Вернувшись к секретарю, он продолжил:
— Очень образно, мистер Эдвардс, но, если простите, не совсем точно. Из огня да на угли будет точнее, потому что малайцы своих христианских пленников всегда зажаривают на углях. Тех, кого не распинают. Вы об этом можете подробно прочесть у Ж. — Б. Дюальда{8}.
— Не испытывал бы такого острого желания стать вероотступником, если бы не забота о договоре, — ответил Эдвардс.
Каноэ подошло к борту. Вождя и двух его лейтенантов встретили около того, что на джонке заменяло входной порт. Ли По и его помощники низко и почтительно кланялись. После первых слов Ли По вождь с изумлением уставился на английских моряков, морских пехотинцев (уже в старых рубахах и штанах), офицеров и, наконец, на Стивена. При этом выражение его лица сменилось на искреннюю радость, и он помчался вперед с протянутой на европейский манер рукой.
— Ван Да, дорогой, как поживаете? — поинтересовался Стивен. — Уверен, вы узнали капитана Обри и его достойных офицеров? И мистера Эдвардса, хранителя драгоценного соглашения?
Разумеется, узнал и будет крайне рад выпить кофе на своем корабле с доктором Мэтьюрином и капитаном, как только его лейтенанты покончат с делами. Они состояли в том, чтобы забрать сто двадцать пять серебряных долларов и три корзины ласточкиных гнезд в качестве дани. Поскольку Ли По с мрачной осторожностью отсчитывал монеты с того самого момента, как заметили хорошо известное проа, отбирая самые легкие и подозрительные из запасов, передача не заняла много времени. Но даже так Стивен услышал достаточно из того, что Ван Да рассказывал о французском фрегате «Корнели» (уже готовом к выходу в море из Пуло Прабанга) и лихорадочных попытках французов приобрести хотя бы минимум припасов, чтобы от лица Джека отказаться от приглашения.
— Слушай, дружище, — объяснил он, отведя Обри в сторону, — нас приглашают на другой корабль. Но это означает лишь то, что тебе придется выслушать огромное количество болтовни, только удлиняемое переводом. Суть я тебе сообщу, когда вернусь.
После этого он отправился один.
— Да, — заметил Ван Да, ведя Стивена к ряду подушек, — фрегат готов к выходу к морю. Он стоит на якоре в судоходном канале, и все самые опытные штурманы дали им совет, учитывая время года, идти проливом Салибабу. Так они и сделают, в чем и клянутся, лишь бы удалось собрать припасы, чтобы туда дойти. Ну и справляются они неплохо. Денег или кредита у них, конечно, нет. Но они продали шесть девятифунтовок с запасами ядер и картечи, 27 ружей, два каната, становой якорь и верп за еду, в основном за саго. Как же им еще задолго до Салибабу это саго надоест!
— Вы правда верите, что вооруженный и отчаянный корабль будет сидеть на саго, Ван Да?
— Нет, если ему удастся повстречать более слабый корабль в дальнем уголке моря. Тигра надо кормить. Но, как я уже сообщил на борту джонки, остается вопрос пороха. Их канонир оказался беспечным. Даже когда они только прибыли, много бочек уже испортилось. А потом последовали дожди тайфуна, вашего тайфуна, мне действительно горестно слышать ваши печальные новости, — заверил Ван Да, положив Стивену руку на колено, — всё, что у них было на берегу, залило. Так что французский посланник, капитан и все офицеры собрали кольца, часы, украшения, столовое серебро, пряжки, запонки и крючки, чтобы собрать денег на то количество бочек или пусть даже полубочек, которое султан им позволит купить.
— Разумеется, у него монополия?
— О да. Исключение — китайцы с их фейерверками. Сколько от них могут втайне получить французы, не скажу. Но думаю, немного, да и тот очень слабый.
— Какова точка зрения султана?
— Ему все равно. У Хафсы такое брюхо от ребенка, что она ему привезла новую наложницу с Бали — очаровательное длинноногое создание, будто мальчик, и, говорят, исключительно порочная. — Ван Да на несколько мгновений задумался, чему–то про себя улыбаясь, и продолжил. — Он сильно очарован и оставил все дела на визиря.
