Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Предисловие

Тестя у меня зовут Иван Андреевич. Фамилия у него Губарь.

Я его очень уважаю.

Он капитан первого ранга запаса и человек с принципами. И всегда им был. В качестве примера – когда его, мальчишку из послевоенной белорусской деревни призвали в армию, то хотели отправить служить в ГСВГ, то есть в Группу советских войск в Германии. В ГДР, проще говоря. И тогда призывник Губарь, 1941 года рождения, национальность – белорус, заявил военкому: «Делайте что хотите, хотите – отправляйте в дисбат, но немцам я служить не буду». И так и не поехал.

Потом, после срочной – было военное училище и офицерская служба «на самых дальних наших островах».

Не, правда, Иван Андреевич всю жизнь служил Отчизне на самых дальних рубежах – сначала Курилы, потом много лет на Камчатке, затем был знаменитый «Техас» в Приморском крае, и в завершение, на сладкое, так сказать, – Владивосток. Потому что куда Родина послала, там и буду служить.

Тем, кто от этого далек, поясню, что география не самая типичная даже для матерых служак. В советское время было (да и сейчас наверняка есть) у офицеров такое понятие – «выслуга лет». Та самая, о которой сложили нецензурную, как это обычно в армии бывает, поговорку.

Так вот, Иван Андреевич в свое время прославился тем, что его «бюрократический» возраст обогнал реальный – когда отмечали его 50-летний юбилей, у него было 52 года военной выслуги. Не удивляйтесь – Курилы и Камчатка шли «год за два», Приморский край тоже имел, как сейчас говорят, «повышающий коэффициент». То есть формально капитан первого ранга Губарь служил Родине больше, чем прожил.

Уволиться и уйти на пенсию можно было еще после 25 лет выслуги, но Иван Андреевич не увольнялся.

Уволился в запас капитан первого ранга Губарь уже на моей памяти, в начале 1992 года. Практически сразу после распада Советского Союза. Объяснив это весьма просто: «Я присягал Советскому Союзу, его больше нет, а второй раз давать присягу я не собираюсь».

Потом было еще много всего – и грустного, и веселого, и смешного, и обидного. «Святые 90-е», в общем. Выживали мы тогда всей большой семьей.

А потом, в начале 2000-х, когда Иван Андреевич стал «дедушкой Ваней», уговорили мы его с женой начать писать мемуары. Биография у него, как вы догадываетесь, была весьма интересной, в жизни он видел многое, как начнет рассказывать – заслушаешься. Он сперва поотнекивался, потом согласился.

Однажды он мне принес файл, и попросил отредактировать. Начал я читать, и понял, что практически никакой редактуры тексту не требуется, это готовая книга. Разве что опечатки поправить, да примечания сделать – этим, собственно, моя роль в этой книге и ограничивается.

Вот только написал Иван Андреевич не про службу, и не про советских офицеров, а про свое послевоенное детство.

Не рекламы ради скажу, а как на духу – этот незамысловатый текст я читал с куда большим интересом, чем многие остросюжетные романы.

Потому что за бесхитростными строчками открывалась даже не чужая жизнь – исчезнувшая цивилизация.

Цивилизация, в которой родились и выросли наши предки.

Я упросил его все-таки выложить этот текст в интернет. Может быть, и вам эта книга покажется любопытной.

Вадим Нестеров

Глава первая. Про нашу глухомань, «сморкачки» и моего родственника Васю Алабона

В последнее время лет этак пять, если не более, мне часто снится один и тот же сон. Осень. Послевоенная белорусская деревня. Убранное картофельное поле и по нему бегает босоногий мальчишка лет пяти или шести. В руках у него тонкий ивовый прут, на заостренный конец которого он надевает зеленые картофельные "бублики", широко размахивается и запускает свою примитивную катапульту. Он искренне рад и безумно счастлив от каждого удачного выстрела, неудачные попытки его тоже особенно не огорчают. Зачем расстраиваться "снарядов" вполне достаточно только не ленись нагибаться. Просыпаясь, я долго не могу понять – где в каком времени и месте я нахожусь. Лежу, боясь пошевелиться, ибо любое движение возвращает из детства. А так хочется подольше побыть там. Там, где нет текущих забот и повседневных обязанностей. Там, где каждый день как сказка. Правда сказка иногда омрачается – особенно когда хочется кушать, но это дело преходящее и почти всегда разрешимое, особенно летом и осенью.

