Мама даже слова не сказала о том, что я пришла так рано. Хотя я сделала это лишь потому, что папы не будет до вечера. Узнай он об этом, погнал бы меня сейчас обратно в школу.
Взяв рюкзак, я поднимаюсь в свою комнату. Знаю, папа попросил меня присмотреть за мамой, но как я должна это сделать, если с ней невозможно даже разговаривать? Неужели нельзя быть чуточку спокойней, когда тебя о чём-то спрашивают? Неужели нельзя проявить чуть больше заинтересованности по отношению к своей дочери? Мне это непонятно.
Папа вернулся около девяти вечера. К тому времени мама уже спала и потому, он не узнал о том, что произошло.
Глава 2. Разбитая кружка
Сегодня выходной. Я проснулась около шести из-за странных звуков. Даже раннее солнце разбудило бы меня ласковее голосов родителей, в особенности их криков. Их источником стал первый этаж. Мама и папа опять ругаются. Последние пару лет, а именно с того происшествия семь лет назад, они только и делают, что обвиняют друг друга во всех бедах.
Укутавшись в одеяло, встаю с кровати и подхожу к окну. Уже светает. Сев на подоконник начинаю ждать, когда же прекратятся мамины вопли. Хочется спать, но какой тут сон? Не помогают даже наушники, пусть я не слышу слов, но крики… он них не избавиться.
Слышу, как внизу что-то бьётся. Мама всегда в ссорах кидает всё, что только под руку попадётся. Не удивлюсь, если она разбила что-то важное.
Не сразу, где-то, через десять-пятнадцать минут, крики стихают. Они ещё около часа выясняют отношения более спокойным тоном, а потом я слышу, как хлопает дверь.
Папа выходит на улицу и садится в машину. Пытается её завести, но та как всегда не заводится в нужный момент. Он ударяет по рулю, вымещая на нём злость на маму, и пробует снова. Я слышу звук двигателя. Машина завелась, папа смотрит в моё окно, видит меня и тут же отводит взгляд, прокручивает руль и выезжает на дорогу. Я смотрю, как отдаляется его автомобиль.
Знаю, о чём он подумал, увидев меня сейчас. Наверняка он сожалел, что мне пришлось услышать их ссору. Это не впервые. Папа и сам это знает, как знает и то, что я предпочитаю заглушать их ссоры, слушая музыку.
В коридоре хлопает дверь. Мама вернулась в свою комнату. Она вновь пошла, записывать в дневник.
Два года назад папе, наконец, удалось уговорить маму сходить к психиатру. Тот попросил её завести дневник и записывать туда всё, что она посчитает нужным. Различные истории, свои сны или же то, что происходит вокруг. Именно этим она теперь и занимается. И я предполагаю, что она также записывает туда и каждую ссору с папой.
В моменты, когда она пишет в дневник, я понимаю, что она идёт на поправку, но иногда я всё же замечаю на сгибе локтя следы иглы. Рассказываю об этом папе, и всё повторяется по кругу. В детстве я не понимала, что с ней происходило, потому что была ребенком, но теперь вижу, прекрасно вижу и знаю, что с ней происходит. Я ведь вижу, как она собственными руками постепенно убивает себя, лишаясь нормальной жизни.
Я, слезаю с подоконника, бросаю одеяло обратно на кровать и тихонько подбегаю к двери. Убедившись, что мама в своей комнате, открываю дверь и спешу вниз.
Всё как обычно. По кухне разбросаны мамины журналы, осколки стекла у порога. Видимо она запустила что-то из посуды в дверь, когда папа ушёл. Склонившись над осколками, замечаю кусочек знакомого рисунка. Это же кружка Кристин. Мама не прикасалась к ней вот уже десять лет, но сегодня папа напомнил ей о ней.
Собрав с пола крупные осколки, собираюсь их выкинуть, как вдруг что-то заставляет меня остановиться. Я не могу разжать ладони и выбросить эти осколки, осколки, напоминающие всем нам о прошлом, потому, сложив их на стол, решаю склеить кружку. Задача будет не из простых.
Заметя мелкие кусочки стекла и собрав с пола журналы, я довольно киваю, видя, что кухня вновь выглядит прилично и иду в свою комнату, забрав разбитую кружку.
