девушка, что у нас здесь не психиатрическая клиника и специальных препаратов нам не выдают. Ему укололи обычное успокоительное, но, как видите, оно на него отчего-то слабо влияет.
– И что же теперь делать? Он так и будет привязан к кровати? А нельзя его сейчас в психиатрическую больницу перевести?
– Боюсь, что ничего не выйдет. Кто же его со свежим переломом, да еще шейки бедра, туда возьмет. Завтра вашего дедушку осмотрят травматологи, психиатр и уже коллегиально решат, что делать дальше.
– Но, может, можно как-то сегодня решить? – Девица загадочно посмотрела на Денисова.
– Поверьте, жизни его ничего не угрожает. А привязывание – это вынужденная мера. Как только он начнет отдавать отчет своим поступкам, мы его сразу же и отвяжем.
– Мы вам заплатим. – Девушка чуть прищурила глаза и улыбнулась.
– Так мило, – подумал Денисов, – только что посулили уволить, а теперь мзду предлагают. – И, подумав для приличия с полминуты, ответил, – мне денег не надо. Я зарплату получаю. Лучше сиделку наймите, коли водятся лишние деньги.
– Да знаю я, какая у вас зарплата, – продолжала наседать внучка, – небось едва концы с концами сводите?
– А это, пожалуй, уже вас не касается, – спокойно парировал ее колкость Денисов и, не прощаясь, скрылся за дверью с надписью «Реанимация».
– А вы все же подумайте, – донеслось ему в след, – я отсюда не уйду, пока вы что-то с дедушкой не решите!
Поздоровавшись с коллегами из реанимации, Денисов без предисловий упросил их забрать дедушку Валюшина к себе на отделение. «Очень уж душные родственники! Проще убрать деда с их глаз, а сюда вы их просто не пустите!» Не сразу, но реаниматологи согласились и то, на том условии, что Денисов заберет на отделение кого-то из своих пациентов. Он выбрал Любушкина. Третьи сутки после резекции желудка по поводу продолжающегося желудочно-кишечного кровотечения. Он же его и оперировал в четверг вечером. Любушкин стабилен, кровопотерю возместили. Чего не забрать?
Через сорок минут дедушку Валюшина бережно перевели в палату реанимации, где умело и более надежно прикрутил к функциональной кровати уже не мягкими простынями, а специальными брезентовыми ремнями. Здесь уж не забалуешь. А больному Любушкину уже поправляли подушку под его растрепанной головой в третьей палате хирургического отделения. Денисов с удивлением посмотрел на часы и отметил, что прошло всего два часа дежурства. А такое ощущение, что уже разгрузил без роздыха полвагона угля.