Стивен хорошо знал Ван Да. Они вместе охотились, и Ван Да выступал посредником, когда Стивен покупал благорасположение совета векселями Шао Яна. Поразмыслив, он достал еще одну такую бумагу с хорошо известной красной печатью китайского банкира:
— Ван Да, прошу, окажите мне великую услугу и проследите, сможет ли это убедить визиря отказать французам в продаже пороха. Обратите его внимание, что они могут использовать порох для бомбардировки Прабанга в отместку за то, что не получили договор. Они могут конфисковать английскую субсидию, очистить сокровищницу султана, надругаться над наложницами. Вы французам ничем не обязаны. Вы их защищали согласно данному слову. Что с ними случится, например, в далеком проливе Салибабу — не ваша забота. В любом случае, как вы отлично знаете, что должно случиться, то уже предрешено. Что начертано — того не миновать.
— Истинная правда, — признал Ван Да. — Что начертано, того не миновать. Глупо это отрицать.
Но он не выглядел как человек, принявший решение, и, повернувшись еще раз за кофейником, сделал это с натянутой, смущенной улыбкой.
— Помните ли вы нарезное ружье мистера Фокса, которое он называл «мантоном»? — спросил Стивен после еще одной чашки и нескольких слов о малайском медведе.
Выражение лица Ван Да поменялось — приятнейшие воспоминания, прошлые радости, признательность:
— То самое, с головой лебедя на замке?
Стивен кивнул:
— Оно теперь мое. Окажите мне честь и примите его как подарок на память. Я передам его команде шлюпки, когда они меня отвезут обратно. Поскольку сейчас, уважаемый Ван Да, я обязан вас покинуть.
* * *
— Ваше превосходительство, — доложил секретарь, — пришла одна из местных больших джонок по планшир груженая потерпевшими крушение британскими моряками.
— С корабля Компании?
— Нет, сэр. Они в основном белые, ну или, скорее, белые, насколько можно разглядеть сквозь грязь. Джексон разглядывал их в подзорную трубу. Он думает, что они с заходившего в прошлом месяце маврикийского приватира.
— Ну и к черту их. Сделайте все необходимое, мистер Уорнер. Кавалерийские бараки вполне сгодятся, можете реквизировать их у майора Бентинка.
Губернатор вернулся к орхидее — эпифиту, стоящему на высокой подставке, так что поток полусотни белых цветов, исключительно белоснежных с золотистой центральной частью, свисал на рабочий стол, практически касаясь специальных часов — по ним губернатор отмерял время отдыха. Он слишком сосредотачивался на точной структуре, чтобы работать быстро и зарисовал лишь девятнадцать, прежде чем вернулся секретарь:
— Покорнейше прошу прощения, ваше превосходительство, но какой–то тип с джонки настаивает на встрече с вами. У него бумаги, которые он может передать лишь вам в руки. Говорит, что он медик, но у него нет парика, и не брился он с неделю.
— Его зовут Мэтьюрин?
— Стыжусь признаться, но я не понял, сэр. Когда я дошел до зала, он уже довольно сильно разгневался. Невысокий, худой, бледный, болезненно выглядящий человек.
— Попросите его войти и отмените встречи с Дато Селимом и мистером Пирсоном.
Губернатор аккуратно отложил в сторону чертежную доску, акварель и орхидею и нажал потертую кнопку на часах. Когда дверь открылась, он поспешил вперед:
— Мой дорогой Мэтьюрин, как же я рад видеть вас! Мы считали, что вы пропали. Надеюсь, вы в порядке?
— В полнейшем, благодарю вас, губернатор, только слегка раздражен, — ответил Стивен, чье лицо действительно стало несколько бледнее обычного. — Сержант предложил мне четырехпенсовый, чтобы я убрался.
— Мне очень жаль, почти все тут поменялись. Но, прошу, присаживайтесь. Выпейте оранжада, вот холодный кувшин, и расскажите мне, что случилось.
— Фокс успешно заключил соглашение. «Диана» потом отправилась на рандеву к Ложным Натуна. Другой корабль не появился, и в конце назначенного времени Обри направился в Батавию. Ночью на максимуме сизигийного прилива фрегат налетел на необозначенный на карте риф. Море вполне спокойное, ситуация ни в коей мере не критическая, вовсе не крушение, но корабль не удалось снять со скалы, несмотря на предельные усилия. Нам пришлось ограничиться ожиданием следующей очень высокой воды при смене фаз Луны. Мистер Фокс счел, что его долг — не терять времени, и со свитой и договором отправился в Батавию на самой прочной из корабельных шлюпок. Он попал в тайфун, который уничтожил «Диану» на рифе, и опасаюсь, он неизбежно погиб. Вы ничего не слышали?