Его подхватили и усадили на ближайшую кованую новую скамейку, заботливо установленную вместо прошлогодней в рамках очередной волны реновации, которой народ дал емкое издевательское название «ихулица». В ожидании наряда «скорой помощи», дежурившего на Столешниковом переулке, коучер Сергей умело занял шестилетнего внука Александра игрой в «минутку» – нужно было по очереди за 60 секунд, засекая таймер на смартфоне, считать в проходящей толпе людей в одежде определенного цвета. Лидером, естественно, стал черный.

Убедившись, что всё под контролем, Андрей попрощался с новыми знакомыми и двинулся дальше. Концентрация людей с каждым метром увеличивалась, скорость движения снижалась. Так как идти до Манежной было еще долго, Андрей машинально достал телефон. В чате «Доколе???!!!» было 217 непрочитанных сообщений.

Несколько раз над головами пролетели вооруженные квадрокоптеры Росгвардии, словно око Саурона, безустанно следящие за обстановкой, готовые вмешаться в любой беспорядок и вызвать на подмогу ближайший наряд сослуживцев.

Но таких случаев не предоставлялось. Только один раз некая женщина с криком «Помогите, бьют! Полиция!» бросилась под ноги к группе атлетичных молодых людей. Толпа расступилась. Без единого слова, без суеты или испуга, течение обогнуло провокатора, позволив ему незаметно ретироваться.

Зачитавшись, Андрей не заметил, как оказался у края сцены. Она стояла на Охотном ряду, занимая всё пространство между зданием Государственной Думы и гостиницей «Москва». Прохода налево не было – в целях безопасности и во избежание давки потоки людей направляли на удаленные станции метро справа по ходу движения: «Александровский сад» и «Библиотеку им. Ленина».

Он уже собрался обреченно протискиваться в ту сторону мимо плотной стоячей собравшейся у трибуны массы людей, когда неожиданно сильная рука одернула за плечо.

– Что заставило вас выйти сегодня на улицу?

В первую секунду он увидел лишь ухоженную женскую руку с микрофоном в ореоле засветки от фонаря камеры, с забавным и, пожалуй, символичным шеллаком в виде тонкой прямой белой линии на черном фоне с одной сердечной пульсацией на среднем пальце.

– Почему вы здесь? – прозвучал вопрос, который впору было бы услышать от апостола Петра.

– Мне не всё равно, – бросил он в ответ.

Повисла пятисекундная пауза, а затем слепящий свет погас.

– Послушайте, – корреспондент опустила микрофон и придвинулась интимно близко, практически шепча на ухо, – тут всем не всё равно, но так мы ничего не изменим!

Отодвинулась, еще раз оценивающе посмотрела, поправила непослушный локон и, пока добыча не отвела взгляд, потянула за руку.

– Как тебя зовут?

– Андрей.

– Пойдем!

Впоследствии наш герой не раз вспоминал этот момент и задавался вопросом, какая огромная череда взаимосвязанных событий привела его в это время, в это место, к этому микрофону?! Уму непостижимо! Почему эта упорхнувший ангел журналистики выбрала именно его и какими средствами протащила на сцену?

И вот он стоит перед толпой. Бешено колотящееся сердце по привычке успокоено сжатыми до боли кулаками. Нервный скачок давления спал. Мысли чисты, воспоминания тренингов ораторского мастерства загружены. «Какая у тебя цель? – Заставить людей задуматься о чем-то большем, чем одна трагедия. – Как ты это будешь делать? – Буду предельно честен и искренен».

– Здравствуйте.

Толпа зааплодировала, подгоняемая изнутри модераторами, которым приказали поддерживать всех выходящих на сцену. Это позволило Андрею выдержать паузу, чтобы сконцентрировать внимание на себе. Удивительным образом, его никто не представил – просто марионеткой выставили к микрофону.

– Кто сегодня выступал на этой сцене? Депутаты? Звезды шоу-бизнеса? Слова соболезнования? – он намеренно произносил слова медленно, сквозь зубы. – Трагедию снова превратили в площадку для пиара.

