Я и так был без гроша, но Второй Призер полностью обчистил меня. У меня не осталось ничего от основного источника дохода, а Конрад, наверное, уже с новым агентством. Бесполезные «Головы Лита»: ебаный Больной и, больше остальных, этот уебок Бегби. Я не буду выпрашивать у Попрошайки. Все что я могу — это спросить. И если он скажет нет, тогда я предложу мудиле выйти один на один. Чувствую, как поток ярости копится в груди. Сжимая мое горло. Натягивая мои мускулы. Моя спина пульсирует там, где раньше болело. Мы узнаем, художественный пидор Джим Фрэнсис — все ли это, что осталось от Фрэнка Бегби. В этот момент я чувствую себя так же, как, наверное, чувствовал себя он, когда я предал его: будто у меня забрали все. Ну, Уильямсон, блять, получил, теперь и Бегби получит. И вот он какой сейчас: прилежный муж, с женой и двумя дочерьми, настоящий мужчина, такой, каким он никогда раньше не был; тот, кто содержит свою семью. А я, как бы, голодаю. Но как много сопереживания в уебке? Нисколько. Спад в ебаной могиле, а он даже не потрудился прилететь. Не послал ни венка, ни открытки, нихуя.

Поездка становится лучше, когда я доезжаю до Вентуры, потому что дорога обнимает береговую линию, а ломающиеся волны окутывают побережье. Солнцезащитные очки на мне, окно опущено, я ввожу адрес Бегби в GPS. Арендованная машина управляется неплохо, отзываясь на мои прикосновения к рулю, пока я плавно маневрирую в потоке машин.

Мне нужны эти деньги. Мне нужно построить жизнь тут, и мне нужны они сейчас. Не через шесть месяцев, когда отчисления Конрада дойдут до меня, потому что это будет моя последняя зарплата. Он собирается что-то сказать; наверное, что уходит к более крупному менеджеру, как и Иван.

Значит так все и случится. Франко одолел меня в том, что он ценит больше всего — искусство — и сейчас я должен сразиться с уебком; победить на его поле битвы. Если буду стоять над ним, избитым художником, я выиграю дуэль. Если он замесит меня в кровавую кашу, я тоже выиграю: покажу, что на самом деле он — мудила, каким он всегда и был. А я? Что насчет меня? Спад, Бог храни его душу, намного креативнее, чем я. Он создал что-то более детализированное, умное и значимое о днях нашей жизни на гере, чем то, что было в моих дневниках. Рад, что отправил рукопись в издательство.

Я прослушиваю сообщения через колонки машины. Конрад — первый:

Что происходит? Ты должен позвонить мне! Я в Лос-Анджелесе! Есть вещи, о которых мы должны поговорить! Где ты?!

Мачтелд:

Марк. Это не круто. Тебя не было во время выхода трека. Конрад зол. Тебе нужно разобраться с этим и всем остальным в «Цитадели». Позвони мне.

Нахуй их всех. У меня на крючке рыба покрупнее. Я бьюсь за свое будущее, моего сына и отца.

Когда я доезжаю до поворота на Санта-Монику, проезжаю мимо свежеубитого на шоссе животного. Похоже на домашнего питомца; кота или маленькую собаку. Я думаю о Бегби, и что один из нас будет, блять, таким же.

Темнеет. Прохладный бриз дует с океана, перемешиваясь с запахом эвкалиптовых деревьев в саду. Мел в доме, укладывает детей в кровать, а я выхожу выкинуть мусор в контейнер на аллею за задним двором. Должен отдать уебку должное — он, блять, достаточно тихий. Ничего не слышал, пока не почувствовал ствол. Никто не приставлял их к моему затылку, но я сразу понял что это:

— Просто иди, — говорит он, сильнее тыча оружием.

Мы пересекаем двор и заходим в кухню через заднюю дверь. Наверное, тут я должен увернутся и ударить мудилу. Но он может нажать на курок. Все, о чем я думаю — Мелани и девочки в кроватях. Когда я понимаю, что мы идем в мою мастерскую, соединенную с моим домом, я не сопротивляюсь, потому что это самая дальняя точка от спальни детей. Тебе иногда выпадает шанс, всего один шанс в такой ситуации. Я сделал ошибку, не напав сразу, но я не знал, как далеко был этот уебок.

— Ты... — он разворачивает меня, — руки за спину.

Топовый мент, уебок. Гарри ебаный Хэмми Хомяк.

