© Оуэн Риддл Баркер, 2018

ISBN 978-5-4493-0841-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Она сидела на диване, поджав под себя смуглые стройные ноги, и воспалёнными глазами, опухшими от слёз и бессонниц, внимательно следила за Тимом. Её кошмарам не было предела, и она чуть ли не каждый день, в течение почти тридцати лет, умоляет его уехать отсюда. Продать этот проклятый дом и переехать подальше куда угодно, только не жить здесь.

Она понимала: ему нелегко принять такое решение даже ради неё, хотя за столько лет совместной жизни всё-таки можно было это сделать. У него в Эль Пасо хорошая работа, стабильный и высокий заработок, друзья, дом, в котором они прожили тридцать пять лет… Нет, он, как всегда, только успокоит её, и на этом всё закончится. В лучшем случае, он увезёт её на недельку куда-нибудь в Калифорнию, на пляжи Ла-Хойя – он часто так делал. Ей, конечно, это помогало, но только на то время, пока она находилась вне стен этого дома. Когда они возвращались, всё начиналось сначала…

Нет, только не это, боже, только не Ла-Хойя или Малибу! Снова возвращаться и терпеть весь этот кошмар, снова недосыпать и не жить нормальной человеческой жизнью… Нет, нет и нет! Он должен её понять, он просто обязан ей верить. Он не смеет думать, не должен просто… Она не сошла с ума, как ему это кажется. Все эти тени, – правда. Он знает о них, но не хочет верить. Почему он такой?

Она не раз подумывала о его пистолете – он хранит его в маленьком сейфе, в выдвижном ящике письменного стола. И даже не запирает его… Но нет, нет, нет! На такой шаг она не решится. Он должен согласиться. Он обязательно что-нибудь придумает. Иначе, так больше продолжаться не сможет.

– Тим, уедем отсюда, пожалуйста. Я больше не могу терпеть. – Который раз она говорит ему это, наверное тысячный.

Её терпению наступал предел, и эта последняя, отчаянная мысль, родившаяся совсем недавно, и которой она боялась больше всего на свете, вдруг вырвалась из неё: – Тим, в таком случае я уеду одна… Если ты не пойдёшь мне навстречу, я уеду завтра же одна. Я так не могу, слышишь? Больше не могу, не могу, не могу! – Она забарабанила кулачками по дивану и заплакала, уткнувшись в подушку лицом.

Тим закурил четвёртую подряд сигарету. Нервно провёл ручищей по своей седеющей копне волос. Сел рядом с женой. Больше всего на свете он не любил смотреть на плачущих женщин.

– Малыш, успокойся. – Он виновато тронул её плечо. Мысли хаотично бегали в голове: «работа-офис-деньги-дом-работа-офис-деньги…». И что, скажите пожалуйста, всё это в пух и прах? А если отпустить её, размышлял Тим, что он будет делать без неё? Мало того, что он привык к ней, он её, в конце концов, любит… – Успокойся, прошу. Мы уедем, Пола. Успокойся и не плачь, умоляю тебя. – Тим нагнулся и поцеловал её. «Нет, – сказал он себе, – терять эту женщину я ни за что не хочу. Ни за какие деньги».

Паола приподнялась, повернула к мужу заплаканное лицо и зарыдала ещё сильнее. Она плакала и… улыбалась, и сквозь слёзы смотрела в его добрые, уставшие глаза. Правда ли это? Он впервые за столько лет сказал это. Он дал согласие! Она не смогла побороть нахлынувшую волну и снова зарыдала. Но уже от счастья.

– Дорогая, ну не плачь ты… Уедем мы, уедем.

Тим заметил в глазах супруги неподдельные искорки радости и благодарности. Этих искорок жизнерадостности он не видел у неё почти двадцать с лишним лет, а может и дольше. Такими светлыми глазами она в последний раз смотрела, когда был жив Джей. Неужели его положительный ответ на её просьбу вернул ей счастье? Он столько лет искал выход, то лекарство, которое расслабило бы её и напрочь вытравило из головы всё трагическое прошлое, убило бы все кошмары, рождающиеся в её больном сознании. Оказывается, ему надо было всего лишь согласиться с её просьбой.

