Возможно, женитьба на индианке и стала бы для него лучшим выходом. И все равно он откладывал подобный шаг снова и снова.

– Я не готов пока жениться.

– Тогда тебе не нужно внимание леди.

Пьер улыбнулся Рыжему Лису:

– Некоторые из нас привлекают к себе внимание, что бы они ни делали.

Он вытер лезвие бритвы травой и вложил ее в кожаный футляр, которым пользовался только летом и весной, когда возвращался к цивилизации.

Перед ним открывался вид на широкий плоский берег южной стороны пролива. За последние годы здесь вырубили немало леса, и теперь безлесная территория пролегла как минимум на три мили в глубь берега, свидетельствуя о том, что когда-то здесь процветали старый форт и поселок. Ныне от них остались лишь несколько почерневших столбов ограды, почти занесенных песком. Задолго до его рождения старые дома были разобраны, перетянуты по льду пролива и заново построены на острове Мичилимакинак – он оказался стратегически более выгодным местом для форта, в отличие от широкого открытого берега материка. Жаль, что американцы не сумели воспользоваться преимуществом его расположения в самом начале войны.

Он прищурился, всматриваясь в горизонт поверх неспокойной воды пролива. Вдалеке можно было различить возвышающийся над водой остров, Большую Черепаху, как называли ее оттава[2] – место, где воды озер Мичиган и Гурон сливались, окантовывая берега острова.

Дом.

Он втянул ноздрями прохладный сырой воздух, подставил свежевыбритое лицо знакомому озерному ветру. Вчерашний предрассветный визит на остров заставил его в полной мере понять, насколько же он соскучился по родному дому.

Он никогда не думал, что будет скучать, и всегда был уверен, что, однажды покинув остров, уже никогда не захочет туда возвращаться. Но, к счастью, Господь отвесил ему хороший подзатыльник, отправив на колени каяться.

При всей своей любви к диким лесам, при неспособности даже представить, что будет жить в другом месте, в последние месяцы – с тех пор как он узнал о том, что Мичилимакинак отошел англичанам, – Пьер был одержим потребностью вернуться на остров.

– Мы должны идти. Великий дух Гитчи Манито ждет. – Рыжий Лис поднялся с камня, на котором сидел. Его ожерелье из бусин и металлических дисков зазвенело на голой груди. Он уже подготовился к возвращению, выкрасив одну половину лица синей краской, а другую – красной киноварью, которую Пьер поставлял чиппева[3].

Племя Рыжего Лиса тоже собиралось сегодня отправиться на остров в каноэ, получить свои ежегодные подарки от англичан, стремившихся купить дружбу с индейцами поставкой провизии.

– Мы ждали слишком много ночей, чтобы поплыть на Большую Черепаху, – сказал Рыжий Лис, и его юное лицо исказилось от беспокойства. – Нельзя гневить Великий Дух промедлениями.

Пьер скрестил руки на груди и присмотрелся к толпе на берегу, выискивая свою команду.

– Скоро двинемся. Как только мои люди будут готовы.

Его люди смеялись и пели, предвкушая поездку на Мичилимакинак. А сам Пьер, хотя и радовался возвращению, все же не мог избавиться от тревоги. Его расставание с семьей было не из лучших.

И прошлая глупость давила на Пьера тяжким грузом всякий раз, когда он думал о последнем жарком споре со своим отцом. И если с Богом ему удалось найти мир в душе, то помириться с отцом было уже невозможно. И теперь ему до конца своих дней придется жить, сожалея о том, что он не может взглянуть отцу в глаза, пожать ему руку и попросить прощения.

Во время своей вчерашней утренней миссии на острове он просто не сумел удержаться и сделал крюк к родному дому, чтобы взглянуть на маму. И с трудом заставил себя уйти, поскольку сердце сжималось от желания вновь почувствовать, как ее нежные пальцы перебирают его волосы – она так всегда делала раньше. Но Пьер знал, что, заговорив с ней, подставит свою миссию под удар. Он и без того слишком задержался у дома.