Достав клей, начинаю примерять осколок за осколком к отбитому донышку и кусочек за кусочком, будто мозаику склеиваю кружку. Хотела бы я сказать, что вернула ей первозданный вид, но, увы, это невозможно. Теперь она уже не была прежней, но она итак уже не смогла бы ей стать. На кружке нарисован шляпник из «Алисы в стране чудес» Кристин любила эту историю, и каждый раз как читала её, говорила мне, что она и есть этот безумный Шляпник, что пьёт чай из половинки кружки и задаёт глупые загадки, на которые нет ответа. Я верила ей, потому что была очень одинока, и такой интерес с её стороны казался мне тогда каким-то чудом, но вот всё закончилось. Хотя, мне до их пор кажется, что Кристин так и осталась безумным Шляпником, потому и сбежала.
Если бы только мама попыталась понять её, тогда, возможно, всё изменилось бы. Но чего гадать на кофейной гуще, если прошлого не вернуть? Может быть я смогу, ну или хотя бы попытаюсь, выстроить хоть что-то похожее на то, что было прежде. Склеить, как эту кружку…
***
Слышу странный звук. Прислушавшись, понимаю, что это голос мамы. Она напевает что-то в своей комнате. Меня охватывает странное чувство. Я бросаю все дела и, выскочив в коридор, несусь к её двери. Поворачиваю ручку и молюсь, чтобы та оказалась не заперта. Открыто. Забегаю в комнату и вижу маму у дальней стены. Она сидит на полу, прислонившись к кровати, и держит в руке шприц.
Стоит мне только увидеть в её руках шприц, меня охватывает страх и гнев. Я подбегаю к ней и вижу её обезумевший взгляд. Касаюсь её плеча, и она оборачивается ко мне. Глаза её расширяются, и мама резко вырывается, крепко стискивая шприц в руках. Я успеваю ухватить её руку и тяну к себе.
– Не смей! – Кричит она, но я не слушаю. Выхватив шприц, отпускаю её.
– Отдай! – Кричит она, сверля меня обезумевшим взглядом. Но мне всё равно. Слушать эту женщину, когда она в таком состоянии, было бы глупо.
– Это не уменьшит твою боль, мама! – Кричу я, пытаясь вразумить её, но вижу, что всё бесполезно.
– Ты не понимаешь! Верни его! – Из её глаз начинают литься слёзы, а тело сотрясает паника.
Я возвращаюсь в свою комнату за телефоном и набираю номер папы.
– Ну же ответь. – Проговариваю я в надежде, что он поднимет трубку. Слышу на том конце папин голос и вздыхаю с облегчением.
– Вайлет? Что-то случилось?
– Возвращайся пап. – Он понимает всё по моему голосу и произносит:
– Я буду через двадцать минут. Присмотри за мамой и не оставляй её одну. – Просит он и кладёт трубку.
Я прячу шприц в своём шкафу, чтобы мама не нашла. Собираюсь отдать его папе, чтобы он передал его маминому доктору. Плотно закрываю дверцы шкафа и возвращаюсь к ней.
Она сидит, вжавшись в угол. Мне даже на секунду кажется, что ещё немного, и она и вовсе сольётся с этой стеной, такой же белой, как и её собственная кожа.
– Мама? – Зову я, не спеша подходить к ней ближе. Боясь напугать её.
– Ты не понимаешь, Вайлет… не понимаешь. Ты ещё такой ребёнок. – Я не понимаю, к чему она всё это говорит. Может, бредит? Но этого не должно быть, я ведь успела отобрать шприц.
Сажусь на пол у двери, оставляя свои предположения и мысли при себе. Слежу за мамой, она ведёт себя крайне спокойно. Слышу, как открывается входная дверь и ликую в душе, понимая, что вернулся папа.
Тяжёлым шагом он поднимается по лестнице. Я встаю с пола, когда папа вбегает в комнату и, заметив маму, сбавляет шаг, медленно подходя к ней.
– Рина? – Зовёт он маму.
– Не зови меня так. Я запретила тебе звать меня по имени.– Шепчет она, накрывая глаза худыми руками.
– Прекращай уже свои детские забавы Рина! Это не игра!
– Я понимаю это Сэм! Неужели ты считаешь, что я ничего не понимаю?! Вы оба, – она смотрит сначала на меня, а потом переводит взгляд на папу, – Считаете, меня полоумной и сторонитесь меня! Я вижу, как вы на меня смотрите! – Мама снова начинает плакать. Папа обнимает её, несмотря на то, что поначалу она противится.
– Я понял Рина. Прости. Я виноват. Я не должен был говорить о Кристин…