— Это друг кого–то из наших?
— Уверен, что так, но никто не скажет. Никто не хочет навлечь на себя или на товарищей беду, а начинаешь спрашивать — получаешь «Не могу знать, сэр» с остекленевшим взглядом мимо твоего лица, это я уже слышал на всех кораблях, которыми командовал. Но ты только подумай, Стивен — обыскать корабль его величества без разрешения капитана. Это чудовищно!
— Это и вправду невероятно оскорбительно.
— А после они попытались оправдаться какими–то придирками к статусу «Сюрприза». Но я им объяснил, что в морском праве они разбираются не лучше, чем в хороших манерах, что нанятый Его Величеством корабль под командованием королевского офицера пользуется всеми правами военного корабля. Напомнил им про «Ариадну», «Бивер», «Гекату» и «Флай». Это их заткнуло.
— Джек, надеюсь, ты не подставил себя под удар?
— Нет. Я не желаю повторять свой путь заново, как король Карл — Господи, то был печальный путь, Стивен! — и я оставался хладнокровен как судья. Точнее, как подобает судье, — Джеку вспомнился злобный, напыщенный вздорный краснорожий старый дурак в судейском парике и мантии из лондонской ратуши.
— Говоря «они», ты имел в виду солдат?
— Нет, штатских. Они уже давно в колонии и прочно здесь окопались вместе с союзниками. Их прозвали «кланом Макартура». Могут заставить полковника Макферсона подписать любую бумажку, которую ему положат на стол. Парень, которого я только что отослал, принес записку, что во избежание дальнейших неловких инцидентов власти планируют поставить у трапа часовых. Вот под такой запиской Макферсону пришлось подписаться, а несчастному лейтенанту — доставить сюда. Вот одна из причин, по которой мы собираемся отчалить и отверповаться в бухту. Будь я проклят, если мне придется сходить и подниматься на борт собственного корабля между пары красномундирников. Но есть и другая причина, — Обри заговорил тише, — Юный дурак Хопкинс, грот–марсовый из вахты правого борта, прошлой ночью протащил на борт девку, официантку из условно–досрочных. Очень повезло, что Вест услышал, как она хихикает в канатном ящике. Мы ее мигом вытащили обратно на берег — никто не заметил. Хопкинс в кандалах, и как только мы отчалим, я с него шкуру спущу.
— О нет, Джек, не надо еще больше порки в этом чудовищном месте, умоляю тебя.
— А? Ну да, может, и не стоит. Я тебя понимаю. Войдите! — воскликнул он.
— Вахта капитана Пуллингса, сэр, и все готово, — доложил очень мрачный Рид.
— Благодарю, мистер Рид. Наилучшие пожелания капитану Пуллингсу, пусть продолжает.
Мгновение спустя с квартердека раздались команды, на которые должным образом ответили, в голоса вплетался свист боцманской дудки — то резкие и отрывистые, то похожие на сверхъестественный вой. Со всеми должными ритуалами начался сложный процесс снятия корабля со швартовов. Внимание Джека сосредоточилось на последовательности событий, а Стивен тем временем рассматривал лицо друга: белки глаз желтоватые, суровое выражение не смягчилось, как это обычно бывало, при виде Рида. И пусть в рассказе Обри сквозила злость, очевидно, что еще больше осталось внутри. Джек сильнее других моряков раздражался, когда выказывали неуважение к флоту. А в данном случае оскорбление оказалось весьма серьезным, да еще и в атмосфере явной недоброжелательности.
Вымбовки шпиль установили уже давным–давно, и теперь его начали вращать, но особо не усердствуя, без дудки или скрипки — просто топот босых ног. Верфь плавно скользнула за корму, уменьшаясь в размерах. Обзор из полупортика напротив Стивена улучшался, пока целиком не показалась резиденция губернатора. Потом фрегат повернул на восемь румбов вправо. В широком кормовом окне снова можно было разглядеть резиденцию вместе с большей частью поселения.
— Буду рад выйти в бухту, — заметил Джек. — Прибавится работы возить и получать все с берега, но даже так, Стивен, ты не поверишь, насколько моряки могут быть тупыми, опрометчивыми и распутными. Вот, возьмем Хопкинса с его девкой сразу после чертовой истории с солдатами. Секундное раздумье должно было бы ему сказать, что, во–первых, с его стороны, брать ее на борт — преступление, а во–вторых — это на всех нас навлечет неприятности. Не сомневаюсь, пробудь мы еще немного у берега, другой молодой дурак такое бы проделал снова. Или полдюжины дураков, молодых и старых. Ты не поверишь.
