Забрать Алекса от социальных работников из хосписа и отвезти в Лит домой к моему отцу — достаточно тяжелое испытание. Вместо нашей обычной прогулки до Вондел Парка за мороженым и кофе (это было сложно, аутисты запрограммированы на рутину), я веду его в паспортный стол. Потом, когда я оставляю Алекса в парке развлечений, звоню домой и иду навестить Катрин, чтобы рассказать о моих планах.

— Хорошо, что ты интересуешься, — говорит она как обычно. Очевидно, что ее это мало ебет, и она действительно счастлива убрать его со своего пути. Я не могу поверить, что много лет спал в одной кровати с незнакомкой. Но, наверное, это натура любви: или мы существуем в сегодняшнем дне и обязаны жить с травмами и страданиями, если все проебется, или обречены быть одинокими. Наверное, я не особо интересовался его жизнью последние пятнадцать лет, но я, блять, все равно тосковал больше, чем она когда-либо. Когда стало очевидно, что с Алексом проблемы, она утомленно говорит:

— Все бесполезно. Тут нет обратной связи.

Ее холод и отрешенность всегда интриговали меня, когда были только мы. Потом появился кто-то другой, кто-то, кто зависел от нас, и все вышло не очень. Она съебалась, бросив ребенка на меня и устроилась актрисой в путешествующий театр. Так все и закончилось. Я нашел Алексу место в хосписе и смог продолжить работать.

Когда я уходил от нее, наверное, в последний раз, она стояла в больших дверях своего особняка в Зандворте, где живет со своим парнем-архитектором и их идеальными светловолосыми нацистскими детьми. Не в силах это больше терпеть, я говорю:

— Всего хорошего.

Конрад продолжает названивать мне, но не оставляет сообщений. Мне надо перезвонить ему, но я не вынесу сейчас этого, слушать, что он теперь с каким-то большим агентством. Пока я не отвечаю, все, наверное, становится хуже. Мачтелд выпустила его сингл, «Be My Little Baby Nerd» — быстрый, танцевальный, попсовый и разрывной.

Конечно, я нужно было взять отца с собой. Обычно упрямого Хана не затащить на самолет до Америки, но Алекс все меняет. В самолете до Лос-Анжелеса понимаю, что мой отец — заклинатель хронических аутистов. Он всегда мог успокоить или отвлечь моего младшего брата Дэйви и то же самое проворачивает с Алексом. Мой сын сидит тихонько, без каких-либо привычно громких вспышек гнева или беспокойства. Слышу, как он повторяет, дыша в такт:

— Я попросил один, а не два.

— Один что? — спрашивает его папа.

— Он просто произносит это.

Но каждый раз, когда он это говорит, отец снова спрашивает его.

Вики встречает нас в аэропорту. Она улыбается и приветствует Алекса, который безучастно смотрит на нее, бормоча себе под нос. Отвезя нас в Санта-Монику, Вики дает нам возможность освоиться, так она это называет. Отец и Алекс получают в квартире по спальне, а я на диване. Слишком мал для меня, он убьет мою спину. Мне нужно что-нибудь придумать.

Марианна переехала со мной в Лондон, в мою новую квартиру в Хайгейте, купленную на деньги Рентона. Она находится в нескольких минутах ходьбы от Хэмпстед-Хит и хорошо демонстрирует мой постепенный уход из центра города. Со времен Оффорд-роуд в Ислингтоне, еще в восьмидесятых годах, неолиберальная экономика выгнала меня из города. Время, джентльмены, пожалуйста, настаивает, так как она высасывает сомнительных олигархов с пятью домами из России и с Ближнего Востока, которые появляются здесь две недели в году, чтобы потрахаться в этом конкретном доме, в одном из разбросанных по всему земному шару. Вчера мы заказали шлюху и обнюхались кокаина, сейчас мы истощены. Марианна спит, но я на следующее утро просыпаюсь рано. В метро доезжаю до Кингс Кросс, чтобы собеседовать с некоторыми девочками для «Коллег».

