Roland ничего не ответил несостоявшейся ведьме.
Зато Isabelle глубокомысленно произнесла:
- Само собой! - гимнастка первая сошла с лодки.
Блондинка графиня спокойно сидела, ждала, когда Roland ее на руках понесет в лес и по лесу.
Если нет кареты, то носи девушку на руках.
- Опять? Я должен нести тебя на руках?
Это после долгой гребли?
А потом еще и сражаться с врагами, которых ты легко наживаешь.
За мной гонятся, потому что так сложилось исторически, но ты же сама нарочно заводишь врагов! - герой сказал и ждал, что его словами начнут восхищаться.
- Ничего я не поняла, что ты сказал, но, тон твой непочтителен к нашей обожаемой Virginie, - Isabelle топнула ножкой. - Будь почтителен, а то мы тебя прогоним.
Полетели брызги на щегольские панталоны героя.
- Я сам уйду! - Roland, гордый, что, наконец, принял решение, опустил руку на рукоять сабли, прошел между Vanessa и Isabelle.
На берегу оглянулся: лодки погони стремительно приближались, а девушки, нет, они не рыдали от страха и безысходности, они с негодованием смотрели на него.
- Ни за что! - Roland упускал последние минуты. - Хорошо, но в последний раз! - Озлобленный, с перекосившимся лицом, он дошел до лодки, взял блондинку графиню на руки.
Под дополнительной тяжестью вошел по колени в прибрежный песок.
"Улыбайся", - блондинка на руках героя умудрилась написать.
- Улыбаюсь, - улыбка Roland напоминает гримасу мученической смерти.
- Roland, прислони свою щеку к щеке Virginie Albertine de Guettee, потрись лбом о шею девушки, - Vanessa серебряно засмеялась.
Она смехом пыталась сбить неловкость, оттого, что идет обнаженная.
Девушка постоянно, словно случайно, прикрывала ладошками грудь и ниже живота сзади и спереди, встряхивала волосы, чтобы они ложились густым покрывалом на белоснежное тело, но тогда волосы закрывали проход, и Vanessa натыкалась на деревья.
Но ничто не могло понизить градус ее настроения.
Мнимая или действительная колдунья болтала без умолку, отходила от собственной смерти:
- Меня никто не гладил по головке, поэтому я сама себя гладила, - обиженный вздох, но он тут же переходит в заливистый смех. - В нашей деревне простые нравы, нет долгого времени на ухаживания за девушками.
Пришел парень в гости, сел на лавку и сразу лезет жениться.
Мне не нравились подобные отношения, я хотела прикасаться, раздвигать губами губы и часами беседовать с мужчинами на отвлечённые темы, поэтому меня недолюбливали и называли ведьмой.
Недавно заходит господин бургомистр, нет, сначала вошло в дверь его огромное брюхо, - Vanessa попыталась изобразить толстяка, выпячивала животик, но абсолютно плоский живот никак не походил на брюхо бургомистра. - Я сидела за столом и скучала.
Бургомистр положил живот на стол, пальцами поднял мой подбородок и начал меня целовать - без страсти, без неистовства, без любви, а с деловым расчетом.
Я сидела неподвижно, ждала, что дальше произойдет, следила, как скользят пальцы бургомистра по моей груди, но не понимала - зачем это все.
За окном падал серый вечер.
"Мешок картошки", - произнес бургомистр.
"Мешок картошки?" - я переспросила.
Бургомистр двумя словами разбил романтическую обстановку; нельзя на свидании с утонченной девушкой произносить слова "мешок", "картошка".
Я оцепенела от чудовищности момента, встала, плеснула в лицо бургомистра кипяток из самовара, собралась с силами и зарыдала.
Шипящий кипяток смыл с лица бургомистра не только неумело наложенный макияж из крахмала и кукурузных листьев, но и обнажил голубые круги под глазами и пугающую красноту дряблой кожи.
Я бы все простила бургомистру, и кожу, и синеву, но только не слова "мешок картошки".
Посмотрела на себя в зеркало, и увидела на лице гримасу отвращения.
Сразу захотела смыть и с себя все чужое и ощущения от "мешок картошки".
Я сбросила одежду, в ярости топтала ее и без сил обнаженная поливала себя из кувшина молоком.
После омовения у меня пропало желание думать, и я накинула на голое тело подвенечное платье.
Платье я хранила в сундуке с детства на случай, если найдется для меня хороший, но бедный жених, у которого нет денег на подарок невесте.
- Бедные хорошими не бывают, - Isabelle повторила чьи-то слова и с гордостью посмотрела на Roland и Virginie, чтобы они оценили ее мудрость.
Блондинка дружески качнула головкой, но ничего не написала, потому что руками обвивала шею героя, чтобы не упасть.
Шея трещала, и казалось, что сам Roland трещит по швам, поэтому ему в этот момент не до оценок философии гимнастки.
Vanessa заметила, что во время рассказа перестала следить за своей наготой, поэтому быстро прикрылась волосами и продолжила занимательную историю: