– Вставай! – скомандовал он.
Все выглядело как в школьном рассказе о пиратах. Я не очень хотел подниматься на ноги, ожидая, что меня нокаутируют. С другой стороны, если я буду продолжать лежать, то могу получить удар в зубы.
– Я не собираюсь драться с тобой, Ферни, – вяло произнес я.
– А я собираюсь тебя убить, – ответил он не как убийца, а как префект, приговаривающий кого-то к порке.
– Ты совершаешь ошибку, – предупредил я, но это прозвучало беспомощно и бесполезно.
Если человек запутан в противозаконном деле так глубоко, как Ферни, в нем собирается воедино презрение и горечь, гнев, месть, и все это вскипает как лава, выливаясь в готовность совершить насилие.
Аугусто держал лодку ровно. Он слегка отодвинулся. Ферни смотрел на меня через мостик. Он медленно приближался, удерживая равновесие. Глаза его смотрели прямо в мои, оценивая меня и стараясь угадать, что я предприму. Мы находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки, когда он начал поднимать свои руки медленно, несколько выше груди. Я подметил очень незначительный поворот его плеч. Это показало мне, что нужно делать.
Боксеры, прежде чем нанести удар, принимают определенную стойку, выставляя слегка вперед одну руку и одну ногу. Борцы дзюдо стоят ровно. Ферни оказался боксером-левшой.
Морская волна перекрыла лодку, попала в луч света и превратила палубу в скользкий каток. Я высвободил левую руку и выставил ее вперед для защиты, прикрывая грудь от его твердого как камень приближающегося правого кулака.
По его глазам я понял, что он ждет моего нападения, и решил коротко ударить меня слева. Мое тело было неприкрыто. Пальцы мои сомкнулись на его запястье, которое приблизилось ко мне, а левой ногой я ударил его по колену. Ферни схватил мое выдвинутое вперед левое колено, чтобы опрокинуть меня на пол. Он выбрал правильный контрвыпад, но действовал медленно, слишком медленно. Еще до того, как я потянул его за рукав налево чуть больше, чем на дюйм, он потерял равновесие. Человек, потерявший равновесие, не думает ни о чем, кроме того, как его восстановить; он утрачивает агрессивность. Ферни начал падать. Моя левая рука потащила его и продолжала тащить, а я повернулся, чтобы поднять правую руку. Мне удалось завершить поворот, и правая рука захватила его руку. Я услышал около своего уха резкий вдох. Аугусто повернул к нам лицо. Его глаза расширились как сигнальные огни.
Даже в такой момент Ферни не позволил боли руководить им. Он нанес удар. Радиоприемник медленно проехал по палубе и тихо соскользнул за борт. Мелькнула вспышка, когда кабель от батареек замкнулся, и раздался стук, когда приемник ударился о борт. При меньшей скорости приемник, может быть, удалось бы еще выловить за конец, когда мы втягивали кабель.
Он был крепкий орешек, этот Ферни. Он отлетел и сел на пол, потирая руку, которую я почти что сломал, и сказал:
– Знаешь, я мог бы просто вышвырнуть тебя за борт, и никто не стал бы задавать никаких вопросов.
– Конечно. Но есть шанс, что, пока ты будешь пытаться сделать это, я сверну тебе шею.
– Электрический кабель обмотался вокруг винта, – сообщил Аугусто.
Я столкнул Ферни вниз в каюту. Он оказался слишком стар для такого рода поединков и, кроме того, сильно потрясен.
Я велел Аугусто править назад в Албуфейру, используя только двигатель правого борта.
Предстояло медленное движение, и ветер дул навстречу восходящему солнцу. Наш плавучий «кадиллак» не соответствовал такой погоде. Я поискал свой пистолет, но он исчез. Я спустился к Томасу.
– У меня португальский паспорт, – сказал Томас.
– Когда ты будешь в Таррафале[29], я думаю, тебе захочется, иметь совсем другой.
– Я уже отбыл свой срок в тюрьме и не хочу попасть в английское гестапо до конца моей жизни.
– Тебе не придется долго ждать конца, – заметил я. – Если ты занимаешься перевозкой наркотиков, то должен быть готов к тому, что привлечешь внимание. Странно жаловаться потом.
– Побереги свои выдумки для ответа, который будешь писать. Тебя не интересуют наркотики.
– Нет? Тогда что же меня интересует?