Я стою за своим высоким столом в маленьком офисе, который служит центральной нервной системой империи «Коллег». Передо мной, как игральные карты, лежат несколько телефонов. Звенит дверной звонок и я жму кнопку открытия дверей. Спустя какое-то время слышу, как по ступенькам поднимается женщина; ее дыхание, как и ожидания, неуклонно утихают, когда она заходит в офис. Если бы арендодатель помыл ебаное окно, чтобы можно было увидеть улицу, позволить проникнуть свету — наверное, в этом месте было бы менее тоскливо. Мне и правда нужен офис получше. Может быть, в Клеркенвелле, или, наверное, даже в Сохо. Женщина смотрит на меня, и беспокойство в ее глазах не маскирует желание потрахаться. Она — первая из восьми, которых нужно увидеть сегодня.

Я чувствую себя очень уставшим, когда возвращаюсь домой, но у меня все еще есть силы сделать из Марианны отбивную, поджигая бомбы любви грязными речами. Держи их в хорошем настроении и хорошенько трахай: единственный хороший совет за все время, что дал мне отец. Этот совет — единственное, что уебок дал мне.

Во рту пересыхает, а голова после траха приятно кружится. Потом мы идем в душ и начинаем собираться на ужин с Беном и его парнем, к которому он переехал, рядом с Тафнелл Парк. Сказал им, чтобы они забыли о хороших ресторанах в той местности:

— Я заказал нам столик, — сообщаю Бену по телефону. — Надеюсь, Дэн любит морепродукты.

Я видел Дэна только один раз, и он понравился мне. Он подходит Бену, которому сложно признать, что он немного, блять, гетеро. Мы встречаемся возле «Фиш Воркс» в Марелебоне. Где-нибудь есть ресторан морепродуктов в Лондоне лучше? Я искренне сомневаюсь. Несмотря на то, что они пришли раньше, мальчики сидят на стульях, оставив серую мягкую скамейку напротив для нас.

Я заказываю бутылку «Альбариньо»:

— Большинство белых немного кислые для меня сейчас, но подойдет, — говорю я. — Так как люди из Суррей отреагировали на мой предстоящий брак?

Бен, одетый в черную куртку и зеленую майку, говорит:

— Ну, мама молчит, — улыбается он. — Иногда я думаю, что у нее все еще остались чувства к тебе.

Конечно, остались. Трогает свою киску каждую ночь, пока думает о лучшем члене, который у нее был или когда-нибудь будет. Я почти говорю это вслух, но удерживаюсь. Как ни крути, она — мать Бена, и он ее безумно любит.

— Понимаю. Один раз сходив в магазин Саймона Дэвида Уильямсона, — и я смотрю на Марианну и рычу шепотом, — сложно делать покупки где-нибудь еще.

— Знаю, — улыбается Марианна, подмигивая мальчикам. Потом она смотрит на мой нос. — Надеюсь, синяк пропадет до свадебных фотографий!

Должны ли мы постоянно об этом вспоминать?

— Трусливая атака, — объясняю я парням. — Я стоил своему старому другу больших денег, которые забрал у него в качестве расплаты за большой эмоциональный хаос, который он создал, и он не может принять это по-мужски.

— Или по-женски, — смеется Дэн.

Да, мне нравится этот парень.

— Вот это дух, Дэн, — я смотрю на Бена. — Рад, что ты не с одним из скучных гомосексуалистов, сын.

— Пап...

— Не, нахуй, — говорю я, когда приносят меню с белым вином. — То же самое, что быть со скучным гетеросексуалом. Если ты гей, просто будь настоящим ебаным пидором, таков мой совет, — официант открывает бутылку и наливает вина, чтобы я попробовал. Делаю глоток и одобрительно киваю. Пока он разливает вино, распаляюсь: — Сплетничай, цвети, будь возмутительной, скандальной королевой! Не будь пригородным Чарли с парнем по имени Том, с которым ты катаешься на байдарках по выходным. Еби незнакомцев в туалетах! Передознись коксом! Пускай снятые мальчики отсосут тебе в парке...

Пара за соседним столом оглядывается:

— Саймон, — предупреждает Марианна, когда официант уходит.

Марианна и Бен выглядят раздраженными, но Дену нравится, поэтому я начинаю говорить громче:

— Соблазни гетеро-уебка и разрушь его жизнь, потом, после его развода, стань лучшим другом его бывшей жены, делайте друг другу дикие коктейли и сплетничайте о том, каким паршивым он был. Открой страстную любовь к мюзиклам. Пойди на андеграундный техно-рейв в Берлине, кожаные штаны.

— Мы запомним это, — смеется Дэн, поворачиваясь к Бену. — Так что, тогда Германия на выходных!