- Надо признать, что самые страшные преступления люди творят во имя справедливости, правды и – что самое удивительное! – счастья для всех людей, - продолжал говорить Борис. - Так оправдывало свои преступления средневековое христианство, фашизм творил злодеяния, оправдывая их необходимостью улучшения человеческой породы, коммунисты уничтожали людей во имя светлого будущего человечества. Никто не говорит – мы негодяи и мерзавцы, мы ненавидим род людской, нет! Прикрываются рассуждениями о всеобщем счастье, о справедливости, о свободе, строят рай на земле. А его нет, рая. Нет и никогда не было, выдумка всё! И ада нет, сочинили страшную сказочку для запугивания тех, кто не ведётся на истории о вечном блаженстве, - горько усмехнулся Борис. – Представляете, в какой растерянности сейчас пребывают попы? Всех мастей, не только наши бородатые пузаны. Столько веков стригли купоны с доверчивых дурачков и вдруг, на тебе – вселенский облом!

  - Они же предрекали конец света, - хмыкнул Алексей.

  - Да, но не такой! Где явление нового мессии? Где семь казней египетских? Где всадники апокалипсиса?

  - Это аллегории, - неуверенно произнесла Ксения.

  - Конечно, они самые! – с сарказмом ответил Борис. – Нас, де, неправильно поняли! Все шарлатаны и обманщики оправдываются непониманием их мудрых мыслей недотепами.

  Старик разошёлся не на шутку: кричал, размахивал руками и даже топал ногами. Все это было бы смешно, но правда в том, что там, наверху, действительно уничтожалось то, что ещё оставалось от людей. Словно в подтверждение этих слов вздрогнула земля, а спустя мгновение тяжкий грохот обрушился сверху, словно совсем рядом над головами людей ударил гром. Вздрогнули стены, зашатался подвесной потолок, репродукции картин на стенах качнулись и застыли в наклоне.

  - Это что такое? Бомбят, что ли!? – удивлённо воскликнул Алексей.

  - Взрывают дома. Самые крупные здания в городе, - грустно улыбнулся Борис.

  - Кто, гринписы?

  - У них есть сторонники из числа военных. В городе дислоцировались воинские части.

  Взрывы продолжились. Грохот то приближался, то удалялся. Иногда рвало так, что казалось, будто неподалёку сбросили атомную бомбу. Вскоре грохот стих, взрывы зазвучали глуше, будто издалека, но чаще, звуки взрывов слились в сплошной гул, земля дрожала под тяжкими ударами. Алексей предположил, что присыпало вход. Борис безнадёжно махнул рукой и отвернулся. Ксения промолчала, но на глазах блеснули слезы. Алексей спохватился и напомнил, что есть запасной выход, так что опасности никакой, завтра утром выберутся. Девушка кивнула и молча ушла в свою комнату.

  - Не умничал бы, знаток военного дела, - укоризненно произнёс Борис.

  - Да я... ну, не хотел я, - начал было оправдываться Алексей, потом махнул рукой – ляпнул не подумавши, чего уж теперь!

  Он проснулся от тишины. Густой, тяжёлой, как свинец. От которой звенит в ушах, грудь щемит чувство непонятной тревоги. Света в комнате нет, смоляная тьма окружает со всех сторон. Сон пропадает мгновенно, мышцы наполняются силой. Мысли всполохнулись, словно стайка воробьев и затихли под напором самой страшной – нас всех тут засыпало, выбраться из-под толстого слоя обломков не получится. Алексей встает, на ощупь одевается, пальцы привычно сжимают оружие. Хотя, вполне возможно, это лишнее. Дверь открывается с чуть слышным скрипом, хрустит под ногами дешёвый линолеум. Подствольный фонарь вспыхивает ослепительно ярко, узкий луч раздвигает тьму, пляшут пылинки, словно радуясь появлению человека. Холл слева, там дверь и лестница наверх. Справа коридор оканчивается кладовкой, из которой начинается узкий лаз запасного выхода. Шагов двадцать, по словам Бориса, затем подняться по железным скобам и выбраться из бетонного колпака наружу. Поколебавшись, Алексей поворачивает направо. Что-то ему подсказывало, что выйти по лестнице вряд ли получится. Мимо проплывает дверь в комнату Ксении, не слышно никаких звуков. «Спит, наверное, - подумал Алексей. – И хорошо»!

  Кладовка оказалась по колени завалена бумагами, толстыми папками и коробками из-под оргтехники, битком набитыми пачками бумажных листов. «Архив нотариальной конторы, - понял Алексей. – Купля-продажа, брачные контракты, дарственные и завещания - бумажные памятники мышиной возне, именуемой человеческой жизнью. Где вы теперь, дарители-завещатели»? Железная дверца запасного выхода пряталась под листом гипсокартона. Несколько ударов прикладом проламывают широкую дыру, из которой выглянул чёрный квадрат Малевича в металле. Рукоять повернулась нехотя, сварливо скрипя ржавым сочленением. Из тёмной дыры пахнуло плесенью, гнилью и знакомой вонью горелого тротила. Это вселило надежду и обрадовало – в дыру поступает воздух с улицы! Брезгливо морщась, Алексей лезет в грязную нору. Луч фонаря выхватывает из темноты пустые консервные банки, тряпки, старые газеты и коробки из-под обуви. Передвигаться приходится на четвереньках, в колени впиваются острые камешки, под ладоням подозрительно чавкает и хрустит всякая дрянь. Узкий ход обрывается неглубокой шахтой, бетонированные стены покрыты сажей, на полу темнее пятно давно остывшего кострища. В шахте прохладно, гуляет свежий воздух и – главное! – сквозь решётки наверху пробиваются тусклые лучи дневного света. Алексей поднимается по скобам, деревянная решётка на окне рассыпается от одного касания. Осторожно, чтобы не ободрать бока и спину, Алексей выбирается на свет Божий. Гаснет фонарь, ствол бесстрастно глядит черным глазом ... вокруг, насколько хватает глаз, простирается пустыня! Серая пустошь, покрытая уродливыми горбами холмов из щебня и мусора. Громадное здание торгового центра просело и угрожающе наклонилось, стальные опоры еще держат коробку из бетона и стекла, но это ненадолго. Исчез универмаг и вокзал. От подвесной дороги, идущей от метромоста над домами и железной дорогой, остался безобразный вал обломков. Не видно рельс, они скрыты толстым слоем серого песка и камней. Странная и страшная пустыня тянется от Волги до Оки. На высоком правом берегу не видно ни одного целого здания. Полностью уничтожен речной вокзал, разрушены красные казармы, вообще все здания вдоль берега. Уцелела только знаменитая лестница, а шпиль башни телецентра превратился в загогулину. Похоже, сплошная полоса разрушений тянется дальше, вглубь города. Нет жилых домов, нет храмов, исчезли мосты. Набережная Волги сохранила бетонное покрытие, но и оно испещрено воронками от взрывов, словно язвами. Сохранились только остатки старинных домов. Мощные фундаменты и метровой толщины кладка выдержали бешеный напор ударной волны. Стены обрушились, оставив после себя жалкие огрызки высотой несколько метров.

  Алексей обернулся. Удивительно, но дом с подвалом, где они прятались, уцелел. Обрушился только кусок стены над подъездом, вход засыпан горой щебня. Бетонный колпак, укрывающий запасной выход из подвала, посечен так, словно его расстреливали в упор из пулемёта.