Покачал головой и перевел дух.

– Я отец двух замечательных сыновей. Вчера, ложась спать, я представил, что мои, – приложил руку к груди, – МОИ дети оказались на этой проклятой барже. Я плакал, понимаете, плакал! То, что произошло, – ужасно! Пусть души их упокоятся с миром!

На этих словах Андрей склонил голову, держась рукой за стойку микрофона, и замолчал. Это было естественное, не постановочное движение, вызванное лишь необходимостью успокоить дрожащий от эмоций голос, но вокруг вдруг сделалось заметно тише.

– Что бы я хотел, случись это с моими детьми? Я бы хотел, чтобы понесли ответственность те, кто разрешил ресторану работать, кто обязан был проверять и следить за безопасностью, кто преступно закрывал на это глаза. Я бы хотел увидеть раскаяние. Где оно?! Где эти люди? Где губернатор, – произнес он, почему-то указав в сторону Кремля, – который выйдет сюда и честно расскажет, как всё это получилось в 500 метрах от его рабочего кабинета? Этого нет! Вы понимаете, нет! Совести не осталось, со-вести. Спрятались за своими кортежами и лицемерием! Но, наверное, надо быть конструктивными, – Андрей успокоил интонацию и ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. – Надо задаться вопросом: что сделать, чтобы такая трагедия не повторилась? Ужесточать контроль? – он ухмыльнулся. – Не поможет! Это как с антибиотиками, к которым бактерии со временем становятся резистентными. Наверное, многие из нас – вот такие бактерии. Человек, привыкший жить в условиях контроля, привыкает и выкручиваться, отмазываться от проверок и штрафов. Как он это делает? Да банально договаривается со всеми этими контролерами, откупается деньгами. Замкнутый круг. Можете назвать это дном – наше с вами общество достигло состояния, когда не главенствуют ни законы, ни понятия совести и чести. Только деньги. Одни готовы давать, другие – брать. Личный доход стал важнее сотен жизней.

Выступающий прервался, на секунду обернувшись на закулисный шум справа, откуда недавно сам вышел на сцену, как и все прошлые выступающие.

– Сейчас пройдут проверки, будут выданы предписания, кто-то получит награды. Но у людей короткая память. Через год всё вернется на круги своя… Вспомните, мы уже проходили уроки пожаров в торговых центрах, социальных учреждениях и больницах.

Оратор покачал головой и внезапно потерял мысль. В попытках заново ее нащупать он бросил взгляд в толпу и увидел несколько транспарантов с «мягкими» лозунгами недовольства властью, так как прямые призывы были запрещены и грозили уголовными делами.

– На мой взгляд, смена политической системы здесь не поможет, – поймал взгляд симпатичной брюнетки в первых рядах, державшей плакат «Пора», и улыбнулся ей. – Придут новые, выросшие в этой действительности, чиновники, и будут кормиться за счет привыкших к этой действительности «нечиновников».

Он показательно, хотя в этом не было ничего наигранного, задумался, потупив взгляд и медленно поправив волосы на лбу раскрытой ладонью.

– Нужны системные изменения, но… другие!

Еще одна пауза, в которую успел поместиться классический, отчетливо слышимый плач ребенка.

– Я узнал интересное определение в финансовой сфере – «нравственные инвестиции». По прогнозам, такие вложения денег и сил «со смыслом», в полезные для общества начинания, должны победить беспорядочную торговлю с одной лишь целью быстрой наживы. Обязаны победить! Вот такие инвестиции должно делать и государство. Вкладываться в человеческий капитал, чтобы в обществе взращивались понятия морали, чести, совести. Чтобы культивировалась честность по отношению к себе и окружающим. Тогда в каждом следующем поколении будет больше людей, для которых это будут не пустые слова. Которые будут уважать человеческую жизнь, свободу и результаты труда других людей. Которые будут, исходя из этого, писать правильные законы и честно исполнять их. Которые будут понимать свою ответственность за то, что они делают, будь то работа плотника, инспектора безопасности или премьер-министра.