— Как не умей, а против армии султана не выстоять им, — ответил Шагва. — И никому не выстоять! Придёт эта орда и враз их деревни сожжет. А с родичами что сделает, подумать страшно! Да и не шуми больно, Каршва! Разбудишь вон благородную! И места здесь не наши, мало ли услышат зенды, кто знает что у них на уме и у их старшины?

     Каршва послушно притих и насупился. На небосводе начинали зажигаться первые искрящиеся звезды. Опускалась прохлада и уставшим воинам и их коням, вымотанным дневной скачкой под жарким светом Сурьи, стало легче дышать.

     — Той зимой ведь ездил Мартан в зендову деревню, хотел с их старшиной поладить — да не вышло, — негромко и настороженно проговорил Шагва. — Сказал что тот Хида уж больно много сомы пьёт, да так что разум теряет.

     — Придем всем войском — враз притихнет, — буркнул Каршва.

     Шагва чуть усмехнулся в свои густые усы и взгляд его углядел на вершине впереди стоящего холма большую движущуюся тень, плохо различимую в опустившемся сумраке. Воины в голове отряда зароптали.

     Тень быстро приближалась и уже вскоре стало видно, что это скачущий гнедой конь с овечьей шкурой на спине. Животное неслось, не разбирая дороги, явно испуганное чем-то. Один из воинов Шагвы из передовой десятки, не дожидаясь приказа, резко сорвался с места и поскакал наперез мчащемуся скакуну.

     Довольно быстро воин нагнал испуганного коня, поравнялся с ним и на ходу попытался успокоить. Он тянулся к голове скакуна, говорил ему какие-то слова, не слышимые издалека, тянул руку и гладил коня по холке и гриве.

     Все всадники Шагвы остановились, наблюдая за происходящим, и вскоре увидали, что воин смог успокоить ошалевшего скакуна и неспешно повёл его, не переставая гладить его по шее. Конь послушно шёл к замершему отряду, часто мотая головой.

     — Это конь Торши, что в переднем дозоре, — глухо проговорил Каршва, когда успокоившийся скакун, ведомый смелым воином, приблизился к отряду. — С ним что-то случилось впереди.

     Шагва уже и сам понял, что с передними дозорными произошло что то неладное. Но путь их пролегал строго на север к стану своего войска и опытный старшина отдал приказ обнажить оружие, а лучникам быть готовыми стрелять, случись что.

     Так сбавил отряд скорость и ехали дальше не переговариваясь, а настороженно глядя по сторонам. Но местность кругом была тихая и спокойная. Многочисленные пернатые и мелкие грызуны, что шумели при дневном свете, теперь умолкли, видимо попрятались по своим норкам и гнездам, вполне довольные найденной и пойманной за день пищей.

     Одинокие раскидистые деревца по мере движения отряда стали сближаться меж собой и образовывать маленькие рощицы. Воины настороженно всматривались в их густой сумрак, что притаился между близко стоящих древесных стволов. Путь их пролегал совсем близко с низко висящими ветвями, усыпанными мелкими зелеными яблоками. Многие всадники на ходу срывали спелые сочные плоды и тихонько хрустели ими, уплетая сочную мякоть.

     На темно-синем небосводе с редкими причудливыми облачками появился бледный и слегка похудевший Сома. Свой свет он бросал на обнаженные лезвия ятаганов, что лежали на коленях у всадников Шагвы и оружие тускло поблескивало не яркими бликами. Боевые кони также притихли, чувствуя изрядное напряжение своих всадников.

     Вскоре справа и слева на склонах окруживших отряд холмов раздались невнятные крики и ржание испуганных лошадей.

     — На боковые дозоры кто-то напал! — зло выпалил Каршва и чуть ли не зарычал от злости. Зубы его заскрежетали в ярости, а огромный кулак сильно сжался на рукояти кривого ятагана.

     — Скоро и мы узнаем кто, — мрачно проговорил Шагва. Опытный воин уже чувствовал приближающуюся опасность и с холодной жестокостью готовился дать отпор врагу.

     — Не растягиваемся! Плотнее встали! Все вокруг! Лучники ближе! — громко и твёрдо отдал он приказы и всадники быстро окружили его со спящей девушкой тремя рядами.

     Так и продолжили путь. В молчании и мрачной решимости ехали дальше на север, а круглолицый Сома обрел уже силу и ярко освещал всю землю вместе со своими женами — созвездиями. Изредка невдалеке ухал филин и посмеивались в темноте шакалы.

     Резкий свист прорезал ночную тишину, когда склоны холмов сошлись особенно близко. Впереди зажглись три огонька и стали подплывать к отряду. Лучники не сговариваясь со скрипом натянули тетивы.

     — Стой! — раздался из темноты голос, когда огни эти приблизились к отряду. Отряд замер.

     Огни приблизились еще ближе и оказались тремя факелами, что несли суровые и сильные всадники, было их десять. Один из них выступил вперед на большом черном жеребце.

     Был воин сильный и полный. Черная его кольчуга , одетая на дородное тело и большой живот, переливалась тусклыми отблесками в свете факелов. На голове его был одет большой шлем, а округлые щеки были скрыты порослью темно-русой длинной бороды.

     — Я — Хида, царь зендов! — зычно и грубо произнёс он. — И спрашиваю вас, чужаки, по какому праву вы ходите по нашим землям , не спросив дозволения?

     Факелы в руках сильных и суровых воинов жарко потрескивали, шипя и плюясь искрами. Ядовито-оранжевые блики плясали на мрачных, презрительных лицах хозяев здешних земель.

     — Мы воины царя Мартана! Была нужда в вашей земле — теперь уходим! — строго и зычно ответил Шагва, но вперед не выступил, берег благородную сестру царя.

     — Конечно уйдете! — гулко рассмеялся Хида. — Но за проход вы оставите мне дань! Ваших коней!

     — Кони нужны нам! — ответил Шагва. — Но царь Мартан отдаст вам дань, когда придет!

     Хида обернулся на своих воинов и снова расхохотался.

     — Царь Мартан? — переспросил он, когда чуть отдышался. — Бывал он у меня и никакой он не царь! Больно много думает о себе!

     — Царь Мартан собрал уже дюжину родов и все они признали его благородным царем! — уверенно гаркнул Шагва. — Три тысячи воинов стоят в дне пути отсюда! И тебе было бы спокойнее дружить с нами!