Ничего нового для Стивена. Последствия стоянки в порту он знал гораздо лучше Джека, равно как и невероятные ухищрения, на которые идут мужчины для удовлетворения желаний. Известно ему, что желание усиливалось месяцами пребывания в море и, возможно, необдуманной диетой — шесть фунтов мяса в неделю, пусть и неважного качества, это все равно слишком много. Даже на квартердеке, где определенный уровень образования по идее должен был смягчить нравы и привить ограничения, ему встречались офицеры, которые рисковали счастливым браком ради глупого, опрометчивого и бесшабашного прелюбодеяния. Но сейчас явно не время делиться этим знанием с Джеком. Не время даже попросить того высунуть язык и отчитаться о состоянии кишок.
Некоторое время спустя он сменил тему:
— Кстати, как поживают девочки? Надеюсь, они не доставили тебе проблем?
— Они, думаю, поживают очень хорошо, и проблем не доставляют. Я их практически не видел. До темноты они не появляются на палубе из страха, что их заберут. Но я слышал, как они пели внизу.
— А что насчет Полтона? Были ли от него новости?
— О да, — лицо Джека слегка прояснилось, — несколько дней назад он нанес визит перед своим отъездом. Ему нужно вернуться на земли кузена, это вдоль побережья, неподалеку от острова Берд. Он надеется, что мы смогли бы навестить его на шлюпке или, если это невозможно, что ты заглянешь к нему во время поездки на север. Клянусь честью, какой славный вечер мы провели! Какой приятный собеседник, и на скрипке недурно играет. Я очень рад, что настоял на том, чтобы сыграть с ним второй скрипкой, но даже так мне пришлось краснеть за себя.
Доложили, что корабль встал на якорь. Стивен предупредил:
— Джек, завтра я должен нанести визит миссис Макквайр и попытаться наконец–то принести извинения. Но перед этим, даже перед завтраком, я бы хотел осмотреть тебя и проверить, прошло ли твое полнокровие, а если нет — прописать лекарства.
— Очень хорошо. Знаешь, что я тебе скажу, Стивен? Мы отплываем двадцать четвертого. Даже если губернатор к этому сроку вернется, что, по–моему, вполне вероятно, и даже если дела после этого пойдут более гладко, что вполне возможно, я решил поступиться кое–каким ремонтом и отплыть в новолуние. Мне жаль, если это сократит твое путешествие или помешает планам.
— Вовсе нет. Поеду немного раньше, может, прямо завтра. Если нас не сожрет неизвестный науке дикий зверь или мы не потеряемся в буше — а по сравнению с ним лабиринт Минотавра детская игра, не говоря уже про лабиринт в Хэмптон–Корте — мы вернемся двадцать третьего. Скажу Падину, когда мы будем проезжать через усадьбу Полтона.
— Ну что еще? — спросил Джек, обернувшись к двери.
— Чертова неприятность, сэр, — воскликнул Пуллингс. — Караул на Саут–Пойнт настаивал на досмотре нашего синего катера, попытался остановить его. Оукс, который им командовал, пригрозил вышибить мозги первому, кто дотронется до планширя.
— Вполне разумно. Шлюпка шла под флагом?
— Да, сэр.
— Значит, это еще чудовищнее. Я доложу в Адмиралтейство! Подниму вопрос в Палате общин! Ад и смерть, так они начнут вскрывать мои письма и депеши, а потом улягутся в мою койку!
Стивен, причесанный, одетый, побритый и напудренный по высочайшим стандартам Киллика, снова передал свою визитку. На этот раз, хотя Ее Превосходительство была занята, его специально попросили подождать. Она освободится через пять минут. Пять минут растянулись до десяти. Открывшаяся дверь выпустила кузена Стивена Джеймса Фитцджеральда — несколько злоупотребляющего мирским священника, формально члена португальского ордена Отцов веры. Кузены посмотрели друг на друга с кошачьей решимостью скрыть удивление, но приветствия и объятия получились душевными. В конце концов, они провели немало счастливых дней, убегая из дома общего двоюродного деда на склоны Галтимора. Они обменялись семейными новостями, пытаясь понять, когда же последний раз виделись. Это тоже было в приемной, но у лиссабонского патриарха. Наконец Джеймс произнес:
