Мы жмем друг другу руки. Это кажется совершенно жалким, и так оно и есть: два обнюханных дрочилы в туалете планируют свое будущее, исходя из результата футбольной игры. Но мир настолько сейчас ебанутый, что это кажется разумным развитием событий. Потом мы возвращаемся, и эйфория от кокаина все еще прожигает, когда Холидэй бьет по воротам из ниоткуда, выводя «Рейнджеров» вперед. В который раз парень за нами просит Больного сесть. Бегби начинает размеренно дышать. В этот раз Больной слушается, садится и кладет голову на руки. Спад стонет в глубокой боли от недавно принесенных ему физических увечий. Только Бегби кажется безразличным, демонстрируя странную расслабленную уверенность.

— У «Хибс» все получится, — говорит он, подмигивая.

Приходит сообщение от моего отца, который смотрит игру по телевизору:

ЛЕГКО! WATP (прим.ред We are the people — выражение фанатов «Рейнджеров», которое демонстрирует их превосходство) ;-)

Старый мудак из Глазго.

— Мы так глупо понадеялись, — рычит Больной. — Я говорил тебе, это в стиле «Хибс», всегда, блять, проигрывать. И им еще нужно сделать обязательные пенальти. 3-1 в пользу «Рейнджеров»: гонят в ебаный центр.

— Заткнись, — говорит Бегби. — Кубок наш.

Должен признать, что я в одном лагере с Больным. Так устроен мир. Нам не предназначено взять Кубок. Я чувствую подавленность, так как у меня полет на Ибицу в шесть утра из аэропорта Ньюкасла, где мы встречаемся с Карлом, который даст гиг в клубе «Амнезия». По крайней мере, я высплюсь, так как вечер будет короткий. Он будет еще сильнее подъебывать меня дерьмовым счетом 1902 года — 5-1.

И вот оно, уже на моем телефоне:

ХА ХА МАРИОНЕТКИ! ТА ЖЕ СТАРАЯ ИСТОРИЯ ! СЕРДЦА, СЕРДЦА, СЛАВНЫЕ СЕРДЦА, 5-1, 1902.

Вдруг я чувствую себя депрессивно. «Хибс» пока еще не сдаются. Макгинн делает пару атак, играя как настоящий мужик, который хочет физически втянуть команду обратно в борьбу, которая уползает от них. Фанаты вокруг нас все еще дерзкие, но уже немного приунывшие. Еще один шанс для Стоукса, но вратарь «Рейнджеров» справляется...

— Блять, он почти попал, мужик, — в который раз Больной снова встает, несмотря на количество протестов, рычит на скамью «Хибс», пока Хендерсон ровняет угловой. — Я рад, что перетрахал много женщин и принимал тонну наркотиков, потому что если бы я надеялся, что никудышная ебаная футбольная команда подарит мне радость жизни.. СТОУКС!!! ТЫ ПИИИИИИЗЗЗЗДААААА!!!!!!

Опять! Энтони Стоукс забил! Играем!

— Отлично, — заявляю я, — закинусь экстази!

Бегби смотрит на меня как на сумасшедшего.

— Я делаю это потому, что мне страшно, — объясняю я. — Множество раз я уходил с этого стадиона самым жалким мудаком: даже если мы проиграем, я проебусь, если сделаю это еще раз. Кто-нибудь со мной?

— Да, — говорит Больной, и поворачивается к парням сзади нас. — И не просите меня опять, блять, сесть, потому что теперь этого точно не произойдет! — он агрессивно бьет себя в грудь.

— Экстази звучит неплохо, — откликается Спад, — хотел бы я встать...

— Отъебись с этим дерьмом, — говорит Франко. — И, ты, — он поворачивается к Спаду, — наверное, сошел с ума.

— Я не слишком нервничаю насчет этого, Франко. Меня не волнует, что я умру... просто присмотри за Тото для меня.

Три из четырех — не так уж и плохо. Они улетают в дыру. Я встаю рядом с Больным.

Не думаю, что когда-либо видел такую напряженную футбольную игру. Жду заявления Больного из манифеста: обязательное мягкое пенальти Рейнджеров. Несмотря на то, что судья пока хорош, он сохраняет все для последней драматической минуты. Эти мудилы все, блять, одинаковые.

Оооох... красота...

Вдруг я чувствую приятное плавление моих внутренностей и всплеск эйфории, когда смотрю на Больного — в профиль его лицо странно искажается, радостная боль вспыхивает, время замирает и ЕБАНЫЙ ИИСУС, МЯЧ В СЕТКЕ РЭЙНДЖЕРОВ!! Хендо получает угловой, выбивает его, и Дэвид Грэй забивает, толпа, нахуй, сходит с ума!

Глаза Больного опухают.

— ДЭЙВИ ЕБАНЫЙ ГРЭЙЙЙ!

ШОООООМ!!!

Незнакомый парень прыгает на меня, а другой приятель целует меня в лоб. Слезы текут по его лицу.

Я хватаю Больного, но он в угаре от меня отмахивается.

— Сколько?! — кричит он. — СКОЛЬКО ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК ЭТИ МАРИОНЕТКИ УКРАДУТ НАШ ЕБАНЫЙ КУБОК?!

— Кубок наш, — снова говорит Франко. — Успокойтесь, вы, ебаные идиоты!

— Я чисто нервничаю и думаю, что швы разошлись... — воет Спад, кусая свои ногти.

Звучит свисток, и удивительно, — но игра окончена. Я обнимаю Спада, всего в слезах, потом Бегби, который скачет в эйфории, выпучив глаза и стуча себя в грудь, прежде, чем снова начать глубоко дышать. Я двигаюсь к Больному, который снова скидывает мою руку и прыгает вверх и вниз, а потом поворачивается ко мне — сухожилия на шее напрягаются, он орет:

— НАХУЙ КАЖДОГО МУДИЛУ!! Я ВЫИГРАЛ ЭТОТ ЕБАНЫЙ КУБОК! Я!! Я «ХИБ»!! Он смотрит на подавленных сторонников оппозиции, которые всего лишь в нескольких рядах от нас. — Я ПРОКЛЯЛ ВАШИХ «РЕЙНДЖЕРОВ»!! — и быстро спускается к барьеру, присоединяясь ко всем остальным, проходит через хрупкую цепочку службы безопасности и выходит на поле.

— Тупой уебок, — говорит Бегби.

— Если я умру сейчас, Марк, меня это мало волнует, потому что я видел это, а я думал, что никогда не увижу этого дня, — всхлипывает Спад. С накинутым на его костлявые плечи шарфом «Хибс».

— Ты не умрешь, друг. Но если ты умрешь, то, ты прав, это не имеет ебаного значения!

Это не то, что я хотел сказать, и бедный Спад смотрит на меня с ужасом:

— Я хочу увидеть парад победы, Марк... на Валке...

Тела полностью забивают сторону поля «Хибс». Мало кто перешел на сторону «Рейнджеров» и некоторые из них — для схваток. После некоторых мелких потасовок полиция встревает между группками. На стороне «Хибс» фанаты радостно празднуют конец 114 лет засухи. Полицейские пытаются очистить поле до демонстрации кубка. Никто на поле не собирается уходить, сетка и куски поля вырываются людьми в качестве сувениров. Занимает много времени, но это блестяще: эйфорическая мелодия гимна «Хибс», объятия с абсолютными незнакомцами и встреча новичков и старых друзей. Трудно различить, каждый уебок находится в трансе. Больной возвращается с большим куском земли в руках.

— Если бы это дерьмо было бы у меня раньше, я посадил бы немного в тебя, друг, — говорит он Спаду, указывая на его живот.

Кажется, проходит много времени, но команда в конце концов выходит обратно, а Дэвид Грэй поднимает кубок! Мы все разражаемся песней «Sunshine on Leith». Я понимаю, что за все годы нашего отчуждения я, Франко, Больной, Спад впервые поем эту песню вместе. По отдельности, что привычно для нас, мы пели ее на свадьбах и похоронах. Но теперь мы тут, все ее поем, и это охуенно!

Мы выходим в эйфории из стадиона на солнце Глазго, очевидно, что Спад полностью проебан. Мы усаживаем Спада в лимузин до Лита, с шарфом «Хибс» вокруг шеи. Когда он уезжает, Больной кричит ему:

— Если мы достанем твою вторую почку, мы, наверное выиграем шотландскую Премьер-лигу!

Я вижу, что Бегби слышит это, но ничего не говорит. Мы направляемся в забитый паб в Гованхиле, нам удается даже сделать заказ. Все будто в сказочной фуге. Как будто у всех был самый лучший трах в жизни и они продолжают трахаться. Потом мы идем в город, проходимся по нескольким пабам в центре Глазго. Время вечеринки; до самого Эдинбурга — на поезде. Центральный Эдинбург — полное сумасшествие, но мы пропадаем на Лит Валк, и это, блять, невероятно.

Машина должна забрать меня в три тридцать утра из дома моего отца, чтобы отвезти меня в Ньюкасл на самолет «Изи Джет», вылетающий на Ибицу в шесть утра. Я не переживаю, что уезжаю с вечеринки, так как уверен, что она не закончится до того, как я вернусь обратно. Я получаю тонну сообщений от Карла. Их градация — от отрицания, враждебности, принятия, и, наконец, благодати, подтверждает важность события.