(Томас из сна Арабеллы оказался вовсе не дурак.

  Вот, кажется, что бомж, нищий, никудышный, о которого вытирают ноги бывшие друзья и подруги.

  А случится момент озарения, так бомж скажет мудрость, до которой не додумается ни один ученый.

  Придумал же Томас, что улыбка девушки - самое великое наше достижение! - Прим. Ингеборги и Издательницы)

  "Ты назвался знаменитым богатым певцом Хулио Паскуале, - Филадельфия грустно улыбнулась. - Неужели у тебя, богатого и знаменитого певца, нет денег на одну несчастную человеческую рабыню?"

  "Я лгал, что я богатый знаменитый певец Хулио Паскуале, - честно признался рабыне.

  Догадывался, что она меня не сдаст работорговцам.

  В ее глазах сияла правда. - Именем певца прикрываюсь, чтобы меня не убили и не продали на этом рынке".

  "Я так и думала, - Филадельфия приподняла край длинного платья, показала мне свои длинные стройные ножки. - Знай же, лже певец, что с этого момента тебе будет во всем счастье". - Эти слова показались мне ложью.

  Я подумал, что Филадельфия хочет меня ободрить.

  Может быть, она и сама не знала о силе своих пророчеств.

  Я не купил Филадельфию - не на что.

  Через один торговый ряд я наткнулся на то, что искал - великолепный экземпляр самца двурогой обезьяны.

  Продавец - худой, зеленый, бил обезьяну электрической палкой.

  Несчастное животное металось в мюонной клетке, визжало, но не могло скрыться от безжалостных ударов.

  - Зачем ты его мучаешь? - я попытался отобрать у продавца электрическую палку.

  Но получил бодрый заряд в лоб.

  - Я мучаю двурогую обезьяну, чтобы ее из жалости кто-нибудь выкупил, например, ты.

  Из всей породы двурогих обезьян остался только этот самец.

  Он не представляет для нас никакой ценности.

  - Как и девушка рабыня Филадельфия, - я горько произнес.

  - Что? - продавец навострил зелёные уши.

  - Ничего. Продолжай! - я сделал вид, что двурогий самец обезьяны меня не интересует.

  - Мясо его несъедобно, шерсть вылиняла, зубы не годятся даже на сувениры.

  Размножаться он не способен, а самок для него не осталось.

  Род двурогой обезьяны вымрет на этом самце. - Продавец жаловался мне.

  Вместо того, чтобы расхваливать товар, он его принижал. - Но я не отдам его дешево.

  Вечерний рынок закрывается.

  Если не продам, то убью его - хоть какое-то утешение. - Он засмеялся и еще раз ударил двурогую обезьяну.

  Продавец не знал, что у меня в парке находилась самка исчезающего вида.

  Заплатить за товар нечем, поэтому я выхватил у продавца электрическую дубинку и засунул ее ему в рот.

  Раздался треск вылетающих зубов.

  Во рту продавца полыхнуло зеленым, пошел дым.

  В воздухе завоняло паленой лягушатиной.

  - Скорее, двурогая обезьяна, - я ключами продавца открыл клетку. - Я совершил преступление.

  Меня за это на Альфа Центавре по головке не погладят.

  И по другим местам тоже не погладят. - Я выпустил двурогого самца на свободу.

  Но он не отблагодарил меня добром.

  Вместо добра, он схватил меня за горло и начал душить.

  Я не ожидал подобной благодарности.

  - Беги, - я прохрипел из последних сил.

  Но он душил и душил с восторгом садиста.

  - Я... хотел... тебя... отвезти... к самке.

  У меня... есть самка двурогой обезьяны для тебя. - Последние слова я выпалил уже без труда, потому что нажим на мое горло ослабел.

  Самец наклонил голову к правому плечу и с интересом прислушивался.

  Из уголка его пасти вытекала красная слюна.

  Забегаю вперед и скажу, что самка оказалась намного умнее самца.

  Она любила и любит меня до сих пор сильнее, чем его.

  Но при нем делает вид, что я ее не интересую.

  Интересы нации для нее важнее, чем межличностные отношения. - Дядя Томас загадочно улыбнулся. - Мы побежали к грузовому судну, которое через час отправлялось на землю.

  Когда пробегали через ряд рабынь, то Филадельфия успела ухватить меня за руку:

  "Освободи меня! Вы же все равно убегаете".

  "Не сейчас, Филадельфия, - я вырвал руку. - Мне не до тебя.