⠀
* * *
Дагда подставил ладони дождю. Набрал влаги, коснулся её губами и, стараясь не расплескать, донёс до чаши. Вылил. Она в одно мгновение наполнилась до краёв. В зеркальной глади воды отразился лик Боанн.
– Здравствуй, любимая! Какие новости?
Взметнулся серебристый фонтан к верху, ударился о чертог и рассыпался тяжёлыми каплями у ног бога. Стеклась волшебная жидкость – и вот уже богиня рядом с мужем стоит, в глаза ему заглядывает:
– Опасность, великий Дагда! Прости, не справилась! Упустила из вида – человек идёт. Накануне Самайна – беда: распознает он тайну нашу, на жилище укажет своему роду. Ни покоя нам не будет, ни мира!
Глава седьмая.
И пропал Роури. Искали всей деревней. Не нашли. Дождь в тот день обрушился с неимоверной силой. Словно океан из туч выплеснул волны свои. Вода смыла следы. Напрасно Падди бегал от камня к камню и принюхивался. До ночи пёсик носился. После встал на пригорке, поднял мордочку и взвыл с отчаянием в лунную заводь неба.
⠀ Тогда Несса пришла в замок к графу за помощью. Кэмпбэл молча выслушал. Друг его, Эдвард, который учёный, напротив губы кривил в презрении: не хватало ещё время тратить на какого-то крестьянина. Сбежал, небось. Туда и дорога. Дева кулаки сжала. Тряхнула непокорной гривой цвета сосновой коры. Узкие глаза блеснули малахитом, ресницы стрелами взметнулись к бровям:
– Не Роури, так, может, Грааль найдёте.
Оживилась знать. Направился сэр Чарльз в английский гарнизон. Ирландцы зубами скрипели, да что делать, самим не справиться. До самого праздника бродили солдаты по холмам и даже Бойн пересекли не единожды. Не нашли.
⠀
Тогда Несса к Шивон пошла:
– Открой сундук, матушка. Достань зелья свои ведьминские. Спой песни, какие знаешь, хоть эльфийские. Принеси в жертву барашка самого лучшего. Обратись к духам. Спроси, где Роури? Ибо Фелим, отец его, сказал, что не потушит очаг в эту ночь. Дом чужим стал, но пока пламя будет гореть, не оборвётся род О'Кейли.
– Обезумел старый, – пробормотала знахарка, – или забыл, что нарушит тем обряд священного огня, что обязательно в Самайн прежний потушить надобно, дабы новый, чистый зажечь? Разгневаются боги и мир подземный, нашлют мор на людей и скотину. Будь по-твоему, узнаем правду! Мёртв его сын или…⠀
– Он жив! – перебила Несса и повторила со страстью, ей несвойственной. – Жив! Только где он?
Растаял лёд в сердце девушки, видно. Отступил холод в душе.
⠀
Не только она и кузнец потеряли покой. В груди Сайруса МакЛерни с тех пор как пропал Роури пёком печёт: будто он нечисть какая и осиновым колом пронзён. Уж корил себя и ругал последними словами, что оставил юношу одного. Не одну тарелку разбил, не одну кружку раздавил в руках, сжимая, – так велико его горе.
А, если кто и встречал Самайн с улыбкой, так это паршивая овца в стаде, Кормус О'Шил. И скорее то гримаса была зловещая. Словно знал что о парне. И скрыл.
Глава восьмая.
«– Веришь ли в могущество природы, в существо её каждое и явление, будь то зной или снег, рыба иль олень?⠀
– Верю.⠀
– Веришь ли в защиту магии, как в саму себя? Будь ты девочкой несмышлёной или девушкой желанной, женщиной мудрой или старухой безобразной?⠀
– Верю.⠀
– В узлы вплетена карта жизни. В обереге – единство стихий. Тот, кто носит его не подвластен тьме. Возьми.
– Предчувствие мучит. Умру скоро. За мальчика боюсь, – пояснила женщина. Поклонилась. – Благодарю тебя, Шивон.
– Мне-то что, Ифа. Сына береги. Уготована судьба ему непростая. Большего сказать не могу, не проси. Но, там, где ты не сможешь – амулет сбережёт», – видит Роури свою матушку. Слышит слова обряда. Вспоминает.
⠀
До войны дело было. Бежал он за родительницей тайно. Страх и любопытство терзают, как голодная собака – кость. Кормус сказал, что пошла Ифа к целителю, Махрагу. Он – как есть гном старый или того хуже – ведьмак злой. Заведёт в затерянный грот. Заставит смотреть в заколдованное зеркало. Подсунет вино отравленное из вишни, что растёт на заброшенном кладбище. Сгинет мать ни за что. А она свернула на тропинку, что к знахарке ведёт. Понял Роури – посмеялся над ним О'Шил, в который раз. Чтоб Фуанмах, колдунья древняя, родом из богов, Кормуса в муху превратила, как в старой легенде! Разозлился, да поспешил. Ноги в траве запутались. Упал, покатился вниз.
