Сосед с первых минут показался ему каким-то чудаковатым и это было ещё одной каплей в чашу недобрых предчувствий и догадок, нарастающих в нём. Тот псих в коридоре кричавший чтобы не топали; санитар крепко державший его за локоть в вестибюле; Гриша: акселерат-переросток для решения проблем; хищная, улыбчивая женщина, обещавшая вылечить его душу и теперь ещё этот - идущий впереди тяжелой, переваливающейся походкой коротко стриженый, широкоплечий сосед Саша. Всё это создавало в нем стойкое впечатление, что это место далеко не общество анонимных алкоголиков или что-то на него похожее. Где-то в глубине души Кирилл уже отчетливо понимал, что это за место, но не хотел до конца верить в это, и идя теперь в столовую, во всю силу желал, чтобы догадки его не сбылись.

   Они дошли до выхода на балкон, и к ещё одному удивлению, Сашка не свернул к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж где и располагались подобные места во всех известных ему заведениях. Вместо это он остановился около двойной двери прямо напротив балкона и отворил одну створку пропуская изумленного Кирилла вперед. Он не смог припомнить, чтобы видел их прежде, когда входил сюда, ведомый Юрием Филипповичем: это были старые, темно-коричневые двери украшенные ручной резьбой под растрескавшимся местами лаком, с литыми латунными ручками, в некоторых местах затертыми до блеска. Слева на стене висела металлическая табличка "СТОЛОВАЯ 2".

   "Значит есть ещё", - подумал он, переступая порог.

   Столовая занимала не больше четырех комнат с убранными между ними перегородками и была самой обыкновенной. Пол выложен из белого чуть шершавого кафеля, заштукатуренные и выкрашенные до половины в темно-синий

   "Больничный"

  цвет стены, остальная часть, как и потолок выбелена. Сверху светили длинные люминесцентные лампы. Запах кипяченого молока и клубничного варенья окунул его в детские воспоминания: летний лагерь, походы, костры до небес.

   За небольшими квадратными столами, расставленными без порядка, сидели человек пятнадцать, все они были одеты в ту же одежду, что и его сосед, а значит скоро её примерит и он сам.

   - О, новенький, - воскликнул кто-то и все почти одновременно повернули головы на него.

   - Вот там накладывают, - сказал Кириллу, вошедший за ним Сашка и указал на три сдвинутых вряд стола у левой стены. На них стояли две большие алюминиевые кастрюли с торчащими половниками, эмалированный таз и подносы с посудой, накрытые белыми вафельными полотенцами.

   Открыв крышку первой кастрюли и увидев горячую наваристую овсяную кашу, Кирилл припомнил уютную кухню снующей у плиты бабули, часы с кукушкой и толстого, лазурного кота лениво мяукавшего под столом. Он без раздумья наложил себе полную чашку. В другой кастрюли был прохладный янтарный компот. В тазу Кирилл обнаружил намазанный маслом и клубничным джемом большой ломтик хлеба. Положив его сверху на стакан с компотом, он повернулся и аккуратно пошел к свободному столу. Все присутствующие молча сопровождали его взглядом, оборачивались, разглядывая с неприкрытым любопытством, или как бы невзначай скользили по нему взглядом, когда он проходил мимо. Кирилл в свою очередь старался не смотреть на них, будто не подозревая, что кроме него с Сашкой здесь есть ещё люди.

   На его счастье пустых столов было в избытке, и он даже прошел несколько из них мимо, чтобы сесть поодаль от остальных. Сашка сел с ним.

   - А тебя как сюда угораздило? - спросил Кирилл Сашку.

   - Да я... как и все сам пришел, - ответил он, замявшись на мгновение и принялся за кашу.

   - А я вот и не помню, как сюда попал. Помню только как подношу ко рту стакан с вискарем, - он отпил компот, - а потом бум: и уже стою у входа.

   - Тебя как звать-то дружище? - раздалось из-за спины Кирилла. Он оглянулся. Все пялились на него так, что и не разобрать кто из них спросил.

   - Кирилл, - с напускной грубостью ответил он и отвернулся.

   - Ишь ты какой бойкий, - раздался скрипучий голос, по-видимому принадлежавший сухому старичку; совсем седому, с впалыми глазами и белой козлиной бородкой.

   - Какой есть, - сказал Кирилл, смотря себе в тарелку, но так, чтобы его непременно услышали.

   - А ты за что загремел-то? - Спросил кто-то Кирилла тяжелым басом, нарочно не заметив его грубости.

   "Загремел?"

   - Да бандит он, - осуждающе сказал старик и тут же присовокупил: - как ты.

   - Чего? - рассердился басовитый.

   - А чего, не так что ли? - продолжил старичок. - Ты вон давеча благодетельницу нашу мадам Елену обругал. А досталось потом кому? Не помнишь разве? - И выпучив глаза на него, крикнул: - Балагур.

   - Это кто балагур? Кто балагур-то, а? - закричал он на старичка, вставая. - Да она змея, змея. Она... демоница. А ты приживальщик её чертов. Заступник. Такой же черт как она.

   - А ты не вопи как баба визгливая, все и так слышат, - сказал старик.

   - Что? - Глаза его округлились, щеки задрожали. - Ух, да я тебя сейчас за твою бородишку так оттаскаю. - И он, опрокинув стакан с компотом на пол рванул к старику.

   - Караул! - взвыл старик. - Убивают, насильничают. - И метнул ложкой во врага, но промахнулся. Она просвистела мимо уха Кирилла, пролетела в аккурат над головой Сашки, и отлетев от стены, звеня запрыгала по кафелю.

   "Мать моя женщина, куда я попал".

   Кирилл обернулся и увидел крепкого детину, пробирающегося к хилому седому старичку. Он стал наблюдать разраставшееся у него на глазах представление, решив для себя, что чтобы сейчас ни случилось он не вмешается.

   - Держи его, - крикнул плюгавенький мужичок с густыми усами, подскакивая с места.

   Молодой парень лет двадцати пяти со шрамом на переносице, быстро сообразив, что к чему, стартанул со своего места за ближайшим от скандального старичка столом. Он проворно проскочил между спинками стульев и перехватил надвигавшегося в его сторону разъяренного бугая, обняв его борцовской хваткой. В узких проходах между стульев они стали шататься и раскачиваться как два неуклюже танцующих медведя, сшибая зевак со своих мест и расталкивая столы. Металлические стулья с грохотом опрокидывались, ложки летели на пол, тарелки и стаканы катались по столам словно шары для боулинга.