- Торчит возле входа и дает интервью всем желающим.
- Ну, хмырь болотный, - негромко выругался Потехин. - Борис, затащи его сюда да посмотри, что-то наши долго не едут.
Они приехали одновременно - криминалисты с кинологом и судмедэксперты в лице моего дорогого Ивана Захаровича Коржа. Узрев меня, он засиял ясным солнышком. Передав свой потрепанный кейс санитарам, он с чувством затряс мою руку, а потом полез обниматься на виду у всей милицейской братии.
- Костя, милый ты мой! Сколько же мы с тобой не виделись! Никак не меньше трех месяцев, я уж подумал бог знает что, а ты вот он, живой, невредимый и конечно же со свежим трупом. Ничего, милок, я к этому уже привык, где появляется Гончаров, там вырастает гора мертвецов.
- Да тише ты, старый пень, - жарким шепотом приказал я. - Люди же кругом.
- А я что говорил? - удовлетворенно подхватил Потехин. - Там, где появляется Гончаров, там вырастает гора трупов. Сильно сказано, а главное точно и правдиво.
- Ладно вам, перестаньте язвить, - неожиданно вступился за меня полковник. - Гончаров, вы можете идти, если возникнет необходимость, мы вас вызовем. Спасибо за своевременное сообщение и за то, что не позволили затоптать место убийства.
- Всегда к вашим услугам, но, если вы не возражаете, я бы хотел немного задержаться и взглянуть на отработанную гильзу.
- Как хотите, - ответил Требунских и поспешил к своим экспертам.
* * *
Вторым объектом моего внимания была Людмила Яковлевна Наумова, соседка Ухова и покойной Нины Петровны Скороходовой. Эту бабусю я заприметил еще на поминках и по ее поведению понял, что ей есть о чем рассказать. В десять часов я позвонил к ней в дверь и, представившись товарищем Макса, вскоре был допущен в уютную однокомнатную квартиру, где она коротала свой век, а заодно воспитывала четырехлетнюю внучку и наглющего рыжего кота.
- Простите, Людмила Яковлевна, за мое раннее вторжение, - с порога начал я, но тут же был остановлен ее властным жестом.
- Не надо, не надо, мой дорогой, не для того вы пришли, чтобы любезничать. О вашем существовании, как и о сфере вашей деятельности, со слов Макса Ухова я знаю давно. Так что не надо переводить время, давайте сразу о главном. Но прежде всего разуйтесь и пройдите в комнату. Танюшка, шагом марш на кухню, - бесцеремонно и звонко шлепнула она свою внучку по мягкому месту. - Нечего тебе здесь ушами шевелить, нечего слушать разговоры взрослых. Открой холодильник, найди творог, сядь и покушай.
- Не хо-о-цю, - попыталась опротестовать бабкино волевое решение воспитанница, но повторный шлепок пресек робкий бунт, и белобрысая Танюшка удалилась на кухню.
- Круто вы с ней, - уважительно посмотрел я на старуху-узурпатора.
- Уж как умею, - усаживая меня в кресло, усмехнулась она. - Так меня мать воспитывала. Я думала, что это неправильно, и решила вырастить собственную дочь в неге, тепле и ласке. Вы видите, что из этого получилось! Кошка драная, она ж по месяцу к нам не приходит, всю свою материнскую и дочернюю любовь реализует по телефону. Ну ладно, хватит об этом, как я понимаю, вы пришли поговорить со мной о моей покойной соседке, о Нине Петровне? Хотя я не понимаю, почему ею вдруг заинтересовался детектив.
- Это не совсем так. Точнее будет сказать, я заинтересовался ее мужем, а также Виктором Николаевичем Скороходовым, сыном.
- Господи, да я о муже, о Николае Ивановиче, мало что знаю. Семья Скороходовых переехала в этот дом с четверть века назад, а через четыре года он помер. Раньше-то они в старом доме на набережной жили, в однокомнатной квартире ютились, а потом к нам перебрались. Воскресным летним днем. Тогда они богато жили. Как раз мы с женщинами на лавке у подъезда сидели, когда подъехал грузовик с их вещами.
Сам Николай Иванович в переезде участия не принимал, потому что лежал в больнице. Нина Петровна всем командовала. Тогда такого добра в нашем доме ни у кого не было. Как они стали машину разгружать, мы только ахали. Там тебе и ковры, там и мебель золоченая, а сундуков разных и не перечесть. Позже-то мы поняли, откуда все это. Николай Иванович тогда снабженческим делом на бетонном заводе заведовал. Ясное дело, про себя не забывал. Всю семью и поил, и кормил, и одевал. А в ту пору у них, кроме сына Витьки, еще и Алена была, старше его на четыре года. Красивая девушка, мужики проходу не давали.
- Вот как? И куда же эта Алена подевалась?
- Чего не знаю, того не знаю. Кто говорил, что она им не родная дочь и поехала к своим родителям. Другие божились, что она вышла за негра и с ним укатила в Африку, а еще были толки, будто бы она наша разведчица и уехала с секретным заданием в Штаты. Смех, да и только. Наших баб хлебом не корми, дай лишь языком почесать. Сама же Нина этот вопрос предпочитала обходить стороной. Единственное, что мне доподлинно известно, так это то, что несколько раз, еще при жизни Николая Ивановича, от нее на его имя из Москвы приходили письма и открытки. А как его не стало, тут и вся связь прекратилась. Конечно, о покойницах плохо не говорят, но мне кажется, что это Нина выставила ее за дверь. Я думаю, Алена была родственницей Николая Ивановича, может быть даже дочерью от первого брака, и к Нине не имела никакого отношения. Вот она ее и турнула. Да оно и как сказать. К тому времени Аленка превратилась в двадцатипятилетнюю женщину, которой необходим был свой угол и своя семья. У нее и мужчина уже постоянный был, его звали Рихард Наумов, мой однофамилец, почему я его и запомнила. На машине к ней приезжал. В то время далеко не каждый имел свой автомобиль.
Ну и Витька в свои двадцать один год был далеко не мальчик. Он перешел на третий курс политехнического института и уже вовсю задирал бабам юбки. Хороший был парень, а испортился на глазах.
Все началось с того, что через год после переезда Николай Иванович серьезно заболел и вынужден был оставить работу. Через полгода он получил инвалидность, да только толку в его пенсии было мало. Года полтора-два, благодаря своим запасам и накоплениям, они еще держались, а потом совсем худо стало. Оно и понятно: людям, привыкшим жить на широкую ногу, трудно, почти невозможно свыкнуться с новыми, худшими условиями жизни. Вот тогда-то и закуролесил, заколобродил Виктор. Но институт он все же закончил и даже сумел устроиться на хорошую работу, инженером на ВАЗ. Продержался он там всего ничего. Вылетел по статье за прогулы и пьянку.
Примерно в это же время случилось у них несчастье. Николая Ивановича избили на улице какие-то бродяги, по крайней мере, так заявил он сам. Избили так, что он месяц не мог подняться с кровати, а в сентябре умер. И тут уж Виктор совсем закусил удила. Перебиваясь случайными заработками, он начал пьянствовать по-черному. У него появились непотребные друзья и подруги, из тех, кого на улице мы стараемся поскорее обойти стороной. Одну такую подружку он притащил к себе домой и объявил ее своей женой. Она целый месяц мучила Нину, пока сам же Виктор ее не избил и не спустил по лестнице. Характер и внешний вид его за год изменились до неузнаваемости. Вместо высокого, красивого парня он превратился в натурального подзаборного алкаша с опухшей рожей и бешеными бычьими глазами.
Но так продолжалось недолго. В восемьдесят четвертом он получил свой первый срок в четыре года за вооруженное ограбление. И пошло и покатилось. Не успел он освободиться, как тут же совершил рецидив, ну и так далее... Чтобы как-то свести концы с концами, Нина взяла в дом квартирантов, целую семью. А Витька, вплоть до девяносто пятого года, не вылезал из тюрем и острогов. А потом вроде бы остепенился, нашел себе в деревне женщину и успокоился. Наконец-то и Нина вздохнула с облегчением. Рано радовалась. Он ведь такое вытворил, чего сам сатана бы сделать не посмел. С дохлой собакой так не поступают, как он обошелся с телом своей матери. Впрочем, что я вам говорю, наверняка вы об этом знаете.
- Знаю, Людмила Яковлевна. А не смогли бы вы рассказать мне о его поведении за неделю до смерти матери и по сегодняшний день? Что он делал, как себя вел, может быть, кого-то приводил в дом. Вспомните, это может оказаться важным моментом.
