Литмир - Электронная Библиотека

Причина неудовлетворительности явившихся доселе работ по вопросу о бретонских романах – частью в узости круга источников, которые принимались во внимание (в особенности это можно сказать о французских ученых), частью – в распространении положений, верных относительно одной частности вопроса, на весь вопрос (это мы замечаем в теориях кельтской и выдвинутой против нее в последнее время), а частью – в неправильности метода, которым пользовались многие ученые.

Как известно, романы Круглого Стола – одно из крупнейших явлений в средневековой литературе не только Франции, но и всей Западной Европы, и принадлежат к самым видным созданиям наиболее блестящей поры этой литературы. Достаточно известно долговременное увлечение, с которым они принимались публикой Франции и других стран, в которые проникали, и их громадное влияние на тогдашнее общество и литературу. По словам Л. Моланда[19], несколько, впрочем, преувеличивающим дело, «быть может, ни в какой другой стране и ни в какой другой истории не найдется столь значительный и решительный пример влияния нравов на литературу и воздействия последней на нравы». Французский роман играл в тогдашнем западноевропейском обществе такую же роль, какая досталась ему опять в прошлом и нынешнем столетиях, даже большую, и, по словам того же писателя[20], «по мере того как историки дают более места философскому духу, они все более и более признают важное значение, какое должно приписать этим романам». Бретонские романы имели огромное значение в истории рыцарства. По словам Гольцмана[21], «это – первые продукты и проявления нового духа; они были учебниками, из которых обучались духу рыцарства, с его условными понятиями о чести, с его занятиями поэзией и его галантным обращением с женщинами, французы, так же как позже не слишком в том понятливые ученики их немцы». Романы Круглого Стола, из которых роман о Граале был выдан обработавшим первоначальную сагу даже за божественное откровение, имели успех везде, где только процветало рыцарство. Находили они доступ и в другие страны, например в Исландию, и Сан-Марте не несправедливо выразился о них, что «это была настоящая мировая литература» (Weltliteratur)[22]. В течение четырех столетий эти книги являлись творениями, в которых всецело воплощался идеал знати[23]. Ими наполнялись библиотеки аристократов[24] и ими же развлекались, после обильных столов, гости знатных феодалов[25]. Незнание рассказов из бретонской истории считалось, по словам одного тогдашнего писателя (Альфреда де Беверли)[26], признаком невежества, и эти басни вошли до такой степени в жизнь, что именами некоторых из действовавших в них лиц называли детей при крещении, под патронат этих романических героев отдавали турниры, иногда даже судебные поединки, и нарочно наделяли их гербами, которые брали потом у них[27]. В одном dit Мерлин является ревнителем христианских начал и, одарив бедного виллана богатством и почестями, лишает его всего этого, когда тот возгордился и оказался неблагодарным. В пророчества Мерлина верили довольно долго[28], и они были литературной формой, которой пользовались различные политические партии[29]. Бретонские романы читались даже монахами, иногда довольно явно обнаруживающими свое знакомство с названными произведениями[30]. Известность некоторых героев Круглого Стола достигла весьма широких размеров. Уже Алан аб Инсулис (в конце XII столетия) писал об Артуре: «В какое из мест, куда простирается христианское владычество, крылатая слава не занесла и где не сделала известным имени бритта Артура? Кто, спрошу, не толкует о нем, когда он, как говорят сами паломники, возвращающиеся с Востока, почти известнее азиатским народам, чем бриттам? Об Артуре