У всех встречающих были счастливые и восторженные лица. Ещё бы! Вернулись с боевого похода их, ставшие такими близкими и дорогими друзья и товарищи. Оттуда, где летает оперённая смерть, и свистят острые клинки, рассекая тела. И вернулись они с победой, а самое-то главное живыми!

– Сотня, становись!

И затопали твёрдыми кожаными подошвами подбитые сапоги да онучи по двору, замер ровный строй в едином дыхании. Только трое раненых лежали на санях, приподнявшись, да смотрели во все глаза со стороны с такими же серьёзными и торжественными лицами, как и их стоящие сейчас в строю боевые товарищи.

Сотник развернулся и окинул взором свою рать. На правом фланге стояли два десятка ветеранов под командой седоусых друзей десятников Климента и Филата.

За ними звено лесовиков-разведчиков с потемневшими от постоянного пребывания в снегах, на ветру и на лютой стуже лицами, под командованием вечного ворчуна – следопыта Варуна. За ними возмужавший в походах двенадцатилетний сын Сотника Митяй со своим сверстником берендеечем Мараткой, ладейный старшина Ивор, да бравые боевые девки, шестнадцатилетние двойняшки Катеринка и Лизавета. Не хватало ещё тут в строю тех, кто получил ранения в схватке с ватагой Чудина-крепыша Вторака, что лежал на сене саней с пробитым бедром, и двух ратников ветеранов Петра и Семена, которые получили их, отбивая натиск разбойников Мечника в том их последнем и отчаянном натиске.

– Сотня, равняйсь! Смирно! Благодарю Вас за Вашу доблесть и отвагу, проявленную в бою с превосходящим нас силами врагом!

Сотня замерла и, набрав в грудь воздух, проревела трижды слаженно:

– Ура! Ура! Ура!

– Шестьдесят три злодея больше не поднимут свой топор на добрых людей. Не сожгут их дома и не утащат в свой стан их жён да детей на погибель, и не отнимут имущество у купцов вместе с их жизнями!

– Перед этим вы разгромили ещё две ватаги и уничтожили их злодеев -приспешников, очистив от всей этой нечисти всю окружающую нас местность – нашу Деревскую пятину Батюшки Великого Новгорода! Честь вам и почёт, доблестные воины!

– А сейчас, братцы, для всех вас долгий отдых и крепкое лечение от ран для наших раненых. Все большие дела и ратное учение продолжим уже после того, когда все вы как следует, отдохнете и восстановитесь.

–– Сотня, разойдись! – и строй рассыпался по двору.

– Ну что, Агафья, не страшные раны? – спросил Андрей после осмотра последнего пациента, пожилого уже дядьки Лавра, что и так-то пошёл на осмотр только что из-за самого грозного приказа Сотника.

– Командир! Да стрела, то только чуть чиркнула по плечу, даже кольчугу же, как следует, не пробила! Так ведь, только кончиком жала кровь пустила, и синяк на самом плече набила. Ну что, из-за каждого пореза, что ли теперь к лекарше ходить!? Я уж понимаю вон те трое с ранами, им и внимание и пригляд положен, а я-то что?

Андрей посмотрел на него спокойно и спросил:

– Вот ты, Лавр Буриславович, ходил в большой поход южнорусских князей на половцев, в том 1203 году с Романом Галицким, припомни?

– Ну а то, как же, конечно, Андрей Иванович, мы же с тобой как раз тогда десятниками были, ещё и спорили порой, чей десяток у нас доблестней будет.

– Было такое, – усмехнулся Андрей. А помнишь ли Родислава из десятка Матвея Рыжего?

– Да как же его не помнить? – кивнул согласно Лавр – Первый весельчак и заводила как-никак в сотне то был, где пошутить над кем али поддеть кого надо, всегда то он тут как тут рядышком вечно оказывался.

– Ну вот, а конец ты его помнишь ли, Лавруш? – пытливо глядя в глаза своему старому боевому товарищу, вдруг тихо спросил Сотник.

– Так он ранен был «копчёными» в походе, командир, у одной сухой балки как помню, дело было, да потом вот и помер сердешный в пути обратно.