– Тебя интересует «Белый список» – предмет, который я чуть не выловил из океана несколько минут тому назад.
– Правильно, – подтвердил я.
– Он потерян. Потерян навсегда. Ты никогда не достанешь его.
– Но ты ведь знаешь его содержание?
Лицо Томаса стало серым. Он испугался и пережил этот испуг нелегко.
– Да, я видел его, – согласился он, – но помню мало.
– Давай я помогу тебе освежить память – назову одно имя, которое есть в этом списке. – Я назвал Смита. Томас не возразил. – Человек, которого ты и твой друг Батчер решили шантажировать, – выпалил я.
– Ты знаешь про Батчера? – воскликнул Томас. – Оставь его покое. Он просто славный малый, который пытается мне помочь. Он ни в чем не виноват.
– Не виноват? – спросил я.
Но я не успокоил его. Я сел и выглядел расслабленным, как часы Дали.
Ферни подергал свои усы, помолчал и потом произнес:
– Я был единственным, кто остался живым с этой подводной лодки. Сначала я думал...
– Послушай, Ферни, я редко перебиваю людей, когда они говорят, особенно когда они придумывают запутанную ложь. Иногда ложь бывает интереснее правды. Но для тебя я сделаю исключение. Давай говори правду, или я выброшу тебя за борт.
– Очень хорошо, – согласился он покорно. – С чего начать?
– Забудь все свои сказки о мертвых матросах, которых прибило к берегу со штемпелями для изготовления соверенов, и о рытье могил в качестве доказательства. Забудь и все глупости о своей карьере на подводной лодке серии "U", если только ты не знаешь, почему она потонула.
– Нет, – покачал головой Ферни. – Этого я не знаю.
– Может быть, твой друг да Кунья сознательно открыл клапаны прежде, чем уплыть на берег с «Белым списком?»
– Нет, он никогда бы не сделал этого. Он человек большого чувства чести.
– Конечно. Вы все такие: Кондит и да Кунья. Честная шайка убийц. Послушай, Петерсон, – я впервые назвал его английским именем, – ты просто пытаешься соскочить с движущегося эскалатора. Но за мной стоит еще один агент, а за ним – следующий. Я очень мягкий человек по сравнению с некоторыми «иеху», которые будут преследовать тебя повсюду в мире, куда бы ты ни отправился. Все, что хотят люди из Уайтхолла, это симпатичные маленькие досье, на которых было бы написано на первой странице: «Закрыто», чтобы спокойно сдать их в архив. Попытайся проявить немного здравого смысла и я напишу справку о том, как ты содействовал мне. Ты даже не представляешь себе, какую пользу может принести такая записочка.
– Что ты хочешь узнать? – спросил он.
– Я не знаю, что пропало, пока ты мне не расскажешь. Если есть какие-либо мелочи, о которых ты не хочешь мне говорить опусти их.
– Очень хитро, – усмехнулся Томас, – пробелы скажут тебе больше, чем то, что между ними.
– Конечно, – согласился я, – я ведь генеральный прокурор, путешествующий инкогнито с японским магнитофоном под моим тупеем. Или ты немного параноик?
Ферни глотнул из большого стакана виски, которое я ему налил, и начал.
– Ты помнишь гражданскую войну в Испании? Помнишь кадры хроники? Мертвые лошади, раненые дети. – Он снял с губы крошку табака. – Я был напуган. Страшно напуган. Такие, как ты, не понимают этого, да?
Он хотел, чтобы я ответил.
– Пока ты не расскажешь мне, я не пойму. У меня слабое воображение. – Он продолжал смотреть в пространство и курить. – Речь идет о той самой испанской гражданской войне, героем которой, по словам Гэрри Кондита, ты был?
Ферни Томас кивнул. На какое-то время мне показалось, что он готов улыбнуться.
– Да, я в ней участвовал. Случается так, что ты так чего-то испугаешься, что хочешь, чтобы оно скорее произошло. Я был из тех, кто хотел поскорее столкнуться с тем, что меня потрясло. Все добровольцы пошли сражаться на стороне правительства, а вот я, просто чтобы быть не как все, отправился воевать на стороне Франко. Они направили меня в итальянское соединение. Я попал к генералу Куэйпо де Ллано, в его вторую дивизию при падении Малаги. Кондит думает, что я защищал Малагу. Ему нравилось так считать, и я его никогда не разочаровывал.
