Удар ножомпришелся слева. Странно, если вышло бы иначе. Мужик, здоровый лось в тесном, с чужого плеча, мундире внутренней Стражи, правша. Умелый профи, явно дезертир из пехтуры Альянса. Той довелось в последние лет пять воевать так, что просто мама не горюй. Длинный и широкий штык-нож это только подтверждал, пехотинцу таким работать куда сподручнее.

Клинок просвистел почти по предплечью, чуть не распахав его по всей длине. Почти. Через несколько секунд, заработав удар ботинком по яйцам, сломанное запястье и вывихнутый в плече сустав, мужичина охнул и прилег отдохнуть. Следующий удар пришелся в голень, скорее всего треснувшую. К чести любителя ножевого боя он не орал. Скрипел зубами, матюгался, грыз грубую ткань рукава. Но не орал. В отличие от своих товарищей, ни разу не молчавших по всей округе. Стаю людей-шакалов, долго разорявших хозяйства этой части Альянса, добивали.

– Чего ждешь? – прохрипел бывший владелец штык ножа. – А?

– Тебе-то чего не терпится? – голос, проходя через опущенное забрало шлема и маску казался нечетким и … молодым? – Сдохнуть быстрее хочешь, значит.

– А хотя бы и так, тебе то что, щенок? – Мародер умудрился даже сплюнуть, хотя большая часть слюны так и осталась в черно-седой бородище.

Он посмотрел на самого себя, отразившегося в стекле забрала. Кадык на шее, тоже густо заросшей жесткой шерстью, предательски дрогнул. Но вместо ожидаемой стали по горлу в зубах неожиданно оказалась сигарета. Фосфорная спичка чуть зашипела, плюясь разгоревшейся головкой. Бандит затянулся, жадно хватая сладковатый дымок привозного дорогого табака, замолчал.

Ребристая подошва ботинка чуть сместилась, не пропадая из зрения. Салага в понтовом шлеме, сваливший его как котенка, не отходил. Пока не убивал, стоял, смотрел вокруг. Да на что там смотреть? Что можно увидеть нового в пустошах?

Фермерский дом и подворье с постройками, уцелевшими полностью. Повезло крохобору, налетели эти… в шлемах. Всю банду положили, не дали ничего сделать. А так-то… Дом бы может и выстоял, стены-то точно. Сложены недавно, в три кирпича, надежные, сто лет простоят. Если крупным калибром не вжарить, конечно. Но остальное сгорело бы, пусть и не сразу. Почти все сараи из дерева, привозного и дорогого. Самые мелкие так вообще, из шпал собраны, стыренных с постройки восстанавливаемой железной дороги. Ох, полыхнули бы.

Вон, ближе к дому, сваренная из стальных листов огромная коробка. Самая большая драгоценность здесь. Котельная и очень редко запускающийся генератор на дизеле. Два колодца, старый, с насосом, давно заржавевшим, и новый, с воротом и цепью, вырытый лета три назад. Два трактора на латанных высоких колесах, выгоняемые с десяток раз за весь год. Горючее для них до сих пор чересчур дорого. А рядом конюшня, в которой стоят обычные лошади. Киберконей ни один местный земледелец себе не сможет позволить, разве что ближе к какой из столиц Альянса, там да, бывает… Вот и все, что осталось увидеть перед смертью далеко не старому мужчине. И о чем подумать.

Остатки и останки, никак больше. Все, что могло умереть, давно умерло. Знания, умения и хитрые машины еще остаются и работают, но сколько их? Но даже за эти крохи кровь здесь льется реками.

– Покурил?

– Да… – бородач лежал не шевелясь, боялся потревожить размозженное тело. – Салага, ты меня убить-то сможешь быстро?

– Думаешь, что стоит?

Мужик хищно улыбнулся.

– Я же человек, не тварь какая-то…

– Ты?

В забрале вновь отразилось бледное лицо с кровью и старым шрамом.

– Вы поработали у Илецка неделю назад?

– Где?

– Два хозяйства. Картошка, капуста, много яблонь. Помнишь?

Бородач смачно отхаркнул.

– Помню. И что?

– Да то.

Штык-нож, совсем недавно так надежно лежавший в ладони бородача с хрустом вошел в его же горло. Тот задергался, замолотил ногами в грубых ездовых сапогах. Но отражения в забрале уже не было.

Ботинки с высокой шнуровкой остановились рядом с кучей бандитов, сваленных вповалку.

