© Сайбер Н., 2020

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2020

© «Центрполиграф», 2020

– О господи, к такому точно никогда не привыкнуть! Эти монстры будто из преисподней выползли! А если кому из них в руки еще и косу дать – копия Смерть.

Худощавый юноша попытался отвести взгляд от существ, парящих по храму. И не смог. Что-то помешало ему – то ли страх, то ли неведомая сила, исходящая от этих тварей. Они плавали в воздухе, не касаясь земли, полы длинных балахонов с неприятным шуршанием волочились по каменным плитам. Их лица, нечеткие, как в кадре со сбитой фокусировкой, расплывались и изменялись.

Завидев, что одно из чудищ движется в его сторону, юноша зажмурился. Если просто не смотреть – может, ничего страшного и не случится? Закрыть глаза и не видеть, как электрические разряды пробегают по их одежде, словно сама ткань, из которой она пошита, – и не ткань вовсе, а клочок грозового облака. Не видеть, как высовываются из широких рукавов костлявые руки с жадными крючковатыми пальцами, как бесстрастны под капюшонами лица, в которых нет ничего человеческого.

– Только бы не ко мне, только бы не ко мне, только бы… – зашептал скороговоркой юноша.

Холодные пальцы крепко сжались на запястьях.

– Яви благодарность Создателю! – проскрипел голос.

По телу пробежали мурашки, волоски на коже вздыбились, потная рубашка прилипла к телу, а щекотные капли скатились по спине, заскользили вниз по ногам.

Почему он? Это бесчестно! Несправедливо! Он делал все, как ОНИ сказали! Ведь этого не произойдет, да? Не с ним. Он постарается. Уговорит. Надо просто объяснить!

Юноша поднял голову, подался вперед. И замер. Из-под капюшона сверкнули красные глаза. Гипнотический взгляд приковал к месту.

– Ты исчерпал все шансы. Создатель не желает больше тратить на тебя драгоценный ресурс. Так пусть же наступит позорное досрочное вознесение! – снова проскрипело существо, срываясь на скрежет.

– Нет… пожалуйста… – силились произнести бледные губы, но воздух в легких разом закончился, язык задеревенел в гортани, и все, что получилось, – едва слышный хриплый вздох.

Тело еще жило своей, отдельной от разума жизнью. Изгибалось, пыталось вырваться. Верило, что происходящее можно изменить.

Еще бы пять минут!

Хотя бы одну!

Молнии с балахона перекинулись на юношу. Нити электрических разрядов опутали его, словно юркие голодные змеи. Тело начало дрожать, расплываться, становясь похожим на трепещущее от ветра полотнище. Черты лица растянулись, сплющились и напоминали теперь нарисованные. Но налитые ужасом глаза все еще сопротивлялись, ворочались в нарисованных глазницах. Пытались сказать то, чего уже не в силах сделать язык:

– Жить… жить… жить…

Через несколько мгновений фигура юноши поблекла, становясь все прозрачней, а вскоре и вовсе растворилась в пространстве.

«…Никогда за всю историю Нобелевской премии церемония ее вручения не вызывала столь бурного ажиотажа! – орал телевизор. – С вами снова Тим Эллиот. Я веду репортаж с берегов озера Меларен. Меньше чем через час здесь, в Голубом зале стокгольмской ратуши, начнется знаменитый нобелевский банкет. Лауреаты уже произнесли благодарственные речи, а король Швеции лично вручил им дипломы и медали с портретом великого мецената…»

Поток децибелов, вырывающийся из дребезжащих динамиков, совсем не беспокоил мирно похрапывающего на диване мужчину лет шестидесяти. От духоты его лицо раскраснелось, а на лысине, обрамленной подковой седеющих волос, крупные капли пота перемигивались отсветами лучей телевизора.

Тощий кот с торчащими клочками шерсти осторожно переступил через груду грязной посуды на столике у дивана, принюхался к полупустой бутылке дешевого скотча, фыркнул и принялся слизывать остатки пищи с тарелки.

