На плазменном экране из мириад всполохов огней более крупным планом выделилась эта самая Местная система галактик. И тут же выделенная стрелка указала на «Млечный Путь», а затем обозначилась и вторая стрелка, что указала на соседствующую галактику, что явно заметно превосходила их Галактику, на краю которой, в одном из рукавов и упряталось их родное Солнце.
– Вот истинный чемпион вашей Местной системы галактик! «Туманность Андромеды»! Диаметр в триста сорок миллиардов световых лет. И звёзд триста миллиардов. Впечатляет?
– Да, конечно, – согласно кивал Джэбе, и вместе с ним тотчас соглашалась Диана, в своё время ни за что не пожелавшая расстаться с Джэбе.
– Но во Вселенной есть монстры и похлеще…, в нашей галактике «Фирэтан», где вы в данное время и находитесь, пятьсот миллиардов звёзд. Я говорил вам про это, и показывал вам это, но повториться следует…
На экране выдвинулась эта самая Галактика «Фирэтан», а затем вернулась обратно в мириад всполохов огней, дабы представили и что-то другое.
Они видели это тогда на Земле, но стоило увидеть ещё раз…
Перед ними вырастала, занимая изрядную часть тёмно звёздного неба, линзовидная галактика, суть которой они тогда узнали и изумились в жуткости духа. То на экране зловеще ли выявлялась одна галактика во Вселенной, названная, обозначенная астрономами Земли «IC 1101», и от Земли на расстоянии в 1 миллиард световых лет, видимой в телескоп через созвездие Девы в скоплении Abell 2029 величаво величественно выявлялась самая огромная галактика во Вселенной с поперечником в 6 миллионов световых лет, вместившая в себя 100 триллионов звёзд.
– И эта галактика территорией, пространством своим проглотит и вашу Местную систему галактик, и нашу… – как-то выдохнул Учитель голосом, тоном трепетного уважения то ль к галактике чудовищного размера, то ль к изощрённости игр Природы Вселенной, уняв едва ль уловимую взволнованность, а затем и продолжил, выговорив слова, смыслом схожие, как и тогда. – Но главная суть этой галактики не в том, что она самая огромная во Вселенной. Главная, уникальная суть в том, что там резвится, развивается разум. Там живёт наш враг…
4
Два дня он провалялся дома на диване, не считая того, что съездил с родственником по одному важному, сверхважному для него делу. Он так и возлежал на диване, телевизор не смотрел, слишком много развлечений, жизнерадостности текло потоком с экрана, что с его участью-то обречённости вот так и возлежать в ожидании. Утром, третьего дня, однако, решил немного прогуляться, может быть, в последний раз.
Осенний день был под стать его состоянию, настроению, участи – пасмурным, серым, тёмные тучи нависли над городом. Но горожанам это было нипочём, ибо та же жизнерадостность, веселье, оптимизм источались от них: что им погода, не они, а погода должна подстраиваться под них.
Шёл, долго ли, недолго, ноги сами как-то привели на эту тихую, унылую улицу под стать погоде, но, конечно не та улица, не та, где и произошло то самое событие, что не раз вспоминал…
На противоположной стороне тихой узкой улицы стоял кто-то, но острым зрением глаз, что остались единственно здоровой частью тела, организма приметил, что этот кто-то является девушкой. Ну, да ладно, ссутулившись, отвернувшись, дабы не показывать, не демонстрировать свой болезненный вид, решил пройтись, а, то и прошмыгнуть этакой мышью серо незаметной. И пройдёт мимо, и уйдёт, навсегда прихватив свои проблемы, свою историю, биографию, но что-то помимо ль воли иль просто из любопытства заставило его обернуться. И первым делом обратишь внимание, как и каждый юноша, мужчина…
Изумительное, феноменальное изобретение Природы и есть красота…
То был рассвет, расцвет красоты…
Глаза её ясно карие, казалось, источали и задумчивость серьёзно философскую, но и любопытство в то же время. Искренняя свежесть притягательной, обворожительной красоты над всей светлой белизне румяно здоровой кожи идеально оттенённой лёгко бронзовым налетом солнечного загара, ох как высоко возвеличивала и без того совершенную в правильности, геометрическую пропорцию ох красивого девичьего лика, на что ж изобильно и расщедрится природа. Да, природная красота, и есть природная, а косметика лишь скромная прислужница…
И неужели на исходе никчёмно постылой жизни в далёкой глубине унылого сердца у него начинаются едва колыхаться ростки такой влюблённости, такой любви с первого взгляда, суть, значение которой уж давно позабыл, потерял, растерял.
