Из кабинета выходит парень – член бюро. Владимир говорит ему, что его вызвали на сегодня на заседание райкома и спрашивает, когда его примут. Парень в сером костюме и комсомольским значком с золотой веточкой на лацкане важно, официальным тоном отвечает ему, тыкая, чтобы он ждал, и приглашает очередного вступающего в ВЛКСМ в кабинет на процедуру приема в ряды комсомола.

Через некоторое время пунцовый, возбужденный школьник выходит с трясущимися руками из кабинета, нюхает корочку комсомольского билета, пахнущего клеенкой и типографской краской и радостно так выдыхает:

– Приняли!

На него тут же набрасываются другие кандидаты в комсомол с вопросами.

– Что спрашивали? Зверствовали? Нет? Покажи билет! Ух, ты! Пахнет!

Владимир снова обращается к члену бюро.

– Так когда же меня примут и кто?

– Подождешь! Видишь, идет прием в комсомол!.. Закончим с ними, займемся тобой.

– Попрошу обращаться ко мне на «вы».

Член бюро рассматривает Владимира уничтожающе, с ног до головы.

– Я сказал: «Жди!».

Владимир зло смотрит в глаза райкомовцу, отворачивается от него и, сев на крайний стул, устремляет взгляд в окно. Проходит час, другой. В приемной осталось пятеро школьников. Кто-то уже ушел домой. Кто-то ожидает своих приятелей и подружек во дворе райкома.

Грузин с шикарным букетом красных роз голосует на улице, и около него останавливается «Москвич». Но грузин делает ему рукой знак проезжать. Так же он поступает и с остановившейся около него белой «Волгой». Наконец, ему удается остановить «Волгу» черного цвета. Новую. «ГАЗ-24». Чего он и добивался.

– Подвезешь, генацвали? Здесь недалеко.

– Только если недалеко. Шеф отпустил на обед.

– Вот держи. Здесь 50 рублей. Ты должен подвезти меня к одному дому. Там один дэвушка должен проходить в это время.

– Не-е-е. Я ждать не могу! У меня обед. А потом шефу машину нужна будет.

– Ты меня не дослушал, генацвали. Вот тебе еще 50 рублей. Бери! Согласись, это, ведь, не мало!

– Не мало.

– От тебя-то всего и требуется единственное. Мы стоим десять-пятнадцать минут. В это время эта дэвушка идет обычно из магазина домой. Как только она к нам подходит, я выхожу из машины, а ты уезжаешь. И ты мне больше не нужен. Панымаешь?

– Ну, хорошо. Садись.

– Вот здесь останови, дарагой! И не забудь сделать самое главное. Когда дэвушка будет проходить мимо, я иду с цветами к ней, а ты из машины меня спрашиваешь, как будто ты мой личный водитель: «Отари Андросович, Вам машину завтра как всегда в девять утра подавать к Вашему подъезду?». Я тебе отвечу так: «Да, Миша, как всегда в девять к подъезду. А сейчас все. Ты свободен до завтра». Понятно? Ты это скажешь и прощай! Сделаешь, как я прошу?

– Сделаю. В лучшем виде.

Черная «Волга» подъезжает к высотному дому и останавливается у тротуара. Грузин, поглядывая на часы, ждет появления Марии. И вот он видит, что из Гастронома выходит Мария и идет домой как раз мимо поджидающего ее в машине грузина. Когда девушка поравнялась с машиной, распахивается дверца, и из машины вылезает красивый, молодой грузин с розами. Он направляется наперерез кубинке, и в это время водитель машины тоже вылезает из машины и спрашивает грузина громко, чтобы слышала Мария:

– Отари Андросович, Вам завтра машину как всегда подать к девяти утра к подъезду?

– Да, Миша. Как всегда, к дому утречком.

– А сейчас, Отари Андросович, я могу быть свободен?

Грузин уже загородил собой дорогу Марии, которая вынуждена остановиться.

– Да. Конечно. Гуляй до завтра.

В это время водитель, которому пришла в голову идея, быстро идет от машины к грузину.

– Что еще, Миша?

– Отари Андросович, извините меня ради бога, но выручите меня до завтра. В ЦУМе куртки финские продают, «аляски», такие с капюшоном, знаете. Мне двухсот рублей не хватает. Одолжите, пожалуйста, до завтра.

Грузин опешил на мгновение, но, продолжая широко улыбаться Марии и красоваться перед ней, достает из толстого желтого портмоне две сторублевки и дает их водителю.

– Нет вопросов! Пожалуйста!

Водитель спокойно кладет деньги в карман.

– Вы очень щедрый, Отари Андросович! Спасибо Вам большое. Завтра верну.