Место, где происходят описываемые события по современным меркам можно охарактеризовать одним словом – глухомань. Конечно, это не какая то там Тмутаракань, но и центром цивилизации назвать трудно. До ближайшей железнодорожной станции от нашей деревни, которая называется Селец – двадцать пять километров. До районного центра – поселка городского типа Брагин всего семь километров. Ближайший город – областной центр Мозырь в семидесяти пяти километрах.

Однажды в детстве, после Войны - _1.jpg

Гомельская обл. В верхнем правом углу дер. Селец

В деревне нашей примерно около 250 дворов, расположена она вдоль берега небольшой, извилистой речушки Брагинка. Сразу за деревней естественный пруд, из которого вытекал небольшой ручей, а дальше небольшая возвышенность – Дворец. В центре деревни сельский клуб, канцелярия, правления колхоза и церковь. Территория возле клуба и канцелярии засажена деревьями. Особенно впечатляют вековые дубы и клены.

В трудное, голодное время река подкармливала жителей села свежей рыбой. Водились там разные породы рыб, и на каждый из них был свой класс рыбаков. Так, например, щук или линей ловили опытные рыболовы, которых было наперечет. Карасей, вьюнов и все что попадется, ловили те, у кого снасти попроще и опыт поменьше – таких было достаточно много. Самой же многочисленной армией рыболовов были мы – мальчишки. Объектом нашей охоты были плотва, окунь, пескари и, безусловно, раки. Ну, сами подумайте, какая уважающая себя рыба будет клевать на снасти, в которых вместо лески волос из лошадиного хвоста или гривы, удилище из ореховой ветки, крючок и тот не всегда заводского производства?

Сразу же за рекой начинались болото и лес. Болото обеспечивало сеном, торфом для удобрения полей и отопления домов. Лес. Для одних лес это много больших деревьев. Для меня лес это частичка, я не сказал бы, что худшая, в моей жизни. Я с детства привык к лесу. Там прошла значительная часть моей детской жизни, но об этом чуть позже.

Немного о нашей деревне. Радио есть почти в каждом доме. Электричества в деревне нет. Для освещения жилья используются лучина, керосиновые лампы, сморкачки. Самый яркий свет дает 12 линейная керосиновая лампа, но стоит она дорого и сжигает много керосина, а это тоже деньги, поэтому ее у нас в доме нет (только где-то в году 1949 или 1950 мама купит 8-ми линейную лампу), пока же приходится обходиться "сморкачкой" или "коптилкой".

Сегодня уже многие взрослые не понимают, о чем идет речь, а это очень простое и единственное средство, использовавшееся для освещения многих деревенских домов послевоенной Белоруссии. Устройство проще не бывает. Берется гильза от малокалиберного снаряда, в нее вставляется фитиль (заводские фитили появятся позже, а пока это длинная полоска из старого сукна, лучше из немецкого шинельного материала), горловина гильзы при помощи молотка сплющивается, внутрь гильзы заливается керосин и осветительный прибор готов. Единственными его достоинствами были доступность (гильз хватало) и простота изготовления (два – три удара молотком). Все остальное можно отнести к недостаткам.

Вариантов названий вышеназванного прибора два, и оба они соответствуют его техническим характеристикам. "Сморкачка" потому, что после даже непродолжительного пребывания в помещении где "работает" это чудо техники обязательно потечет с носа, а "коптилка" потому, что действительно коптила страшно.

1
{"b":"680694","o":1}