– Здравствуй, – вдруг понеслось с той стороны узкой неказистой улочки, что предназначалось ему, именно ему таким мелодично красивым тоном женского голоса, и что явилось для него полной неожиданностью.
– Здравствуйте, – кивнул, едва ль промямлил он, остановив свой шаткий, валкий ход просто так, и остановился в неведении, чего же делать дальше-то, иль лучше уйти, уволочь ноги, может это и послышалось на жизненном исходе.
Но никак не послышалось, эта спортивным видом стройная девушка уже переходила узкую улицу, направилась к нему. Вгляделся ещё раз и, готов был ахнуть вслух, но сдержался. Он узнал, и это была она, та самая девушка, что была рядом с тем его спасителем, с тем феноменальным мастером единоборств.
Она стояла уже рядом, так и стояли бы, он и шелохнуться не мог от неожиданности, как она первой сделала движение, сделала шаг в ту сторону, куда он и направлялся без всякой цели просто так. И он сделал шаг, ничего не оставалось, да и надо же было идти, хотя бы делать вид, что идёшь куда-то. Хотя, куда?
Шли молча. Он и не знал, что сказать-то, а дух перехватило, ещё как. Когда ж рядом с ним, с самого детства болезненным, тщедушным, шла рядом девушка, да ещё красавица! Некоторые прохожие оглядывались, но не на них как на пару, а на неё, именно на неё. И в основном прохожие противоположного пола.
– Ты идёшь по каким-то своим делам, – первой, нарушив молчание, говорила, спрашивала она.
– Нет, нету делов у меня. Вышел так, погулять… – отвечал он откровенно, не стал строить из себя кого-то, да и чего строить, когда осталось жить-то с неделю на этом белом свете, не более.
– Ну, тогда можем прогуляться вдоволь, это даже лучше… – нотки радости будто проявились в мелодичном голосе красавицы.
– Конечно… – оставалось, лишь кивнуть согласно, едва промямлив в ответ на такое, опять же, неожиданное предложение, от которого ох как молчаливо бурно и возрадовалась душа на последнем отрезке жизни.
Да, она шла рядом с ним также неспешно под его темп, ритм, и какое ж неслыханное, невиданное счастье свалилось на его голову, на сердце его в самом конце жизни, когда и выписан из больницы умирать. И если минуты назад шаги по родному городу давались с трудом, то сейчас, в миг этот трепетно взволнованный и радостный, он будто и не чуял ног, будто и готов взлететь, воспарить над городом, над степью, над долинами всего мира.
– Как тебя зовут? Как твоё имя? – опять же неожиданно для него спрашивала девушка тоном голоса красиво бархатным, что так и вспрыгнуло сердце его.
– Баир. Это распространённое имя.
– На все языки мира переводится как радость. Так будь же радостным Баир… – в конце фразы возглас её был как-то звонко торжественен.
Он быстро, не задумываясь, закивал согласно головой. И всё же он так и не посмел спросить её имя, однако ж, смелости не хватило.
Так и шли дальше, пока молча, а в голове у него закрутилось, что бы сказать, о чём поговорить, но ничего такого не навёртывалось, мысли так и могли отобразиться какой-либо чёткой линией, а тишина продолжалась.
Навстречу попалась такая троица из молодых парней, что шли, прогуливались раздольно, болтая при этом громко на всю улицу, вовсю кидаясь словечками, жаргонами, от которых у культурного человека, однако ж, уши-то и свернутся, увянут непременно.
Он почувствовал, почуял такое недоброе, и как три назад, приготовился к худшему. Нет, он просто так не отдаст вот это своё короткое, мимолётное, но счастье. Он умрёт, погибнет за это, ведь всё равно помирать. Ну что ж, помирать, так помирать с музыкой.
