Некоторые товарищи, особенно защитники и вратарь, пытаются его хоть немного подбодрить. Но он лишь огрызается, посылая их куда подальше, и медленно бредёт в подтрибунное помещение. По пути тренер протягивает ему руку, но он посылает и его. В подтрибунном помещении он медленно остывает. А после игры от безысходности и осознания собственной неправоты подходит к тренеру извиниться. С той же целью он подходит к одноклубникам.
— Да ладно тебе. Мы поняли, что ты был не в себе. Ты мог себя не утруждать, извиняясь, — ответил ему Алекс.
Но на следующий день, когда он подошёл к тренеру, тот объявил, что он проведёт несколько тренировок в зале. Это было для него ударом. Оскорблением. Как это он… и в зале! Хотелось вновь нагрубить, но он смог не делать этого.
— Тебе нужно остыть. Привести себя в порядок. Позанимаешься в зале три тренеровки. К тебе будет заходить Джастин и проверять, что ты действительно занимаешься, а не отлыниваешь.
Хоть Акинфеев и пытался уговорить тренера отменить наказание, все его попытки были проигнорированы, и ему ничего не оставалось, кроме того, как пойти в спортзал.
Он садится на велотренажер, тут же начиная крутить педали. Недавно заходил Джастин. Посмотрел, убедился, что он занимается, и убежал. Он прибегал каждые пятнадцать минут, просовывал свою кудрявую голову в дверной проём, находил взглядом Акинфеева, кивал и исчезал. Даниил не понимал, зачем Джастин убегал, возвращаясь. Он хотел было спросить у него, но не успевал. Впрочем, беготня Джастина его никак не касалась.
В пустом зале, переполненном различными тренажерами, он чувствовал себя ужасно. Спустя полчаса первой тренировки он начал считать себя одиноким, хотя прежде никогда так не думал. Музыка, которую он включил, чтобы было хоть на немного веселее, совсем не справлялась со своей задачей. Светлые стены, угнетая, ассоциировались с больницами и различными лечебницами. Высокий потолок заставлял себя чувствовать маленьким, даже иногда никчемным, человеком. После первой тренировки Даниил долго не мог уснуть. На следующий день он попросил тренера отпустить его обратно или дать ему какого-нибудь человека, чтобы он не рехнулся или не поехал крышей, хотя это одно и то же. Но был грубо отправлен на тренеровку в одиночестве в ставший ненавистным спортзал.
А ещё в зале плохо думалось. Вернее, хорошо думалось о плохих вещах. Так он принял решение, что ему просто необходимо позвонить дяде Денису, маме и обязательно сестре. Причем сделать это нужно в ближайшее время. Может быть это решение и неплохое, но от атмосферы, нагоняемой спортзалом, всё казалось просто ужасным. Он меняет тренажер, одновременно с этим набирая номер дяди Дениса. Тот отвечает после третьего гудка. Они недолго разговаривают о жизнях друг друга, пока Акинфеев не интересуется номером Фернандеса.
— А зачем он тебе? — Даниил был уверен, что Черышев сейчас щурится, улыбаясь.
— Мне нужно с ним поговорить. Я знаю, что ты догадался зачем, поэтому не хочу озвучивать причину.
— Я скину тебе смс-кой. Как ты там, в Англии? Слышал, что у тебя конфликт с тренером. Это правда или журналисткие выдумки?
— Отчасти. Я просто вспылил и теперь отбываю наказание в зале. — он не хотел обсуждать это, но ему нужно было отвлечься от мыслей утопленников перед их последним прыжком. А именно такие мысли нагонял зал.
— Из Испании уехал, а терпеливее не стал. — произносит Денис, и Акинфеев видит в этом укор.
— Да брось! Денис, ты всё ещё…
— Нет, я не обижен, что ты уехал из лучшего клуба Европы. В конце концов, это твой выбор и твоя жизнь. Я не имею никакого права тебе указывать где тебе следует играть и как.
— Если бы не обижался, то не говорил бы так. — замечает Даниил, но потом переводит тему, интересуясь жизнью Черышева и событиями Ла Лиги.