Из прихожей раздался стук – кто-то настойчиво забарабанил в дверь. От неожиданности кот подпрыгнул, лапа угодила прямо в переполненную пепельницу. Она звонко грохнулась на пол и подняла облачко пепла, наполнив воздух серой взвесью. Кот взвизгнул, шмыгнул под диван и безумно вытаращился сквозь нитки облезлой обивки.

Мужчина недовольно застонал и перевернулся на живот.

«…Тем, кто только что к нам присоединился, напоминаю: премия сразу в трех номинациях присуждена одному человеку. Это… это невероятно!»

Стук усилился. Человек за дверью явно не собирался сдаваться – в ход пошли ноги. Грохот на мгновение заглушил даже голосящий во всю мощь телевизор. Мужчина состроил гримасу безысходности, сел и тряхнул головой. Обведя комнату мутным взглядом, почесал пористый нос и осипшим голосом рявкнул на дверь:

– Кого там еще принесло?! Пошли вон, я никого не звал!

Дрожащей рукой он наполнил стакан скотчем и залпом опрокинул в пересохшую глотку. Передернулся. Ну и гадость. Но как же хорошо!

Надоедливый стук не прекращался.

– Что ж вам так неймется? Заплачу я, заплачу, подождите недельку! Алан Трекер еще никогда должником не оставался!

Трекер с мрачным видом снова отвинтил крышку с бутылки и принялся пить прямо из горлышка. Ну вот, совсем другое дело!

Он поднялся с дивана, подтянул пузырящиеся в коленях штаны и устало вытер лоб.

– То не прогреешь, то врубят отопление так, что задохнуться можно – у собаки и той конура лучше. Дерут втридорога, еще и донимают, – пробубнил он и неуверенной походкой поковылял к двери.

Треск в голове мешал сосредоточиться, дрожащие руки не слушались. С трудом справившись с негнущимися пальцами, Алан щелкнул задвижкой и распахнул дверь. На него испуганно смотрела миловидная блондинка.

Девушка внимательно оглядела Трекера, испуг на лице сменился облегчением.

– Ну, ты даешь, пап! Минут двадцать тарабаню, думала скорую вызывать.

– Джесс, доченька, ты? – Он протер опухшие глаза. – Спасибо, что не забываешь старого идиота.

– Я же звонила два часа назад.

– Да? Извини, дорогая, заснул. Ты проходи, проходи.

Войдя в комнату, Джессика наморщила аккуратный носик и принялась обмахиваться ладошкой.

– Фу-у, ну и запашок здесь! – попыталась она перекричать диктора.

Джессика недовольно посмотрела на голосящий ящик и невольно задержала взгляд. Здание из красно-коричневого кирпича на экране, увенчанное высокой квадратной башней с колокольней и опоясанное изящной колоннадой, чем-то неуловимо напомнило венецианский Дворец дожей, который Джессика видела, путешествуя по Италии еще студенткой.

«…имя этого великого человека – Малколм Фриз! Именно доктору Фризу год назад вручили Нобелевскую премию по медицине, а сейчас он покорил комитет достижениями в физике, химии и литературе…»

Молодой репортер с порозовевшими от мороза щеками эмоционально жестикулировал и скороговоркой выплескивал слова, приплясывая на ступеньках. Какая-то внутренняя пружина не давала ему стоять на месте.

– Па-ап, можно я вырублю твою шарманку, говорить совершенно невозможно?!

– Конечно-конечно.

Джессика распахнула окно и, подняв валяющийся под ногами пульт, нажала на кнопку выключения.

– Просто ужас, до чего ты себя довел, – вздохнула она, перестегивая пуговицы на перекошенной рубашке отца. – Сходи умойся и хоть немного приведи себя в порядок, а я тут приберу слегка.

Трекер кивнул и послушно направился в ванную. Вернувшись, он с удивлением отметил, что занавески задернуты, свет выключен, а на столе красуется праздничный торт с горящими свечами.

– С днем рожде-енья-а те-ебя-а, с днем рожде-енья-а те-ебя-а, с днем рожде-енья-а, ми-илый па-а-па, с днем рожде-енья-а те-ебя-а-а… – бойко запела дочь.