— Я уже закончил.

— Может, пойдем поздороваемся с другими ребятами?

— Нет.

Тогда я усадила его на качели, и качала, а он наслаждался. Когда он накачался, просто сказал:

— Спасибо. Я закончил.

Я подвела его к песочнице, он, казалось, был очарован синими и красными пластиковыми формочками. Начал строить замок из песка. Но когда к нему подошли другие дети, Закари тут же встал и подошел ко мне.

— Что же это такое? Разве ты не хочешь завести друзей? — Спросила я, но он не сказал ни слова. Он просто остался стоять рядом со мной, отказываясь присоединиться к остальным. Он был слишком робким для пятилетнего мальчика. Я помнила, что через час у него занятия с преподавателем по чтению, поэтому мы отправились домой.

Я отчетливо осознавала, что ослушаться его мать будет нелегко, но надеялась, когда она увидит, что ее сын наконец-то выбрался из своей скорлупы, то будет счастлива или, по крайней мере, не сойдет с ума от моего ослушания. Я уже заметила некоторое улучшение в его обычно мрачном настроении. От игр на свежем воздухе его щеки разрумянились, у него появился аппетит. Он проглотил свой обед, сопровождаемый улыбками миссис Блэкмор. Оставалось надеяться, что мать заметит эти улучшения и позволит ему гулять, общаться с другими детьми.

Однако все было не так, когда несколько часов спустя она ворвалась ко мне в комнату. Я разбирала на полу его одежду, но быстро вскочила на ноги, увидев темную ярость на ее лице.

— Ты сегодня возила Закари на детскую площадку, — рявкнула она, и от досады на ее лице я приоткрыла губы, но не могла вымолвить ни слова.

— Ты что, совсем спятила своим ничтожным, крошечным, необразованным умом? — закричала она. — Ты что не читала инструкции, которые я тебе передала?

Я почувствовала, как начинаю злиться, но сдержалась.

— Прошу прощения, но сегодня утром вас не было здесь, и я не могла поговорить с вами, но его отец настоял, чтобы я разрешила ему немного поиграть на улице, тем более что погода была прекрасная. Я говорила ему о вашем правиле, но он сказал, что поговорит об этом непосредственно с вами.

Что-то промелькнуло в ее глазах. Страх или что-то еще? Что бы это ни было, это было что-то первобытное.

— И что же ты сказала? — спросила она, словно не желая мне верить.

— Вчера вечером ваш муж настоял, чтобы я вывезла Закари... куда-нибудь.

Ее глаза горели неприязнью. Она сделала несколько шагов в мою сторону, сверля взглядом.

— Слушай меня очень внимательно, потому что я не собираюсь повторять это снова. Очевидно, ты все еще не поняла своего положения в этом доме. Я — твой работодатель, а не мой муж. Я наняла тебя. Контракт заключен между мной и твоим агентством. Поэтому не только те инструкции, которые я тебе даю, ты не должна настолько глупо обсуждать с ним, но и любые его указания, на которых он настаивает, противоречащие тому, что я изложила в правилах, в первую очередь ты должна сообщать мне. Я отвечаю за Закари, а не его отец. Я достаточно ясно выразилась?

На секунду мне захотелось возразить, но что-то заставило меня придержать язык за зубами. Что-то подсказывало отступить. В этом замке явно происходило нечто большее, чем ее пустые угрозы и фальшивый гнев. Она не была в ярости из-за того, что я совершила нечто такое, что могло бы угрожать здоровью ее ребенку. Она прекрасно понимала, что ее список — полная ахинея. Она рассердилась лишь из-за того, что я разговаривала с ее мужем и сообщила ему, что и так известно любому здравомыслящему человеку. Ребенок должен обязательно выходить гулять, бегать, прыгать и играть с друзьями. Она моргнула, и я поняла, что скорее всего она меня немного опасается. По поводу того, какие перемены я могла бы внести в жестко контролируемый график и мир ее сына. Почему она составила свои дурацкие правила и заставляла их придерживаться, я не могла сказать. Но намеревалась это выяснить.

— Да, — медленно ответила я. — Вы выразились очень ясно.

— В следующий раз, когда ты пересечешь черту, твои вещи будут за дверью этого замка, — сказала она мне, прежде чем развернуться и выйти.