Я подчиняюсь — без сомнений, он может нажать на курок. Его голос говорит, что он заебался. Что замкнулся в себе, а потом выстроил план действий и не сойдет с него. Краткий, точный и выверенный. Что делать в такие моменты? Слушаться, надеяться, что что-то произойдет, и, если получится, воспользоваться ебаной возможностью.

Он сажает меня на один из металлических стульев, которые я держу для гостей. Я заменил диван, не хотел, чтобы людям было комфортно в моем рабочем месте отвлекать меня. Он встает за спиной:

— Вытяни руки за стулом.

Я подчиняюсь и чувствую металлический жесткий зажим. Давненько не чувствовал этого. Но тогда не так сжимало кишки. Я слышу писк летучих мышей в деревьях.

Потом он достает длинную веревку и я думаю: этот уебок хочет отомстить. Но он просто обматывает меня, привязывает к стулу. Направляется к двери. Я готов закричать: хватай ебаных детей и беги нахуй, сейчас, но он поворачивается ко мне, его глаза не видны в тени. В этой темноте я вижу его губы, плотно сжатые:

— Не двигайся, блять, и не кричи, или ты услышишь выстрелы. Я гарантирую это.

И он уходит. Летучие мыши затихают. Удивительно, как быстро они успокоились. Это самая сложная часть. Каждое ебаное волокно во мне хочет прорычать предупреждение, но этот уебок правда готов стрелять. Я думаю о маленьких девочках, которые лежат мертвые, безжизненные, в крови, изрешеченные пулями. Мел тоже. Мои ножи — рядом с верстаком, прикреплены к стене магнитной линией. Начинаю двигать стул в ту сторону. Внезапно слышу напряженный шепот и думаю: не позволяй пизде дойти до точки, где он не оставит себе вариантов и застрелит тебя. Спаси нас для ебаной мести. Потом, спасибо, блять, он вернулся с Мелани. Ее руки за спиной — в наручниках, но, кажется, она не ранена. Слезы текут по ее щекам, когда она смотрит на меня умоляюще и шокировано. Я ничего не могу поделать, кроме концентрации на своем ебаном дыхании. Ее сажают на такой же стул, как и мой. Я могу только позорно смотреть на то, что я не могу защитить ее и детей.

Этот пидор Хэмми Хомяк стоит в дверном проходе с оружием, наставленным на нас. Во взгляде блеск сконцентрированного человека, готового убить любого, кто встанет между ним и его жертвой. Мел мягко умоляет его, держа свой голос твердо и профессионально:

— Пожалуйста, не вреди детям...

— Все зависит от тебя, — огрызается он, двигаясь к нам.

Сложно на это смотреть. Я не смогу остановить пулю, но я поймаю пулю за них.

— Не впутывай ее и детей, — говорю я ему, пытаясь встать со стула. — Это между мной и тобой.

Смешно, но я слышу крик Мел прежде, чем чувствую боль:

— Нет, пожалуйста! — вопит она, когда пидор бьет меня прикладом пистолета в челюсть, а потом толкает вниз.

— Не разбуди детей, — говорит мудак, это звучит как угроза. — Теперь ты, — он смотрит на меня, — скажи этой тупой ебаной шлюхе все о человеке, за которого она вышла замуж!

Я молчу. Смотрю на вентилятор на потолке. Потом на бетонный пол. Чувствую ножи позади нас, с молотками, заточками, и другими инструментами для скульптур.

— Скажи ей!

— Гарри, пожалуйста, — умоляет Мел, пока я смотрю на инструменты на стене, канистру с бензином и ацетоновую горелку со стороны. — Необязательно все должно быть так, — говорит она, задыхаясь. — Ты говорил, что волнуешься обо мне! Ты так волнуешься обо всех? — и она сдерживается, пытаясь контролировать себя. Страх практически подавляет ее.

— Я думал, ты сильная, — усмехается он, расхаживая взад и вперед перед нами, — с характером заносчивой суки. Но я ошибался. Ты слабая и мягкая. Легкая нажива для таких злых ублюдков, как этот подонок, — он указывает на меня. — Этот мудак проник в мой дом! Пытался убить меня! Пытался, блять, повесить меня на шланге! Моем садовом шланге! Ты рассказывал ей об этом? — он нагибается и кричит мне в лицо: — ТЫ РАССКАЗЫВАЛ?!

Я чувствую его харчок на моей щеке.