Грузин наклоняется к водителю и говорит тому шепотом на ухо:

– Молодец! Уважаю!!!

Водитель садится в машину и уезжает навсегда. Грузин протягивает Марии цветы, но та от них увертывается.

– Казаться доступной, но быть недотрогой, вот верх совершенства!

– Я кажусь Вам доступной?

– Дэвушка! Вы меня сразили наповал! Я у Ваших ног! Примите мой скромный букет! Только одно Ваше слово и такие букеты будут у Вас под окном каждое утро! Меня зовут Отари. Я к Вашим услугам!

– Но я не к Вашим!

Мария обходит грузина, но тот, не отставая от девушки, следует за ней по пятам…

За столом, застеленным зеленой скатертью, сидят шесть членов бюро во главе с Секретарем Райкома комсомола. Секретарь смотрит на часы.

– Так. Сколько там еще у нас осталось пропустить?

– Пять человек, – отвечает ему один из членов бюро.

Секретарь шепотом считает:

– Пять на десять. Пятьдесят. Мне в 15 часов надо быть в Горкоме партии. Опаздывать нельзя. Какие будут предложения? Переносим их на другой день? Неудобно. Они готовились.

– Может, запустим всех, кто остался, сразу? – предлагает другой член бюро.

Секретарь обводит свои суровым взглядом все членов бюро:

– Возражений нет? Давайте. Заводите остальных.

Член бюро, что сидит ближе всех к двери, выходит в коридор и приглашает на ковер разом всех оставшихся школьников и говорит Ершову:

– Заканчиваем. Скоро займемся тобой.

Ершов негодующе, молча, не удостаивая его внимания, отворачивается от райкомовца и уставился в окно, прошептав сквозь зубы:

– Щенок!

Через пятнадцать минут пятеро новоиспеченных комсомольцев со значками и членскими билетами в руках выходят из кабинета. Член бюро махом руки зовет Ершова, приглашая его пройти в кабинет:

– Причесался бы!

Ершов, пригладив волосы ладонью, вразвалочку входит в кабинет.

– Садитесь, товарищ Ершов, – Указывает ему Секретарь на стул для принимаемых в комсомол, стоящий в торце стола, за которым сидят райкомовцы.

– Спасибо, – Отвечает Владимир и садится на стул. Члены бюро устремили на Ершова свои ничего не обещающие ему хорошего взгляды. А Секретарь, наклонившись к члену бюро по его левую руку, спросил:

– Какое у нас дело к комсомольцу Ершову?

Другой член бюро, услышав это, встает, подходит к Секретарю и говорит ему на ухо:

– Письмо.

Секретарь приложил ладонь к виску как-бы что-то вспоминая:

– Ах, да! Так. Вы, товарищ Ершов, только что вернулись из служебной командировки в Республику Куба? Верно?

– Да.

– Вы женаты на кубинке и у Вас есть ребенок.

– Женился на кубинке. И ребенок есть.

– Вот мы и хотим Вас спросить, почему Вы, комсомолец, так ведете себя в быту?

– Как я себя веду? Конкретно.

– Конкретно? Пожалуйста! Измываетесь над своей женой, третируете ее, рукоприкладствуете, не уделяете никакого внимания ребенку. Привезли девочку себе с Кубы и теперь над ней измываетесь!

– Что-о-о? Третирую? Я измываюсь? Я? Над своей женой? Да Вы что несете? Вы что тут все с ума посходили? Откуда такие наговоры, эти бредни?

Один из членов бюро, как будто только этого и ждал, вскакивает и гневно мечет словесную тираду в Ершова:

– Ну и ну! Наши слова для него бредни. Нет, Вы все слышали? Как, да как Вы себя ведете в Райкоме комсомола? Вот! Он даже здесь себе такое позволяет! Мы здесь несем… Гнать его в три шеи из комсомола!

– Ершов! – поддержал своего коллегу другой член бюро, – Если Вы не прекратите так выражаться, мы с Вами поговорим по-другому. Хотите расстаться с комсомольским билетом? Мы Вам это устроим. И из армии Вас выставят в два счета.

– Я буду защищать свою честь, достоинство и имя где угодно. Перед Вами, в Горкоме комсомола, в ЦК ВЛКСМ, в суде! Все соседи подтвердят, что я люблю свою жену и ребенка и забочусь о них. И, если я тут что-то грубо высказался, сказал грубо, извините, конечно. Ну, не было ничего такого! Хотите приведу к Вам сюда свою жену, родителей. Не будет же мой отец, уважаемый человек, Вас обманывать? Или Вы ему тоже не поверите?