Они разговаривают ещё около получаса, а после к нему на телефон приходит сообщение с номером Фернандеса. Акинфеев долго смотрит на экран телефона, размышляя стоит ли звонить сейчас или лучше сделать это вечером. В итоге откладывает телефон до вечера, возвращаясь к тренировке и теперь не замечая давящей атмосферы спортзала. В проеме появляется кудрявая голова, Даниил поднимает руку, приветствуя Джастина, но тот уже скрылся за дверью.
Он возвращается в свой кабинет из кабинета Широкова. Сегодня они снова собирались обсуждать тактику. Правда теперь их обсуждения выглядели более спокойными, чем раньше. Собственный кабинет встречает его приятной прохладой из-за открытого почти настежь окна и работающего кондиционера. Он подходит к деревянному столу, закиданному различными документами. Никто другой ни за что не найдет необходимый листок бумаги, в отличии от него: он мог найти его даже с закрытыми глазами. Правда захламленным этот стол бывал только до обеда: в обед он приводил его в порядок, чего не успевал делать в рабочее время из-за беготни по кабинетам.
Он смотрит в окно и думает, что стоит всё-таки закрыть его, чтобы не замёрзнуть. После того, как оно оказывается закрытым, к нему стучится Светлана и просит зайти к Роману Николаевичу. Марио удивляется, но откладывает уборку стола до лучших времен и выходит из кабинета. Рома уточняет у него какие-то детали предстоящего матча с Чехией. После Фернандеса отпускают домой, чему бразилец очень рад: из-за работы он стал реже общаться с детьми и женой. Все мысли были только о предстоящих матчах и об ответсвенности, что легла на его плечи.
Ещё где-то в голове торчала мысль о том, что всё-таки нужно поговорить с Акинфеевым. Потому что Гарсиа Гарсией, а защитники в сборной всегда нужны. Он подозревает, что журналисты наверняка раздули скандал из-за того, что Даниил не попал в сборную. Кажется, об этом им ещё пресс-секретарь говорил, он не сильно вдавался в это болото СМИ.
Пока он стоит в пробке, решает позвонить Дзюбе и договориться о встрече на второй день после матча с Чехией. Артём рад, что им удастся встретиться. Но поговорить по телефону им не суждено, потому что у Дзюбы какая-то важная встреча по поводу открытия очередного фитнес центра. Пробка, словно назло, не желает исчезать мановением палочки инспектора ГИБДД. Там, видимо, какая-то авария. Но к счастью, вскоре он прощается с затором на дороге и едет домой.
Вечером кто-то очень настойчивый пытается до него дозвониться. Этим кем-то оказывается Акинфеев. Он несколько минут выслушивает монолог о том, откуда у Даниилы его номер телефона, потом интересуется жизнью футболиста, словно они близко общаются. Акинфеев сообщает, что пока тренеруется отдельно от команды, но причину не объясняет. После он, наконец, переходит к главному. К цели звонка. Марио, конечно, догадывался для чего он звонил, но специально не торопил юношу.
— Я чего Вам позвонил-то… Я по поводу сборной… — он, как подумал Фернандес, не знал как сообщить, что не против числиться в составе национальной команды.
— Что там не так со сборной? — Марио отчего-то хотелось, чтобы Акинфеев сам сообщил о своём желании.
— Вы ведь прекрасно понимаете, что я звоню Вам, как тренеру сборной России, — он, кажется, ухватился за мысль, но тут же её потерял, поэтому замолкает.
— Допустим, я понимаю. Что дальше? Не тяни время, пожалуйста, — произносит бразилец, когда молчание затягивается.
— Если коротко, то я по поводу тех слов. Я думаю, вы поняли каких именно. В общем, я передумал… — он несколько секунд думает над тем, что можно ещё сказать, но, не найдя продолжения, скомканно прощается и завершает вызов.
Марио некоторое время смотрит на погасший экран телефона, потом, помотав головой, откладывает его и идёт к детям и приехавшим со старшими детьми внукам, что радостно играют со скучающей в последнии дни собакой Лайкой. На следующий день он спрашивает, что там с Акинфеевым, на что получает ответ, что он уведомлен. Улыбаясь, Фернандес направляется в свой кабинет, чтобы, наконец, навести порядок на столе.