говорят жители Востока, как и жители Запада, хотя их разделяет пространство всей земли. О нем говорит Египет, не молчит уединенный Босфор. Деяния его воспевает владыка государств Рим, да и сопернику некогда Рима Карфагену известны Брони Артура. Деяния Артура прославляют Антиохия, Армения, Палестина»[31]. В свое время это влияние бретонских романов на общество было не без пользы для последнего – в западноевропейской словесности они имели еще большее значение, совершив громадный переворот в ней. Известно, как мало было светских элементов в литературе до XII столетия. Рыцарские романы порешили навсегда господство церковного элемента в общественной литературе. Они положили начало эпическому изображению современного человека, хотя все еще ставили его в далеком прошедшем. В них мы усматриваем одно из первых проявлений ключа живой новоевропейской литературы, а не поддельной и искусственно возращенной; правда, и в этих романах немало чужого и наносного, но при всем том они были полны жизни. Это первые литературные произведения нового времени, в которых широко пробилась обыденная жизнь. С появлением романов бретонского цикла в новоевропейской литературе упрочилось существование этого рода литературных произведений, играющего в настоящее время – и совершенно справедливо[32] – такую видную роль. Уже Данлоп указал на ту заслугу романов Круглого Стола, что они «вдохнули вкус к чтению». Сильно заинтересовавши общество, они сообщили литературе огромную распространенность, раздвинули круг значения ее в обществе и привлекли к ней множество деятелей. Они породили целую литературу, до сих пор еще не поместившуюся в печати, что и немудрено. Наконец, в бретонских романах в первый раз получили значение в крупных размерах чисто литературные элементы: свобода фантазии, красота отдельных эпизодов, а также «описание любовных томлений и ласк», «тонкий анализ чувства» и «красноречие, многословное, расплывчатое и изысканное, но проникающее страстью, отличавшей труверов бретонского цикла». В этом их «достоинство, совершенно отличное от достоинства Chansons de Geste и заставившее поблекнуть славу феодального и каролингского цикла»[33]. В местностях с кельтским населением романы Круглого Стола проникли в народ в первоначальном и чистом виде и вызвали целый ряд сказаний, не народное происхождение которых доказано только в последнее время[34]. Артур доселе еще живет в народной памяти, равно и Мерлин[35]. Последний, скажем словами одного издателя, пользуется в народе, в особенности в деревнях, почти европейской известностью. Скорее забудется история – ясная и точная – человека, память о котором не носит на себе ничего чудесного; но как забыть эту фигуру, которая, как бы она неопределенна ни была, беспрестанно носится во время вечерних сумерек, когда перед глазами запоздавшего крестьянина рисуется на туманном горизонте черный абрис одного из этих странных друидских памятников, которых отдаленное происхождение оставляет для догадок вполне свободное поле?[36] Несколько позднее бретонские романы повлияли на испанскую литературу, но зато нашли там крайне восприимчивую почву[37]. В Англии обработка сюжетов, данных в этих романах, не прерывалась все время начиная со Средних веков, и Артура избирали нередко героем драматических и эпических произведений. В других странах занимающие нас памятники также не скоро сошли со сцены. Романы Круглого Стола и их сюжеты даже в последнее время предлагаются читающему обществу в поэтических переработках, не только в оригиналах и переводах. Равным образом позднейшие произведения этой литературы держались почти до последнего времени и в среде низших классов, причем романы испытали общую судьбу всех великих и передовых в свой век произведений.

