– Что – сумасшедшие? – упавшим голосом спросила я.

– А для тебя секрет, что евреи – сумасшедшие?

– Ну не все же…

– Все! – жестко отсек он, доедая последний кусочек торта. – Только каждый по-своему… Один Кручинер чего стоит. А вот, погоди, как пойдут к тебе писатели!.. Словно баржи караванов поплывут из темноты. Колонна за колонной, батальон за батальоном повзводно, и у каждого в руках – папка с рукописью… К тебе не зарастет народная тропа… И каждый скажет: – «Вы должны меня понять, вы ж сами немного пишите…»

Я разозлилась. Он явно брал меня на испуг, явно ревновал к своему кабинету, к своему насиженному ортопедическому креслу, которое, как сплетничали, – он заказал себе специально для своего ишиаса, а тут я метила в него своей здоровой наглой задницей…

– Так что, – сухо спросила я, – во всей Москве уж и поговорить нынче не с кем?

– Ну почему же… есть чертовски обаятельные люди. Ты, знаешь, держись научного мира. Там уж, если и встретишь чудака, так хоть знаешь, что это профессор, автор книг, умница и полиглот. А то, что он в бабочке и штанины задраны… так это от бедности. Ты им подкидывай на их конференции, рука дающего, знаешь…

– Расскажи-ка о моих непосредственных подчиненных, – попросила я.

– О, это – отдельная тема… Ну, пиши: Маша, секретарь. Девчонка вздорная, невоспитанная, нерадивая, всем хамит. К тому же дохлая, все время болеет, падает в обмороки. Уволь ее, к чертовой матери, я просто не успел…

Дальше: старуха Эльза Трофимовна, мониторинг прессы. Газеты прочитывает от корки до корки, глаз навострен на нашу тему, заметку вырежет, склеит, отошлет по факсу в Центр, напишет грамотный обзор прессы, но не требуй от нее большего ни на копейку. Это – лошадь, которая знает только одну борозду. К тому же имеет обыкновение выбрасывать или рвать сверхважные для Синдиката бумаги. За ней нужен глаз да глаз. Если утомит, уволь, к едрене фене…

Так: Женя, сидит на сайте Синдиката. Собирает Базу данных. Говорят, гений компьютерного дизайна, но с большим приветом… Рыбок развела в отделе…

– В каком смысле?

– В смысле – аквариум поставила… Кормит, воду меняет, отсаживает мальков в баночку… Если тебе эти радости безразличны, уволь вместе с рыбками и Базой данных.

Дальше – Костян. Этот – толковый, умеет делать все, например, работает на ризографе, собирает брошюры, поэтому на нем сидят верхом все департаменты. Однако склонен преувеличивать свое значение в истории еврейского народа. Время от времени требует повышения зарплаты – у него семья. Если станет зарываться, проучи: уволь…

Да, еще – наш департамент издает газету «Курьер Синдиката», ее делает Галина Шмак, баба совершенно чокнутая. Вообще, дело свое она знает, газета в срок выйдет, но вся штука – с чем? Все материалы надо проверять лично, иначе скандалу не оберешься. У нее даже и опечатки скандальные. В прошлом номере в слове «хай-тек» вместо «а» было пропущено «у». Учитывая нынешнюю ситуацию в Стране, – чистая правда, но не для нашего ведомственного издания, созданного для пропаганды и рекламы Страны и всего, что в ней ползает и летает… Вот где у меня сидят ее опечатки (он прижал ладонь почему-то к пояснице, где гнездился застарелый его ишиас)… К тому же вечно она несется, как полоумная, и на виражах может вышибить мозги себе и всем, с кем сталкивается. Если уж совсем взвоешь от ее штучек, – уволь.

Ну и, наконец, Рома Жмудяк, работничек тот еще…

– А уволить его нельзя? – с усталой готовностью спросила я.

