Дома она обнаружила, что ходит в этих туфлях с трудом. При резком освещении гардеробной комнаты ленты на лодыжках выглядели как-то театрально. Аннабель не могла бы с уверенностью сказать, на кого похожа больше: на жену банкира или на куртизанку. Остальные жены сотрудников банка ходили в тот же бутик, где она купила эти туфли. Эти женщины выглядели одинаково, одевались одинаково, да еще и вместе играли в теннис. Иногда Аннабель казалось, что, приехав в Женеву, она забыла ознакомиться с инструкцией под названием «Как быть супругой банкира». Жены коллег ее мужа были с ней вежливы, но держались на расстоянии. После первого наплыва приглашений на ланч наступило глубокое затишье. Разумеется, на официальных приемах все были с ней достаточно любезны, но, казалось, понимали, что она не такая, как они. Впрочем, она и сама это понимала. Аннабель решила, что это даже хорошо. Большинство этих дам предпочитали болтать о парижских показах мод, о своих загородных домиках, о поездках на Сардинию в прошлый уик-энд. При этом они наряжались по любому поводу, даже на какой-нибудь обычный поздний завтрак на выходных. Конечно, иногда было бы неплохо поучаствовать во всем этом. Однако по большей части Аннабель нравилось в одиночестве бродить по какому-нибудь музею, сидеть в кафе с книгой и рано ложиться спать. Ее абсолютно не привлекали благотворительные балы и званые обеды, на которые нужно являться в вечерних туалетах. А теннис она всегда ненавидела.

Новые туфли были настолько дорогими, что она не могла позволить себе не надеть их вообще. В них нужно было где-нибудь появиться хотя бы раз. Аннабель надеялась, что выглядят они такими же дорогими, какими и были на самом деле. Мэтью обожал видеть на ней роскошные вещи. Говорил, что для него это стимул много и упорно работать. Он любил бывать с ней на публике.

Но сейчас Аннабель распустила завязки на туфлях и освободила ноги из плена, после чего, все так же сидя, подтянула ступни к стройным бедрам, чтобы согреться. Ей ужасно хотелось закурить, но она сдержалась. Мэтью рассердится. Он ошибочно считал, что после переезда Аннабель ни разу не прикасалась к сигаретам. Она прятала сигаретную пачку в гостиной, за книгами по искусству. Мэтью никогда в них не заглядывал, так что разоблачение ей не грозило. Искусство ее мужа никогда не интересовало, если только оно не было связано с инвестициями клиента, но и в этом случае это была для него всего лишь работа, не более того. Аннабель позволяла себе одну сигарету за раз, впрочем, иногда две, но только тогда, когда Мэтью не ночевал дома. В последнее время такое случалось довольно часто.

С веранды Аннабель слышала негромкое позвякивание проезжающих внизу трамваев и ритмичный стук колес туристических конных экипажей по булыжной мостовой – тук-тук-тук. Обычно эти звуки действовали на нее успокаивающе. Но не сегодня. Она слишком нервничала. Взглянув на небо серовато-стального цвета, Аннабель подумала о том, когда же пойдет снег, который обещали уже несколько дней. Ей очень хотелось, чтобы Мэтью был рядом с ней. Без него их квартира казалась ей номером в отеле, а не полноценным домом. Да, это был шикарный, но все-таки отель. И обстановка соответствующая: темно-серые диваны, шелковые подушки из иката[1] и столы со стеклянными столешницами, идущими в комплекте. Шик, конечно, но корпоративный. С другой стороны, это и было корпоративное жилье – оно принадлежало банку «Свисс юнайтед» и сдавалось им в аренду по цене ниже рыночной. Еще одна из многочисленных привилегий Мэтью. За последние два года Аннабель привнесла в обстановку несколько штрихов. В гостиной на стене висела ее картина в импрессионистском стиле – городской пейзаж с видом Флоренции, которую она подарила Мэтью на память об их медовом месяце. Полки были заполнены ее книгами. Хоть Мэтью и говорил, что в этом нет необходимости, Аннабель привезла с собой из Нью-Йорка постельное белье: хрустящие белоснежные простыни со светло-серой окантовкой, подушки с вышитой монограммой в виде буквы «У» и такие же полотенца. Все это были попытки сделать обстановку более домашней. Поначалу Аннабель повсюду расставила фотографии: на боковых столиках, на каминной доске, на книжных полках. Вот она с Мэтью целуется на заднем сиденье старинного такси с шашечками на бортах, которое они наняли, чтобы скрыться со свадебной церемонии, проходившей в районе Трайбека на Манхэттене. Вот они вдвоем готовят лобстеров в шаткой хижине на берегу океана, которую они сняли в Монтоке летом накануне приезда сюда. Вот Аннабель в окружении друзей на открытии своей первой галереи… Большинство этих снимков она убрала. Раньше Аннабель думала, что благодаря им будет меньше скучать по дому, но эффект получился противоположным: глядя на эти фотографии, она чувствовала себя ужасно одинокой. Поэтому однажды ночью, когда Мэтью в очередной раз задержался в своем офисе, она, выпив целую бутылку вина, завернула все эти фото в мягкую пузырчатую упаковку и сунула на самую верхнюю полку в своей гардеробной.

