Её глаза медленно округлялись. Задорные веснушки словно вытравило хлоркой. А на гипсовом лице проявились свинцовые тени у глаз.

– Куда же ты влез? … Ты ведь один. Кому ты можешь доверять? – Она запустила пальцы в волосы, подняв две рыжие копны.

– Никто и не обещал, что будет легко, – отшутился Сергей. Такой реакции он не ожидал, и уже раскаивался в излишних подробностях.

Собрав волосы хвостиком, она подсела сбоку и обхватила его спину. Сергей развернулся, одарил её затяжным поцелуем, и запустил руку в разрез халата. Элька мягко вывернулась, и обойдя стол, села напротив. Краски возвращались к её лицу. Улыбнувшись, Сергей отправил воздушный поцелуй.

– Тебе нужен свой человек. Которому ты можешь доверять, – сосредоточенно сказала Элька.

– Да, нужен. Об этом я думаю с ночи, – ответил Сергей, ещё надеясь продолжить флирт. Но тут заметил слабый отблеск во взгляде, чёртову искорку в её глазах, и необъяснимая тревога мурашками расползлась по телу.

– Я схожу на приём к этому доктору. Просто так. Просто посмотрю и всё.

Судорога смяла лицо Сергея.

– Нет! Нет! Ты что, дура? – он осознанно произнёс это слово и шёл на конфликт, чтобы любой ценой зарубить безумный план, что быстрыми пазлами складывался в её голове.

Она не обиделась, а подсев сбоку, поцеловала Сергея.

– Серёж, ты чего? Успокойся. Я не собираюсь вынюхивать и расспрашивать. В день к нему приходит толпа народу. Это будет обычный приём врача.

– Нет! Нет! И нет! – покрывшись багровыми пятнами рычал Сергей, – Ты что о себе возомнила? Какая у тебя подготовка? Этим должны заниматься профессионалы.

Она отскочила и подалась вперёд, как кобра перед прыжком, – Профессионалы? И где ты их возьмёшь? Кому ты можешь доверять?

Он сбавил тон, решив зайти с другой стороны, – Эль, пойми, я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.

– Не переживёшь? А ты можешь думать не только о себе? Ты знаешь сколько раз я просыпалась ночью, лежала и смотрела на тебя? Думаешь, я не боюсь за тебя? Не понимаю в какое дерьмо ты влез?

– Это моя работа.

– Работа? А что ты оставляешь мне? Кухню и пылесос? Быть женой опера и каждый вечер мучительно ждать? А если с тобой случится – я переживу? Что тогда ждёт меня – одинокая старость с выплаканными до морщин глазами?

Сергей не расслышал последних фраз. Мимолётно брошенное слово сладко растеклось в голове, рассыпалось тёплыми огоньками. «Женой опера? Моей женой? Моя жена!» Он не сделал предложения. Не представился момент. Все началось внезапно, шло легко и естественно. Они и так муж и жена, но ни разу не произнесли этих слов.

– А ты согласна стать моей женой?

Элька уставилась тяжёлым взглядом и отчеканила – Нет!

Сергей улыбался. Он знал, что брошенное слово отражало лишь эмоции текущего момента.

Зелёные глаза полыхнули. – Нет! Не согласна. Я стану твоей женой, если ты уйдёшь со службы.

Воздух стал густым и тяжёлым. Его просто не хватало.

Бред. Она не могла так сказать… Но сказала! … Уйти со службы!?…

Спроси кто-нибудь Сергея, любит ли он свою работу – он, не кривя душой, тотчас бы ответил – нет. Чаще всего он её ненавидел. Любимая работа, возможно, у кого-то и была – у актёра, профессора, инженера. Но это было на других орбитах, далёких от той, где вращался Сергей.

Он сразу выбрал нелюбимую. Выбрал жёсткую. Нужную. Мужскую.

И представить себе другую он не мог. Никак. Не было в его сознании такой опции. Это был бы другой Сергей Ерохин – просто однофамилец и тёзка.

Собравшись, он выдавил осевшим голосом, – Эль, ты чего?

– Ничего! – она продолжила серьёзно и напористо, – Ты ничего не понял, Ерохин. Если ты хочешь избежать душевных болей и переживаний за меня, то я тоже не должна жить в вечном страхе потерять тебя. Я тоже должна иметь право на спокойную жизнь. Сейчас ты один и у тебя нет агентуры. А один – не воин. Или уходи с работы, или прими мою помощь. Я стану твоей агентурой. Что мне терять в этой жизни, кроме тебя. Я ведь тоже когда-то училась в институте МВД. Следователем мечтала стать. Но мечты рассыпались карточным домиком из-за одного типа, не будем показывать пальцем.

Разговор предстоял тяжёлый. Можно рассориться сразу, или через несколько часов бесплодных споров.

Звонок малтфона отсрочил разборки.

Тюрина сообщила, что Можайский искал Козака, и спрашивал, не отправил ли его куда-нибудь Ерохин.

– …Да…Отправил, – растерянно пробормотал Сергей, – Передай, что я сейчас приеду и сам ему объясню.

Пробила холодная испарина. Ну и денёк.

В дверях они с Элькой мило распрощались, что только усилило горечь.

Он не знал, что вопрос для неё решён. Здесь сплавилось все: нереализованные амбиции, несбывшиеся мечты о работе следователя, внутренняя потребность борьбы за общемировые ценности, проявляемая во взносах в детские фонды и активном участии в проектах по защите животных. Но было и ещё кое-что – подспудное желание заставить Сергея страдать и переживать за неё, чтобы он прочувствовал хоть малую долю того, что выпало ей девятнадцать лет назад.

Сергей доложил Можайскому о ночном инциденте.

Удар кулаком по столу разметал канцелярскую утварь. А матерный шквал заставил Сергея уворачиваться от брызг слюны. Заглянула испуганная секретарша. Но поймав звериный взгляд шефа, тут же исчезла.

Отдышавшись, полковник сипло произнёс, – Пойдём-ка вниз, посидим в моей машине.

За стеклом машины шумно бежал проспект.

– А Муратов этот, рапорт не напишет? – после молчания спросил Можайский, на щеках которого оставался нездоровый румянец.

– Палыч? Нет, ему не резон. До пенсии пара месяцев, а если копнут, то и он под раздачу попадёт.

– Кто ещё знает? Сказал кому?

– Нет.

– Ты пока не торопись. Пятно на весь отдел ляжет. Не отмоемся. Дождёмся этого подонка… Я сам с ним разберусь… И сам разрулю с начальством, – и снова сорвался на ругань, – … твою мать! Только работать начали.

Он замолчал, разглядывая в окно сырой асфальт. Затем уставился на Сергея пробирающим взглядом.

– Тебя Мостовой ни о чём не допытывал? Не выведывал что-нибудь мимо меня?

– Нет, – растерянно ответил Ерохин, – Да мы с ним и не общались. Один раз вызвал … И то я в кабинет не попал.

Снова молчание – тяжкое, с явным недоговором.

– Понимаешь в чем дело, Серёж, – с трудом выдавил Можайский, – Не распространяйся ты особо при нём… Ну, если почувствуешь, что лишнего выпытывает. И не только по этому случаю. – Сергей напрягся, и молча разглядывал никелированную ручку бардачка с золотистыми выпуклыми буквами, дождавшись продолжения, – Я не доверяю Мостовому. Всего рассказать не могу, но есть причины, поверь.

Что-то щёлкнуло в голове. Зачем он это сказал? Ерохин ощутил спиной холодную испарину и повернулся, упёршись в бездонные глаза полковника. Не выдержав пробирающего взгляда, Сергей отвернулся. Сознание, отягощённое служебным нарушением, перевернуло всё на свой лад: А может он прощупывает? Подозревает, что я чего-то скрыл?

– Сергей? … Сам понимаешь … Строго между нами.

– Да, – с трудом выдавил Ерохин.

Они поднялись наверх (Сергей на ватных ногах). И тут он вспомнил, – Товарищ полковник, надо решить вопрос безопасности подследственных.

– Уже решён. Было отдельное совещание у Мостового с руководством СИЗО.

Заходя к экспертам, Ерохин столкнулся с неординарным субъектом в черных джинсах и клетчатом свитере на голое тело. Серые волосы сходились на затылке нелепым хвостом до плеч. Крупное высокое лицо. Вертикальные морщины на впалых щеках и широко расставленные глаза. От этих глаз хотелось поёжиться.

Поприветствовав Ерохина затяжным кивком, он быстро удалился. Мурцева и Байкалов в задумчивости сидели за столом.

– Что это было? – спросил Ерохин.

Тамара лукаво ухмыльнулась, – Майор Лотарёв. Роман Николаевич. Крупный специалист по тоталитарным сектам.

– Надо же! Я бы его самого за сектанта принял. Или за провидца-астролога.