Он вздохнул и сказал: – Это женщина, сидит на рекламе… И вот ее-то, единственную, уволить не получится. Она жена Гройса… – и посмотрев в мои, не сморгнувшие глаза, спросил с недоверием:

– Ты что, о Гройсе не слышала? Не может быть, его знают все. В начале Бог сотворил Гройса, а тот уж наплодил кучу еврейских организаций – Потемкин удавился бы от зависти! Он крупный общественный деятель, очень влиятельное лицо. В Новой Еврейской истории исполнил роль Авраама. Помнишь? – «и размножу потомство твое как песку морского…»… Ну и Рома, разумеется, за его спиною. Главное, не пытайся заставить ее работать, она все равно ускользнет. В отпуск уйдет, заболеет, будет на дачу переезжать, потом с дачи – на квартиру, по утрам – в пробке застрянет… Хотя сначала производит впечатление энтузиастки любой вожжи под хвост. Это какой-то сплошной гудок порожней баржи. Замучаешься ее толкать. Бороться с ней бессмысленно, упрешься в Гройса… Да и не надо, ей же Богу, в него упираться. Себе дороже.

Еще вот что: тебе понадобится изрядный срок, чтобы понять – какая собака где задирает лапу, и научиться не влипать в непонятку… Не приведи Господи, например, пригласить на торжественное открытие нашего мероприятия не нашего Главного раввина.

– Постой, а разве Главный раввин – не один?

– Зачем же, мы не бедные. В нашей истории всегда один раввин был другого круче, всегда дрались… Сейчас их в России трое. И каждый – Главный, вот в чем штука. Но наш главный раввин, запомни – Манфред Григорьевич Колотушкин. Человек интеллигентный, милый, лояльный, Бог с ним совсем, карта битая… Сейчас к туфле допущен Козлоброд… Так вот, не страви их, поскольку Козлоброд нашего затопчет. Тот молодой, энергичный, и что немаловажно – богатый. Бруклинская штучка, варяг с пейсами. Есть еще один Главный раввин России, Мотя Гармидер, ковбой-щадист. Знаешь, этот милый американский вариант иудаизма – Щадящий. Ну, Мотя без претензий, и славный парень. Танцует хорошо. Главное, заруби на носу: ты – человек прохожий, отбудешь срок и уедешь, а они со своими проблемами, склоками, конгрессами и раввинами… – все останутся.

– Ну почему же непременно – все останутся… Ведь наша работа предусматривает хоть какой-то процент восходящих в год?..

– Предусматривает, предусматривает… – он насмешливо покачал головой. – Когда еврея в каком-нибудь его Урюпинске рэкет прижмет, он обязательно взойдет, да что там – костром взовьется!.. Да ведь тебе-то что с того! Ты в Синдикате – белая кость, твой департамент на особом положении, ты не обязана выдавать на-гора статистику. Твои результаты туманны, общеукрепляющи, витаминны… Словом, брось думать об этой чепухе. Живи в свое удовольствие. Запишись в бассейн, ходи в театры, домработницу найми… Синдикат башляет!

Он замолчал, нахмурился, несколько раз шевельнул губами, как бы прикидывая – стоит предупредить меня о чем-то важном или дать самой поколотиться о заборы… Наконец произнес:

– Слушай… У тебя сейчас каша в голове, я понимаю, – столько новой информации. Но если хочешь выйти из всей этой катавасии целой и вменяемой… запомни сейчас одно имя: Клещатик, Ной Рувимыч.

– Смешная фамилия…

– Да нет, не очень…

– А кто это?

Он опять подумал, как бы прикидывая ответ…

– Это трудно объяснить… Запомни сейчас, и все. И в дальнейшем, когда этот человек окажется рядом, или голос его зазвучит в телефонной трубке, или кто-то произнесет его имя, пусть все твои чувства, все мысли и все позывы твоего естества замрут и встанут дыбом…

– О, Господи! – воскликнула я, округляя глаза в комическом ужасе, – да вернусь ли я живой из этого плаванья?!

(В ту минуту я даже не предполагала, насколько серьезно мой ангел-хранитель прислушивается к этой беседе, как надраивает свои боевые доспехи в преддверии горячей российской страды, чистит шлем, проветривает перышки на крыльях, как шаркает подошвами, проверяя устойчивость новых, только что выданных со склада, казенных штиблет…)

– Ну… вроде, о главном я предупредил… Во всей той жизни, знаешь, бездна деталей и тонкостей, которые не поймешь, пока не влезешь в шкуру синдика и не отдубишь ее как следует… Так что, приедешь, оглядишься… Разберешься – что к чему.

Он подозвал официанта, рассчитался, его добротный кожаный бумажник нырнул в нагрудный карман пиджака…

А я, допивая последний глоток апельсинового сока, подумала – а действительно, а что… Уволю, пожалуй, весь отдел, наберу молодых, энергичных, преданных мне ребят…