Аннабель попробовала заменить эти снимки фотографиями нынешней жизни в Женеве, но их оказалось совсем немного. Мэтью так много разъезжал в будние дни, что на выходных с удовольствием оставался дома, чтобы выспаться, отдохнуть, сходить в тренажерный зал. Время от времени он отправлялся на встречу с клиентами за границу: в Мадрид, Берлин или на юг Франции – и тогда Аннабель его сопровождала. Это были деловые поездки, во время которых она мало видела мужа. На ее тридцатилетие они отправились в Венецию, но там Мэтью бо́льшую часть времени провисел на телефоне, общаясь с каким-то импульсивным клиентом, бившимся в истерике из-за своего бракоразводного процесса, который был в самом разгаре. Поэтому Аннабель бродила по городу одна, и все, что она там сфотографировала, – это кафе-мороженое, gelateria, которое ей посоветовал посетить ее приятель Джулиан, да стая голубей на площади Святого Марка. Несколько раз Аннабель с мужем ездили кататься на лыжах, обычно в Церматт, где у «Свисс юнайтед» было несколько шале для руководителей банка, но там всегда было много коллег Мэтью. Большинство из них были опытными горнолыжниками, которые, как и Мэтью, рвались покорять какие-то сверхсложные трассы, прокатиться по целине и спуститься с вершины, куда их доставлял вертолет. Не желая быть для мужа обузой, Аннабель безропотно отпускала его, а сама заказывала пару уроков с инструктором на склоне для начинающих или же просто приятно проводила время, удобно устроившись с книжкой у камина. Так что тут фотографировать тоже было особо нечего.

Отправляясь в Женеву, они планировали пробыть здесь два года. Два года, чтобы подзаработать денег, а потом вернуться в Нью-Йорк, купить себе хорошую квартиру и снова попробовать обзавестись детьми. Когда они уезжали из Америки, Аннабель было двадцать восемь, Мэтью – тридцать три. У них еще было время. Он говорил, что это будет увлекательным приключением. Как затянувшийся отпуск. Венеция, Прага, Париж, Брюгге – множество романтических мест, и все это на расстоянии короткого перелета или непродолжительной поездки на поезде. Можно будет взглянуть на лучшие образцы мировой живописи. Аннабель сможет подучить языки. Французский она когда-то знала хорошо, но его следовало реанимировать. На немецком, очень важном языке для галеристов, она говорила вполне терпимо, но его нужно было совершенствовать. Мэтью научит ее кататься на горных лыжах. Они смогут пойти на кулинарные курсы или взять уроки у сомелье. Будут лакомиться фондю. Поскольку речь идет всего о двух годах, Аннабель незачем устраиваться на работу. На поиски может уйти несколько месяцев, а это будет довольно сложно для человека, который не работал на какую-нибудь крупную корпорацию. Как бы там ни было, Мэтью будет упорно трудиться за них обоих. Он предпочел бы, чтобы Аннабель не работала, потому что хотел, чтобы она была дома, когда у него появится свободное время. Нет, это не значит, что он просит ее навсегда отказаться от карьеры. Только на пару лет. Все это временно…