– Вот-вот, Буриславович, всё ты верно говоришь, помер он. Ранен был стрелой половецкой в бедро Родька, от того много крови потерял да ослаб сильно. Хотя ранение, если подумать, не таким то уж и серьёзным было. Кость с жилами у него не задело, даже ходить мог и на коне скакал о первых двух дён. Стрела-то половецкая не осталась у него в ноге, а так, лишь срезала кус мяса и в коня уже дальше зашла. Да только грязи у него много в рану набилось, мы же считай, месяц уже тогда в походе были, все пропотели и запылились там в конец. Вот и мучился всю седмицу Родька, весь огнём горел, знобило его и ногу как бревно разнесло потом от пропавшей, чёрной гнилой крови. Так и помер у нас на руках боец, – вздохнув, вспоминал Андрей, – там же и прикопали его на седом кургане рядом с могилой древних степных воинов. Я тогда ещё в прикрытии нашего обоза с ранеными стоял и всё это сам видел.

Половцы у нас на спине плотно висели, думали, уже и не выберемся вовсе. Да ладно сам Мстислав Удатный подоспел, повезло, выручил нас князь. И скажу я тебе, Лавр Буриславович, что не только одного Родьку мы тогда от огневицы потеряли. Вот так же, с пару десятков бойцов точно от неё сгорело и в чужую степную землю легло, – вздохнул, опять замолчав.

– Да-а, –протянул Лавр. Дела-а однаако…

– Ну вот, а ты говоришь, цара-апина, ме-елочи. Лечись, друг! Куда я без тебя, старого битого волка?

Встал и вышел из лекарского закутка избы на свежий воздух улицы.

На улице было шумно и весело. Как-никак вместе собралось целых два больших десятка бойцов и столько же гражданских вместе с ними. Слышались крики, смех, топот копыт выводимых лошадей, чтобы те не застоялись. Всё слилось в одном шумном и весёлом гомоне.

      Вот два седоусых ветерана вцепились друг другу в плечи и ходят кругом, норовя сорвать захват противника, и навязать ему свой ход поединка. Неожиданно один сделал два шага вправо, увлекая по кругу соперника, и когда тот, чуть-чуть потеряв равновесие, качнулся, сразу же резким ударом подсёк правую ногу под голень и резким толчком повалил его набок, условно добивая уже на земле ножом.

– Понял, Митяй, как нога должна подсечку то делать? – спросил снизу проигравший того светловолосого парнишку с розовым шрамом на лбу, что стоял молча рядом со своим приятелем бередейкой и наблюдал за схваткой.

– Ага, понял я, дядь Степан, – кивнул мальчишка утвердительно, –только и Маратка вон такой вёрткий, что не больно-то его ногой подсечёшь. Как уж меж кувшинок вертится, тут и не подцепишься к нему.

– А вот это очень даже хорошо, Митрий, значит, на полном серьёзе вы с ним бороться будете. Знай, что чем сильнее противник, тем крепче навык у вас у обоих разовьётся, – с серьёзным видом растолковывал прописные истины победитель недавней борьбы Олег, тот ветеран, что был с русой бородкой.

Пять дней уже прошло, как пришла сотня с похода. Все отмылись, отоспались и отъелись за время отдыха, и было видно, что уже самим бойцам начало порядком надоедать вот это затянувшееся безделье. Пора было уже приниматься за тренировки и ратный труд по боевому слаживанию в десятках. Да и по самой усадьбе дел хватало с избытком для всех.

Небольшие корректировки в планы Сотника, конечно, вносила весна, которая всё больше и больше начинала уже вступать в свои права. То здесь у конюшни снег просядет, то плетень вдруг обвалится под тяжестью сугроба. А с крыш вообще свисали длинные сосульки, которые приходилось постоянно сбивать. На санях ездить пока было можно, но с каждым днём раскисшее крошево снега делало это занятие всё сложнее и сложнее. Ещё неделя и вообще встанут все торговые пути на реках, только и останется ждать мая, когда с первыми ладейными караванами, да по большой воде ляжет сюда новый водный путь. И то ненадолго, три-четыре седмицы, а там спадёт вода, обнажая перекаты и отмели Поломети, и вновь придётся переходить купцам на старый Селигеров путь, где полно трудоемких земных переволоков да речных переправ через многочисленные пороги.

Но всё это впереди, а сегодня по рыхлому подтаявшему речному пути пришёл в усадьбу последний зимний караван. И встречая его, вся усадьба собралась на большом речном обрыве, предупреждённая заранее конным дозором.