– Мама! – закричал тогда. И очнулся.
⠀
Глаза открыл, груди коснулся. На месте оберег Шивон – серебряный крест, заключенный в круг, слава всем духам. Сколько уже он в яме, не знает. Пить хочется. Дышать тяжело и свечи уже нет. «А ты всё лежишь, словно дева юная на соломе, О'Кейли! Неужто до самой смерти собрался бока мять?» – укорил себя по обычаю, чтоб взбодриться. Решил в путь тронуться, куда бы его не привёл. И дюйма не прошёл, как полетел головой вперёд, споткнувшись о корягу. Руками пошарил, обомлел: неужто факел на земле обронил кто? Что за чудо? Неужто фейри смилостивились? Чёрный лаз по их меркам скроен – не более ярда в ширину, не более полтора – в высоту. Так и двигался в полусогнутом положении. Лишь достигнув пещеры неизвестной, выпрямился. Осветил форму её крестообразную. Потолок возвышался от краёв к центру, словно купол храма, а посередине – алтарь. Чаша рядом. Каменная.
⠀
– Ши ан Бру… – выдохнул Роури. – Ши ан Бру!
⠀
Глава девятая.
– Опасность, Дагда! Упустила из вида – смертный идёт. Распознает он нашу тайну.
– Не терзай себя понапрасну, Боанн. Не впервой встречаться с людьми. Это знак, верно тебе говорю.
Не об этом ли пророчили руны:
«Час придёт, Ши ан Бру откроется миру.
И появится муж достойный.
Помощь в битве великой, зимней
За весну и солнце над Бойном».
Вот он, ключ к победе!
«Если явится жадный, трусливый и злой,
Если лебеди станут тёмными,
Человека – убить, чтоб цепочки звено
Птиц связующей вдруг не лопнуло!».
⠀
– Энгус Ок разглядит ли нечистого на руку, слабого на соблазны духом? – не сдавалась Боанн, сомневалась. – Не превратится ли герой в жалкого вора? Проиграем тогда сражение.
– Не посмеет! Убоится возмездия. Да и вообще, жена, что возможно украсть у бога? – Дагда подбоченился с гордостью. – Арфу? Так она меня только слушается. Палицу? Разве кому под силу унести её? Да в землю войдут по грудь под тяжестью. Или, может, котёл? В чужих руках превратится он в дырявый. Что можно украсть у бога…
⠀
– Веру! – раздалось вдруг, словно гром в воздухе.
– Веру людям. Деяниями своими мы её разрушить можем. Похитим, заменив на боль и разочарование, – прозвучал в чертогах голос Роури. – И, если нам бояться чего, то не наказания! Не того, что гореть в аду, а того, что грех каждого из живущих, капля за каплей соберётся в море и затопит оба мира, и людской, и подземный. Когда грешим, мы не себя обкрадываем, – бога!⠀
Закончил сын кузнеца и испугался: он вмешался в беседу могущественных особ? Как случилось, что он видит их, слышит? Или уже наступил Самайн, Священная ночь, что стирает все границы, между мирами, между людьми и богами? Или он сходит с ума, как старая Фрея?
⠀
– Веру, говоришь… может, и прав ты, – обошел с одной стороны Дагда алтарь. А с другой стороны Боанн обошла. Прикоснулась ко лбу юноши рукой, оставила на коже утреннюю росу – поцелуй материнский.
– Не пугайся, ты же слышал всё, – прожурчала рекой в ответ на мысли Роури, – значит, знаешь правду. Посмотри в лицо истине: ты не сошёл с ума. Ты появился, чтобы помочь нам. Отбрось страх и сомнение, встань плечом к плечу с нами и получишь дар в благодарность. А какой – определит сама чаша по твоим делам.
И растерялся парень – не каждый день разговариваешь с богами. И заманчиво как: Самайн с ними встретить и сразиться с тёмными душами в день зимнего солнцестояния за добро, за свет. Хотел быть героем в глазах девушки – получи. Хотел найти Ши ан Бру – сбылось. Хотел раскрыть тайну Грааля – и здесь может всё сложиться. Так что тревожит тебя, О'Кейли? Почему так тяжко, словно каши наелся из земляных червей с мёдом, почему в душе – кипящий котёл? Не потому ли, что, почитай, два месяца быть в разлуке с отцом? Убьёт кузнеца тоска по сыну. А Несса, как без неё? Недолго раздумывал Роури. Поклонился:
