– Не тебе судить о моих решениях, – отрезал Белл.

– Белл! – одёрнул его похолодевший голос леди Айниры, но Белл не обратил на неё внимания.

– Хорошо, – сказал Раймон, опуская голову. Спорить сейчас было глупо, что бы ни мнил о себе Белл, – по крайней мере, дай мне меч, чтобы я мог сражаться за свой дом. Не потому, что признаёшь меня… потому, что я должен отплатить за кров и еду. Не ради меня, а ради жизни нашей семьи.

– У тебя нет семьи.

– Белл! – повторила Айнира легче, и Белл резко обернулся к ней.

– Леди Айнира, сообщите о моём решении Ингрид. Помогите ей собрать самое необходимое и отправляйтесь вместе с ней. Уверен, вдвоём вы сможете укрыться сумраком и добраться до цели. Времени на споры нет, леди Айнира, – добавил он настойчивее, заметив, что Айнира собирается возразить.

Айнира покачала головой. Бросила последний, полный сожаления, взгляд на Раймона и, подобрав юбки, торопливо отправилась прочь.

– Почему? – спросил Раймон, чувствуя, что почти не владеет голосом. – Почему, Белл?

– Потому что так будет лучше для Дома.

– Я не об Ингрид, Белл. Не хочешь доверять мне её – позволь идти в бой вместе со всеми. Это моя семья. Не тебе решать, так это или нет. Я не могу прозябать в погребе вместе с горничными и калеками, когда дом моего отца тонет в крови!

– Он не твой отец, – Белл рванулся вперёд и вцепился пальцами в воротник Раймона. – Запомни раз и навсегда, полукровка. Ты не его сын – и никогда им не был. У Тауфина было два сына. Один погиб как герой. Один остались жить. Тебя. Не было. Среди них.

Раймон не нашёл, что ответить. Глаза Белла сверкали почти осязаемым безумием.

Полуэльф с трудом отцепил пальцы брата и сжал, жалея, что не может сломать тонкие косточки одним движением. Ярость клокотала у самого горла, заполняла грудь тугим чёрным комом.

– Значит, вы – не моя семья? – спросил он тихо.

Несмотря на боль, Белл холодно улыбнулся и покачал головой.

– И я не должен защищать вас до последней капли крови, как учил меня наставник?

На секунду в глазах Белла промелькнуло недоумение, а в следующий миг Раймон выпустил его руку.

– Ты сказал, – бросил он, развернулся на каблуках и, не оглядываясь, пошёл прочь.

Ингрид встретилась ему двумя этажами ниже. Раймон не сразу узнал непривычно взволнованное лицо.

– Раймон? – Ингрид попыталась опустить руки на грудь полуэльфа, но тонкие запястья внезапно оказались отброшены прочь. – Раймон, Айнира сказала, вы с братом ругались.

– С братом, – повторил Раймон медленно. – Нет, с братом я не ругался.

– Хорошо, – Ингрид с облегчением выдохнула. – Я улетаю в дом Саламандры за помощью. Ты пойдёшь со мной.

Раймон медленно поднял брови. Всё, что он видел, происходило будто бы не с ним. Будто кто-то другой занял его тело, а он парил наверху в тёмном облаке злости и наблюдал за происходящим со стороны.

– Некому чистить твою виверну в пути?

Ингрид нахмурилась.

– Мне не нравится то, что ты говоришь. И я не собираюсь тратить время на уговоры.

– Этого не потребуется.

– Хорошо. Тогда жди меня внизу, у стойла, – Ингрид повернулась к двери, собираясь вернуться в спальню.

– Я ухожу, Ингрид.

Пальцы Ингрид замерли на костяной рукоятке, и она медленно обернулась.

– Уходишь? Куда?

– Не куда, а откуда. В трущобах было честнее, чем здесь.

– Ты не посмеешь, – Ингрид чуть приподняла бровь и холодно улыбнулась.

– Посмею, Ингрид.

– Ты не бросишь дом на краю гибели!

Раймон ничего не ответил. Притянув Ингрид к себе, он сделал то, что хотел сделать уже давно – впился жадным поцелуем в губы сестры, сминая, поглощая, проникая так глубоко, как хотел этого сам. Ингрид сопротивлялась лишь в первые секунды, а затем быстро сдалась и впустила настырный язык, позволяя подчинить себя, но не подчиняясь до конца.

Раймон отпустил её и оттолкнул в сторону. Говорить не хотелось. Он спокойно пошёл вниз, не обращая внимания на суету и крики прислуги. У него не было оружия, а за стенами башни ждал враг, но в эти минуты Раймону было всё равно – жить или умереть.

***

Ингрид стояла перед зеркалом, разглядывая платье из белого шёлка, подпоясанное серебряной цепочкой. Руки её были разведены широко в стороны, а двое слуг с булавками колдовали над одеждами, предназначенными для свадебного торжества.

Хранительница не обращала на них внимания. Она внимательно изучала своё лицо. На лбу между бровями залегла неприятная морщинка, и это ей не нравилось – отец приобрёл свои первые морщины, когда ему было далеко за четыреста, а у Ингрид противная складочка вылезла уже теперь, когда ей едва перевалило за сто.

Бальдер часто подшучивал, что во всём виноват дурной нрав невесты – впрочем, получив в ответ ледяной взгляд, замолкал и пытался замолить вину поцелуями.

Ингрид вовсе не считала себя капризной. Просто Бальдер часто не мог принять решения сам, и постоянная ответственность частенько угнетала Хранительницу – но она смирилась и старалась радоваться тому, что будущий супруг готов исполнить любое её желание.

Прошло почти тридцать лет с тех пор, как была отбита атака на башню Синего Дракона. Тогда согласие на брак пришлось давать поспешно, и так же поспешно провели ритуал помолвки – а затем сразу же отправились на битву. Зато уж свадьбу Ингрид хотела провести по своему вкусу. С самой границы привезли её любимые цветы. Все девушки дома Саламандры плели венки, чтобы раздать их гостям. Все, кого знала Ингрид, были приглашены, и Бальдер ни разу ей не возразил. Будущий супруг мог бы стать пределом мечтаний, но почему-то день ото дня вино казалось Ингрид горьким, а в сердце поселилась тоска. Она скучала по чему-то, что давно утратила. По свободе, по синему небу, по ветру и верному спутнику, который всегда мог подхватить её и заслонить собой.

От этих воспоминаний становилось ещё горше, но забыть то смутное чувство Ингрид не могла, и это заставляло её хмурить брови и срывать злость на слугах.

Вот и сейчас, устав от однообразной позы, она прикрикнула на нерадивых портных, затянувших примерку, и выставила всех вон.

Ингрид подошла к окну. Шёл дождь. Сплошной стеной с неба лила вода. Странная погода для середины лета, и Ингрид очень надеялась, что к утру дождь закончится, не решившись испортить ей свадьбу.

Хранительница приникла лбом к стеклу, вглядываясь в непривычный рисунок деревьев за окнами чужой башни. Здесь, в обители Саламандры, было больше скал, и сами здания врастали в каменистые кряжи, разукрашивая их причудливым узором.

Сейчас серые глыбы были скрыты водой. Ни звезд, ни луны не было видно за густой пеленой туч, и только редкие всполохи молний освещали горный пейзаж.

Раймон всегда любил такие ночи. Он редко давал понять, что что-то нравится ему лично, всегда выбирая то, что предпочитала Ингрид. Но вот эти дождливые летние ночи, которые случались в их краях совсем нечасто, струи воды повсюду и буйство ветра в кронах деревьев… Он не мог удержаться и выходил во двор, чтобы долго стоять, распахнув объятия навстречу бушующему небу. Ингрид не ходила с ним, но ей казалось, что в такие минуты Раймон улыбался. Улыбки его были так же редки, как эти безумные ночи.

– Раймон, – прошептала Ингрид и закусила губу. Как никогда ясно она ощутила свою тоску.

Очередной зигзаг осветил темноту ночи и исчез.

Ингрид прищурилась. Глаза наверняка лгали ей, но на секунду Хранительнице показалось, что там, под окнами, до боли знакомая фигура стоит, распахнув объятия небу.

Ингрид опустила ладонь на стекло, силясь дотянуться до темноты и ощутить мираж пальцами.

Ещё один всполох вырвал свистящий вздох из её груди. Фигурка стояла всё там же, а рядом с ней – массивная тень виверны под чёрным седлом.

– Раймон, – выдохнула Ингрид громче и, не желая испытывать судьбу, бросилась к выходу, за двери, по коридорам и лестницам, вниз, за ворота…

Хранительница замерла, разглядывая такое знакомое и незнакомое существо.