Я обернулась и увидела, что за моей спиной стоит Закари. Его глаза были широко раскрыты, и он дрожал от страха. Подойдя к нему, я встала на колени и прижала к своей груди.

— О, дорогой. Не бойся за меня. Все будет хорошо, — прошептала я. Я чувствовала, как быстро и громко стучит его маленькое сердечко.

Что бы ни случилось, я не оставлю этого ребенка, пока не объясню его отцу, что он должен вмешаться в жизнь своего сына, пока ее окончательно не разрушили.

13

Бретт

Не странно ли? Я работал весь день напролет, но какая-то часть меня втайне ждала, когда я смогу снова услышать ее голос. Ее голос, как теплый мед, но все, что она говорила, расстраивало.

— Он робел перед другими детьми? — Спросил я, нахмурившись.

— Да, именно робел, — ответила она. — Как только они попытались присоединиться к нему, он подошел ко мне, не говоря ни слова.

— Почему он так поступил? Может он нервничал?

— Я не знаю почему, но мне кажется, что он всегда начеку, будто боится чего-то или ожидает, что его напугают.

— Может он слишком много времени проводит в стенах этого дома, может еще больше таких прогулок помогут выбраться ему из скорлупы.

Она промолчала.

— Что случилось?

— Сегодня днем мадам сказала мне, что я больше не могу выводить Закари из замка. Кроме того, я больше не могу получать от вас никаких указаний. Я должна отчитываться только перед ней... иначе потеряю работу, если ослушаюсь ее.

Я проклинал себя за то, что не поговорил с Джиллиан ранее. Я же понял, что с Шарлоттой она уже начала свои боевые действия.

— Мне очень жаль, что вы оказались в таком неловком положении. Это моя вина. Мне следовало поговорить с ней сразу же, как только она вернулась из Лондона.

— Все нормально. Я понимаю.

— Завтра обязательно сходите с ним опять погулять. Он находится на полном вашем попечении. Я хочу быть уверен, что ты всегда будешь заботиться о нем и только о нем, чтобы ему было хорошо... без каких-либо извинений или оговорок.

— Вы можете полностью в этом положиться на меня, — ответила она. — Если вам от этого станет легче, Бретт, то дети выглядят маленькими и хрупкими, но они чрезвычайно жизнеспособны. Они не долго помнят плохое даже, если это плохое доставило им боль.

Я слегка улыбнулся. Внезапно вспомнил Закари, когда он только начал ходить. Он споткнулся и упал плашмя. Звук удара его головы о деревянный пол был таким громким, что я готов был поклясться, что потерял десять лет жизни, думая, что он либо сломал себе череп, либо получил сотрясение мозга, но кроме нескольких слез, никаких серьезных повреждений у него не было.

— Спасибо, что напомнила мне об этом. Я тебе очень благодарен. Полагаю, у вас большой опыт общения с детьми.

Она рассмеялась — теплый, красивый смех.

— Я поговорю с его матерью сегодня вечером и решу эту проблему, если у тебя возникнут какие-либо проблемы, немедленно позвони мне.

— И еще одно, прежде чем мы попрощаемся... — начала она.

— Что?

— В замке не так уж много интересного для Закари. Ему понравилось кататься на качелях и съезжать по горке на детской площадке. Нельзя ли будет установить для него во дворе качели, горку или батут?

— Конечно. Это блестящая идея. Отличная работа. У меня нет опыта общения с детьми, поэтому не стесняйся предлагать еще что-нибудь, что, по вашему мнению, будет полезно для моего сына.

Она помедлила с ответом.

— Что такое? — Подсказал я.

— Ну, поиграть с отцом тоже было бы для него очень полезно. Не знаю, насколько это возможно, но ваше присутствие иногда приносило бы ему огромную пользу.

Ее слова прозвучали как удар под дых. В мире не было ничего такого, что я любил бы или лелеял больше, чем своего сына, но это было невозможно, потому что Закари приходил в ужас от меня. Я чувствовал, что надо что-то с этим делать, но пока не появилась Шарлотта, даже не знал с чего начать. Я был настолько парализован страхом, боясь сделать все только хуже, но теперь увидел луч света в конце туннеля, и уже двигался к нему.