В последние годы он и сам стал каким-то нервным: нарушился сон, появилась утомляемость. А недавно ночью ему и самому померещилось, будто кто-то ходил по дому. Вот-вот, именно померещилось. Потому что это к Поле приходят по ночам всякие дурацкие тени, а у него это всего лишь последствия переутомления. Это из-за неё он стал такой. Своими фобиями Пола и его заразила паранойей. Скоро и он начнёт видеть тени. Хотя…

Хотя однажды нечто, не поддающееся логике, произошло. Когда Тим вспоминает этот случай, по его телу пробегают мурашки. Той ночью Пола разбудила его и дрожащей рукой указывала на приоткрытую дверь спальни (хотя у них вошло в привычку закрывать дверь перед сном). Он приподнялся на локтях и был парализован увиденным: из темноты (темноты!) коридора на пол через щель приоткрытой двери падала белая тень. Её отбрасывал человек небольшого роста; она отчётливо была видна в темноте, так как была белой. Но того, кто её отбрасывал, видно не было, что и пугало. Когда Тим включил ночник, тень исчезла, а дверь медленно прикрылась. Он обошёл все комнаты в доме, но никого постороннего не обнаружил. Пола в ту ночь так и не уснула. А Тим, проснувшись на следующий день, не желал и слышать о какой-то там тени, считая ночное видение игрой воображения. Но случай этот всё же отложился в его памяти и сидел внутри занозой, изредка напоминая о себе. Он не раз задумывался и анализировал его, сопоставляя с ночными страхами жены. Но вслух своё мнение не высказывал. И потом ещё долгое время заострял внимание на том, а закрыта ли дверь спальни после того, как они ложились спать.

– Так это правда, Тим, мы переедем? – переспросила Пола, вытирая платочком слёзы на щеках. Она хотела убедиться, что ей это не послышалось.

– Ну конечно, дорогая, только… успокойся, – он ответил как-то неуверенно и отвёл глаза, и Пола уловила в его интонации нетвёрдость, с которой он произнёс «ну конечно, дорогая».

– Тим, это правда, мы уедем? Ты же не обманываешь, нет?

Тим разглядывал пол, думал над тем, как она воспримет его предложение. Кажется, сейчас подходящий момент предложить ей это.

Глаза Полы снова заблестели.

– Тим, скажи…

– Ты только не плачь. Да, да, уедем, переедем… – начал он, положив руку на её колено. – Я давно хотел сказать об этом, но не мог решиться. Сегодня, думаю, пришло время… – Он нахмурился, всё ещё сомневаясь, говорить или нет. И всё же рискнул: – Да, мы можем уехать из этого города, можем оставить этот дом, но…

«Господи, – расстроилась Пола, – опять он цепляется за больные места: дом, высокооплачиваемая работа… Ну когда же он подумает обо мне?!»

– … прежде необходимо, я считаю, посетить одно место. Это же не так сложно – просто взять и съездить в одно место. А потом и решим окончательно, переезжать нам или нет.

Её сердце словно сдавило, к горлу подступил ком и глаза заслезились.

– Ну, Пола, ради бога, прошу тебя, выслушай меня до конца. Только не плачь, а успокойся и дослушай. – Пола спешно закивала головой в знак согласия, подавляя истерику. Смахнув платком слёзы, всё ещё всхлипывая, она приготовилась слушать. А вдруг он что дельное предложит?

– Мы обязательно уедем, я тебе это обещаю. Мне самому всё это надоело. Но сначала… Я всё продумал, дорогая, и считаю, что так будет лучше. Мы должны съездить…

И Тим рассказал ей о докторе Вельзере.

Мысль показать жену врачу никогда не покидала Тима. Он понимал, что её психика нарушена, но всегда надеялся, что со временем всё пройдёт и без медицинской помощи. Как говорят, время лечит. Каждый раз во время очередных приступов он увозил жену в какой-нибудь курортный городок, всякий раз надеясь, что ей станет лучше: солнце и море, и свежий воздух, казалось, должны были помочь ей. Но, возвращаясь в Эль Пасо, он с горечью замечал, что состояние супруги не изменилось. И так продолжалось из года в год, а здоровье Паолы становилось всё хуже.

Тим понимал причину её стрессов: дом, в котором погиб сын, угнетает её, пугает и, можно сказать, съедает заживо. Но одна только мысль потерять хорошую работу и уехать неизвестно куда по прихоти (не хотелось бы так считать, но…), возможно, сумасшедшей, не очень-то, знаете ли, устраивала его. Показать Полу местному психиатру он тоже не решался – как-то неловко предлагать такое жене, которая уверена, что абсолютно здорова. Да он и не воспринимал её, как душевнобольную. Она казалась ему вполне адекватным человеком, если не брать во внимание все те ночные скрипы и таинственные дыхания белой тени, которые она слышит и видит. Вероятно, тем самым Тим обманывал самого себя, не желая думать, – а не то что бы верить или хотя бы понимать, – о её серьёзных психических отклонениях. Ко тому же он не хотел огласки о состоянии супруги: их многие знают в городе, и каково будет, если о его жене будут дурно думать. Да и вообще, он боялся, что предложение о лечении она воспримет неправильно.