На Альфа Центавре я сразу побежал на рынок рабов.
Филадельфию все еще не продали, она звенела цепями.
"Я же предсказывала, что у тебя после встречи со мной все будет хорошо", - Филадельфия, потому что она женщина, сразу оценила, что я разбогател безмерно.
"Я выкупаю тебя из рабства", - цена для меня не имела значение.
- А мне на тортик денег пожалел, - я уколола дядю Томаса упреком.
- От тортика толстеют, - дядя Томас не остался в долгу и продолжил рассказ. - Деньги для меня не имеют значения, но для продавца рабынь имеют даже очень.
Он увидел мою заинтересованность Филадельфией, оценил стоимость моей одежды и поднял цену до безобразия.
Конечно, для меня и огромная цена - пустяк.
Доход от продажи одной партии двурогих обезьян превышал выручку всех рынков рабов Альфа Центавра за год.
Но так, как мужчина меняется для женщин, когда он становится богатым, так и наше отношение к деньгам меняется.
Чем богаче человек, тем он реже платит.
Богатые не любят платить, они любят получать деньги.
Я не стал расплачиваться за живой товар.
Оглянулся по сторонам, нашел выброшенную электрическую палку.
Поднял ее и проделал то, что сделал с продавцом самца двурогой обезьяны.
Когда продавец Филадельфии сгорел, я снял цепи с девушки.
"Филадельфия, ты можешь жить в моем дворце и за мои деньги, - я предложил великодушно. - Ты заслужила".
Я по наивности не знал, что девушки очень загадочные существа.
В тот день на рынке Альфа Центавра я понял, что богатые тоже плачут.
"Томас, бывший лже певец Хулио, - Филадельфия провела бархатной ладошкой по моей щеке. - Лжепевцом ты мне нравился больше.
Нас, девушек, не поймешь никогда.
Ты думаешь, что сделал мне одолжение, что предложил жить в роскоши в твоем дворце.
Ха! Теперь знай, что влюбить в себя девушку - проще простого.
Мы часто влюбляемся из любопытства - как это любить и быть любимой.
Иногда влюбляемся, чтобы досадить подружкам и родителям.
И, когда мужчина уверен, что девушка от него никуда не денется, теперь она его точно, из-за его богатств и любви, то мы уходим.
Побыть с девушкой - проще простого, а удержать девушку, если она хочет уйти, - невозможно.
Ни один король, ни один император, ни один богач не смог удержать девушку: ни деньгами, ни обещаниями.
Я не бросилась тебе на шею, не залилась слезами благодарности, не целовала тебя иступлено и со страстью.
Я просто ухожу с гордо поднятой головой.
Ты говорил, что моя улыбка - самая моя большая драгоценность.
Я уношу свою улыбку и буду жить с ней, а не с тобой, Томас. - Филадельфия чуть не убила меня откровенным признанием.
Подобного я не ожидал, и даже не мог представить.
Она уходила, а я бесился, в злобе кричал ей гадости в спину, обзывал, называл неблагодарной рабыней.
Но от каждого моего слова спина Филадельфии выпрямлялась, а голова поднималась круче и круче.
"Что же ты хочешь, - я догнал ее, схватил за руку.
Филадельфия руку не вырывала, но смотрела на меня так холодно, что гасли горячие звезды на небе. - Ты добилась своего.
Все! Все брошу к твоим ногам, лишь бы ты меня не покидала.
Хочешь, отравлю всех двурогих обезьян - причину моего богатства.
Всех отравлю, одну ее оставлю, первую двурогую самку.
Нельзя бросать тех, кто согревал тебя своим телом ночью на скамейке.
Забирай все мои деньги! Не нужны!
Вы, девушки, хитрые - отказываетесь от малого, чтобы получить все!
Ты выиграла! Властвуй надо мной и моими деньгами".
"Милый, милый смешной дурачок, Томас, - Филадельфия кротко улыбнулась. - Ничего ты не понял". - Она все же ушла.
"Так объясни мне, дураку, что я не понял", - я бессильно кричал в пустое пространство.
Мой голос затухал в темной матери. - Дядя Томас опустил голову. - После того расставания жизнь уже не радовала меня.
Денег - горы, но они - ничто по сравнению с улыбкой Филадельфии.
А вернуть ее и ее улыбку я не в состоянии даже за все свои золотые горы.
Если бы не поддержка двурогой обезьяны, я бы давно повесился.
(Неужели, в цивилизации, которая свободно гоняла свои космолеты к черным дырам Вселенной, не нашлось других орудий самоубийства, чем веревочная простенькая петля? - Прим. Ингеборги и Издательницы)