И уж точно не планировал никому показываться. Но по пути назад, к своему каноэ, наткнулся на солдата, душившего юную девушку. К счастью, оглушить солдата он сумел прежде, чем тот понял, что происходит. Очнувшись, тот даже не поймет, что с ним произошло. И это к лучшему, поскольку он нравился британцам и те считали его своим другом. Если бы кто-то из британцев заподозрил, что Пьер общается с американцами, его арестовали бы и наверняка заперли в тюрьму до конца войны, если, конечно, не прикончили бы на месте.

К несчастью, девушка видела его лицо и оказалась слишком любопытна, ему даже показалось, что она узнала его. Пьер просил ее сохранить эту встречу в тайне, но все равно считал, что слухи о его прибытии уже разлетелись по всему острову. И он не мог ее в этом винить. Слишком хорошо он помнил, каково это – после долгой суровой зимы впервые встретить на острове кого-то из внешнего мира. Как бы то ни было, Пьер надеялся, что, побрившись и сменив одежду, он стал неотличим от множества вояжеров, которые собирались сегодня высадиться на острове.

– Ты прогневишь Великого Духа, пробираясь на остров как енот а-се-бу, – предупредил Рыжий Лис, словно почуяв направление мыслей Пьера.

– У меня своя роль в этой войне, – ответил Пьер. Он не хотел брать в руки оружие и сражаться. И, поскольку он был уважаемым торговцем мехом, никто не удивлялся его решению остаться в стороне от военных действий. А отношения, установившиеся за минувшие годы торговли с британцами, стали залогом того, что ни один британский офицер не сомневался в лояльности Пьера, несмотря на его американское гражданство.

– Енот – всего лишь вор, – сказал Рыжий Лис, выпячивая грудь и всматриваясь вдаль. – Плохо греть ноги у двух костров. Рано или поздно обожжешься.

Рыжий Лис был самым умным человеком из всех, кого встречал в своей жизни Пьер, но ум соседствовал в нем с крайней степенью суеверности. Он верил всем легендам и приметам своего племени. И сколько бы Пьер ни пытался говорить с ним о своем Боге милосердия и любви, Рыжий Лис не мог понять подобного Бога. Точно так же, как не мог осознать участия Пьера в войне, впрочем, и сам Пьер не вполне осознавал, как он запутался между двумя враждующими сторонами.

– Я слишком ловок и быстр, чтобы обгореть, – ответил Пьер, натягивая рубашку. Когда влажная ткань соскользнула с его лица вниз, взгляд Пьера уперся в группу людей, топчущихся неподалеку от его каноэ.

В этом не было ничего удивительного, ведь несколько других бригад тоже остановились у пролива, чтобы помыться и привести себя в порядок перед появлением на острове.

Весь берег был усыпан берестяными каноэ, груженными шкурами, которые собирались всю зиму, и часть этих каноэ принадлежала вояжерам Северо-Западной меховой компании и их агенту. Пьер напрягся и шагнул было по направлению к ним.

Рыжий Лис сжал его руку, удерживая на месте:

– Ты не привлечешь внимания леди с порезами и синяками на лице.

Шаги Пьера потеряли уверенность. Он всего лишь шутил, говоря Рыжему Лису о желании очаровать юных леди. На самом деле он отказался от распутной жизни, равно как и от выпивки, когда Господь изменил его жизнь.

И если уж быть полностью честным с собой, истинной причиной того, что он привел себя в порядок, было желание хорошо выглядеть, когда он наконец встретится со своей матушкой. Что маловероятно, если он появится перед ней с заплывшим глазом и разбитой губой, как было в прошлый раз, когда он ввязался в драку с агентом Северо-Западной компании.

– Держитесь подальше от моих каноэ. – Пьер заставил себя остановиться у носа одной из своих лодок. Под ярким утренним солнцем сильнейший аромат сосновой смолы дрожал в воздухе над белыми берестяными каноэ, которые его люди недавно заново просмолили, чтобы уберечь от протечек и поломок на этом последнем этапе пути.

Агент все прохаживался, засунув большие пальцы за пояс свободных штанов. Как и большинство прибывших, он был без рубашки – подставлял солнцу спину, пурпурно-красную от многочисленных солнечных ожогов, приобретенных за минувшие годы.