– Твари, кто еще хуже вас?

Со стороны двух высоких машин, ощетинившихся стволами и хищными ракетами, закричали. Команда пошла по цепи высоких фигур в броне и увешанных оружием.

– По местам!

Впереди ждала настоящая работа. Та, за которую чистильщикам и платят.

«Война есть нормальное состояние человечества.

Но умирать на полях сражений должны те, кто любит войну.

Если необходимо раскачать государство, следует сделать так,

Чтобы в бойню попадали все, от мала до велика»

Из наставления

«Biblionecrum», гл. «Война».

M.A. Erynn, ph.d., Culto Nocto

Солнце стояло в зените. Трава, волнуясь под ветром, блестела своей, до конца не выгоревшей, стальной зеленью. Лишь кое-где травяное море пятнали яркие краски разнотравья. Пушистые метелки ковыля, густо торчавшего повсюду, дрожали под порывами, дующими с севера. На степь накатывала осень, но пока солнце, торчавшее ярко раскаленным гривенником на бездонном небе, жарило изо всех сил. Лохматые спины курганов еще выжигало, нещадно и яростно.

Человек в плотном кожаном костюме с защитными вставками казался чужим. Он, сидя в седле потрепанного мотоцикла-эндуро, не шевелился. Плевать хотел на раскаленный, густой воздух, маревом дрожащий перед глазами. Чернел неподвижным монументом на верхушке степного горба, покрытого проплешинами и желтыми пожухлыми пятнами. Лучи солнца бликовали на матовом забрале шлема, треснувшем в нескольких местах и лежащем на сгибе локтя. Изредка к звуку холостящего двигателя, вспугивая начавших привыкать к нему сусликов, добавлялось протяжное потрескивание.

– Как у тебя? – хрипнуло в динамике радиостанции, закрепленной на поясе.

На правом плече чернела небольшая коробка переговорного устройства.

– Пока спокойно. Жду. Не переживай, Мерлин, не проморгаю.

– Уж я надеюсь, Енот. До связи.

Отвечать мотоциклист не стал. Лишь покрутил головой, стараясь не упустить – когда в волнении ковыльно-полынного моря появится что-то неправильное. За свой тыл Енот был спокоен. Датчик движения, собранный Инженером, опробовать уже приходилось. На сто восемьдесят градусов позади чистильщик защищен. Небольшой монитор, крепившийся к выступу над баком, не показывал крупных живых объектов в радиусе ста метров. Этого расстояния ему хватит по уши, если что. Можно рассматривать красоту перед собой.

Седое, со стальным отливом, колыхающееся море, лежавшее под ногами, было спокойно и прекрасно. Густые светлые метелки ковыля, маленькие и пушистые головки типчака, изредка прореживаемые чертополохом и желтыми цветами шалфея. Запах трав, густой и обволакивающий, чуть сладковатый, с еле заметной горькой примесью полыни. Здесь, на юго-востоке, степь взяла свое. За последние сто лет никто не стремился вогнать лемех плуга в жирные, разваливающиеся под сталью ножа черноземы зеленовато-стального живого моря. Люди не могли себе позволить распахивать ее так, как раньше. И степь забрала назад все, положенное ей, принадлежащее по праву и отнятое людьми в прошлом. Мирная, тихая и спокойная степь… Еноту даже не верилось порою в ее смертельную опасность для большинства обычных людей, оказавшихся среди бескрайних просторов. Возможно, причина скрывалась в его собственной «необыкновенности»?

Через степь шли несколько, относительно безопасные, тракты-дороги. Один, соединяющий пограничные земли Альянса, Эмирата, Сиберии и предгорий Камня, в последнее время стал очень… неудобен. Если не сказать серьезнее. Именно его широкая светлая полоса виднелась у горизонта. А Енот торчал на самом солнцепеке на верхушке кургана и ждал. Чего?

Уже две недели караванщики старались ходить не просто большими отрядами. Караван торговцев, будь в нем всего с десяток машин, мог потерять минимум две во время перехода через местный участок пути. Шайки бандитов не совали сюда носа, а это Еноту казалось очень удивительным. Что думали степные мутанты, он не знал, с этими разговор всегда короток. Не языком и словами, нет. Только сталью и свинцом. С ними по-другому больно-то не договоришься. Начнешь говорить и не заметишь, как отрежут голову. Если сам первый не пустишь пулю в лоб зарвавшемуся зверью. Но даже эти сюда старались не соваться.