вернуться

19

Origines litteraires de la France, Paris 1862, p. 70.

вернуться

20

Orig. litt., 14.

вернуться

21

См. ст. его об Артуре в XII т. «Germania».

вернуться

22

Die Arthur-Sage, S. 61.

вернуться

23

В Roman du Hen Sarrasin’a читаем:

De chiaus de la reonde table
Vous а-on mainte fois conté,
Qu’ils furent de si grant bonté
Et de si grant chevalerie,
Qu’en toutes conrs doit estre oie
La prouece et la vertu,
Qui fu u vaillant roi Artu
Et ès chevaliers de sa court.

В Préface de Guiron le courtois говорится: «…je veuil por les boos si mon livre franslater que li bons у praignent bon example des haus fails des bons chevaliers anciens». – Hartmann von Aue, в начале своего Jwein’a прямо говорит об Артуре: «Кто последует его примеру, тот будет вести безукоризненную жизнь». Thomasin von Zirclar (в «Der Welsche Gast») упоминает о некоторых героях и героинях рыцарских романов как об образцах для молодежи. Можно бы привести немало подобных замечаний начиная со времени появления первых романов и оканчивая XV столетием.

вернуться

24

Histoire litteraire de la France, XIX. A Paris MDCCCXXXVIII, p. 623–625.

вернуться

25

Ibid. 710.

вернуться

26

P. Paris. Les romans de la Table Ronde, t. I, (Paris MDCCCLVIII), p. 91.

вернуться

27

О приурочении итальянских генеалогий к героям французского и бретонского циклов см. в ст. Р. Rajna «Le origini delle famiglie Padovani», помещенной в «Romania» 1875 (№ 14, Avril). К историям Круглого Стола старались привязать и Крестовые походы. Potvin, 1. c., р. 29.

вернуться

28

Эти пророчества имели ход еще в XVII стол.

вернуться

29

В русской литературе см. об этом статью известного нашего ученого проф. А. Н. Веселовского: «Опыты по истории развития христианской легенды», помещенной в № 5 «Журнала Мин. нар. просв.» 1875 г.

вернуться

30

Впрочем, в монастыри допускались и менестрели.

вернуться

31

VII Libr. Explanat. in Merlini Ambros. Britanni prophet, anglic. – Об известности Тристана см. у Фр. Мишеля: Tristan, I, vii – xxviii. По словам Данлопа, о степени известности Ланселота во время изобретения игральных карт свидетельствует то обстоятельство, что «масть бубен во Франции носила название “вещи Ланселота”» (Dunlop – Liebrecht, S. 75).

вернуться

32

Широта жизни и разнообразные отношения ее со всеми их мелочами и проявлениями не могут быть представлены ни в каком другом роде литературных произведений так хорошо и всеобъемлюще, как в романе.

вернуться

33

Les origins de la langue et de ka poésie françaises d’après les travaux les plus recènts par M. Charles Aubertin, Paris 1874, p. 235.

вернуться

34

Такой переход литературных произведений бретонского цикла в народ допускает отчасти даже Вильемарк.

вернуться

35

Имена Артура и Мерлина приурочиваются и сейчас ко многим местностям.

вернуться

36

Имя Мерлина во французском языке сделалось даже нарицательным (так называется, между проч., волшебник, чародей).

вернуться

37

См. об этом отчасти в письме Т. Wolfa в книге W.L. Holland «Chrestien von Treies». Tübingen 1854, (S. 208–209). Только на русскую словесность бретонские романы оказали влияние не непосредственно, а через позднейший отголосок их в итальянских рыцарских романах, – не творчески, а вызвавши лишь несколько народных рассказов, и – очень поздно. Заметим, что в века процветания западного рыцарства оно не встречало особенного сочувствия в русской земле: в наших землях и у наших дружинников рисовался несколько иной идеал. У наших предков не пошли в ход даже рыцарские турниры, бывшие, впрочем, известными им далеко не в самом блестящем их виде, хотя летопись и говорит, что когда «угре на фарех и на скокох играхуть, на Ярославля дворе, многое множество, то кияне дивяхутся угров множеству, и кметьства их, и комонем их» (Ип. сп. 288–289), и попытки внести в нашу жизнь обычаи западного рыцарства (напр., в 1149 г. «пасаше Болеслав сыны боярьскы мечем многы»), при отсутствии в ней начал, могших содействовать развитию этого движения, не имели заметного успеха. В Переяславской летописи рыцарские обычаи (служение дамам, ношение их девизов и цветов, употребление коротких одежд) причисляются даже к «бесстудию» [летоп. Переяславля-Суздальского, изд. Оболенским (М., 1851), с. 3]. Проф. Буслаев. [Историч. очерки русской народной словесности и искусства, т. II (1861), с. 336] считает это довольно поздней вставкой.

5
{"b":"681980","o":1}