Меня бесит, что он не хочет продать свои органы, чтобы сделать мне дорогой подарок.

  Приходится мириться с его нищетой.

  - Мама, тебе одного нашего папы мало?

  Он же богаче дяди Томаса! - Я тогда ничего еще не понимала в жизни.

  Не понимаю и сейчас, но сейчас я не понимаю еще больше, поэтому счастливее, чем в детстве.

  - Я с дядей Томасом нарочно, чтобы досадить мужу, - мама закусила нижнюю губу. - Думаешь, что я дура, что я не знаю?

  Рассказать, чем твой отец занимается в глубинах Вселенной?

  К кому он летает!

  Черная дыра, черная дыра!

  Знаем мы его черную дыру! - Мама в гневе разбила вазу.

  - Плевала я на ваши интриги, - я зевнула. - В жизни происходит шиворот-навыворот. - Ты умница и красавица, и все у тебя в жизни складывается легко, только никому не нужна - ни дяде Томасу, ни своему мужу.

  - Я не нужна? - мама задушила бы меня.

  Но в это время пришли вы, дядя Томас, с моим любимым тортом "Киевский полет".

  Самое смешное, что в этот же день вы предложили моей маме стать его женой.

  - У меня в ту весну обострились чувства, называется - весеннее обострение, - дядя Томас с танцевальном зале засмеялся и робко посмотрел на своего партнера по танцу. - Я в белой горячке, не подумав, хотел жениться на твоей маме.

  Если бы она согласилась, то я бы сейчас был твоим вторым папой.

  - Я подслушивала за дверью, как вы унижались, мама унижала вас, называла нищим дармоедом, который все желает получать бесплатно.

  Она отказала наотрез выйти за вас замуж, потому что, по мнению мамы:

  "Мой муж скоро налетается к своей черной дыре и получит пенсию по инвалидности.

  Тебе же до пенсии - тянуть и тянуть далеко.

  Так что, Томас, нищий ты мне не нужен.

  Но приходи, приходи и торты Арабелле приноси". - Мама по-женски решила вопрос ребром.

  - Отказ принять мое предложение не огорчил меня, а, обрадовал, - дядя Томас улыбнулся воспоминаниям. - Да, я горел желанием и страстью взять твою маму Зейнон в жены.

  Но, когда через час желание остыло, а страсть исчезла, я раскаивался, что язык мой длинный.

  Язык мой - враг мой.

  К счастью, Зейнон отказала мне.

  Я ушел от твоей матери, как на крыльях вылетел.

  Единственный груз остался на сердце, что твоя мать называла меня нищим и никудышным.

  Я знал я неудачник нищий, но не хотел слышать эти слова от женщины, из-за которой у меня по четвергам вырывался пар из ушей.

  Чтобы доказать твоей матери, что я что-то могу, кроме любви, я решил заняться бизнесом.

  С нулевым стартовым капиталом нелегко штурмовать денежные горы, но я решился.

  Нищему проще - мне нечего было терять, кроме своей квартиры.

  Я продал единственную квартиру, превратился в бомжа и не знал, как разместить свой капитал, чтобы он через неделю принес прибыль в сто процентов.

  В модные направления: нефть, газ, металлы, я не желал вкладываться, потому что - слишком банально и не приносит огромных прибылей.

  Помогли мне случай, и моя замечательная смекалка.

  Твой отец, Арабелла, как раз возвратился из полета к черной дыре.

  Чтобы его отсутствие перед женой выглядело хоть как-то правдиво, он на черном рынке по дороге домой, в нашу Солнечную систему, купил двурогую обезьяну с Альфа Центавра.

  Купил, выменял, или украл - я не знаю, но говорил, что купил.

  Я твоему отцу не особо верил, потому что он еще тот был фрукт.

  - Мой отец - фрукт? - я в удивлении распахнула глаза, забыла, что обнажённая.

  Нагота перешла на второй план. - Мама говорила, что мой отец - овощ.

  - Твой отец привел двурогую обезьяну домой.

  - Я помню ее - милая огромная волосатая гора, - я вспомнила тот чудесный вечер, когда двурогая обезьяна с мешком капусты, с корзиной картошки и с папой на плечах валилась в наш дом.

  - Ты испугалась двурогую обезьяну, Арабелла.

  Я не виню тебя за этот опрометчивый шаг.

  Каждая девушка должна чего-то бояться в жизни. - Томас успокоил меня бархатным взглядом.

  - Зейнон устроила истерику, называла твоего отца, своего мужа, идиотом, который не может из дальних галактик привезти что-то стоящее.

  Вот, если бы он привез самца двурогой обезьяны, то она бы подумала, а самку терпеть в доме не желала.

  Двурогая обезьяна пришла в бешенство.

  Она огромными кулаками стучала в свою волосатую грудь и вопила так, что соседи кричали непристойности через стенку.